Она прошла в палату кошек, зная, что её обманут, и она не может этого избежать. Как Габриэль Гилл в аду Зиофелона, она могла уничтожить себя, но не могла себя спасти. Как поверженный волк, она подставила горло в знак поражения, отдаваясь на милость соперника.
Дэвид лишь раз прежде разделял свое видение с существом, подобным Гекате: волшебным созданием, чей человеческий образ был лишь одеянием. Это был несчастный Габриэль, не знавший, кто он на самом деле, и обладавший небольшой силой. В отличие от него, Геката легко разобралась со своими способностями. Она была сильнее, её чаще посещало озарение, и все же в её сознании было мало чего-либо чуждого Дэвиду.
«Может быть, только ограниченность моего интеллекта заставляет меня считать её такой похожей на меня? — спросил он себя. — Или, приняв человеческую форму, даже ангелы и их создания начинают думать как люди?»
Он смотрел на Баст глазами Гекаты и нашел её ужасной, но отношение Гекаты было гораздо ближе к поклонению, чем когда-либо было его.
— Я здесь, — сказала Геката. — Обмен завершен.
— С моей стороны тоже, — ответила богиня с головой кошки, глядя вниз с высоты.
С другой стороны в комнату входил Люк Кэптхорн — заложник, предложенный Баст Зиофелоном. Он шел неуклюже, словно пьяный. Геката явно ожидала его появления, но Дэвид был удивлен. Он не мог поверить, что Люк чего-то стоит. На что обменяла его Баст? Он вспомнил, что кто-то сказал ему (правда, не мог вспомнить, когда), что Таллентайр выведен из игры, а де Лэнси — заложник спящей Сфинкс — отправлен на место. Люк Кэптхорн за де Лэнси — это было более или менее равноценным обменом.
«А меня обменяли на маленького ангела! — подумал Дэвид. — Кто из нас в этом обмене более ценен?»
Баст посмотрела своими огромными глазами с узкими зрачками вниз, на две крошечные фигурки, стоявшие перед её троном.
— Вы желаете испытать боль? — спросила она так, как никогда не спрашивала раньше. Дэвид, разделяя видение Гекаты, понял, что вопрос адресован как ему, так и его нынешнему носителю, и он сразу понял, что Харкендер разделял видение Люка.
— Да, — ответила Геката.
— Да, — ответил Люк Кэптхорн чужим голосом. Ответ прозвучал так, словно Люк не имел другого выбора.
Получив ответ, Баст заглянула глубоко в глаза Гекаты, растворяя фальшивое тело Корделии кислотой своей взгляда. Дэвид почувствовал, что свободен, как лишенный тела дух. Он не стал беспокоиться о своем новом состоянии и не попытался сопротивляться темноте, когда она обрушилась и повергла его.
Когда Дэвид смог видеть снова, он стоял на вершине пирамиды, в собственном теле, в собственном естественном состоянии. Все прежние боли и шрамы вернулись к нему, но казались почти терпимыми из-за своей привычности.
Рядом с ним, лицом к лицу, стояла Баст. Больше она не была великаншей, хотя все равно её тело осталось женским, а голова — кошачьей. Звезды над ними были сверхъестественно яркими. Мертвый, покинутый город у подножия пирамиды простирался во всех направлениях так далеко, как только мог разглядеть Дэвид.
— Дэвид, — серьезно сказала она, как человек может сказать своему старому другу. Он попытался вспомнить, называла ли она раньше его по имени — но в голову не пришло ни одного случая.
— Если ты собираешься соблазнить меня, — ответил он, постаравшись, чтобы голос звучал как можно более презрительно, — покажи мне царства моего мира, а не убогие руины мира, который никогда не существовал.
— Я соблазняла тебя раньше, — напомнила она ему. — Я знаю, как это делается. — Голос её был звучным и ясным, кошачье горло никогда бы не смогло издать такие звуки.
— Если ты хочешь попросить у меня прощения, — сказал он иронически, — то следовало сделать это давным-давно.
Дэвид был убежден, что контролирует ситуацию, и намеревался показать это.
— Мой род не нуждается в прощении вашего, — сказала она ему ровно.
— Так же, как и наш, — ответил он, — не нуждается в прощении скота, чьим мясом мы питаемся. Но иногда нам приходится просить фаворита скачек прибавить скорости, а иногда мы проливаем слезы из-за симпатичного барашка, отправленного на скотобойню.
— То, что мы должны сделать, — сказала она ему, — будет полезно и нам, и вам. В худшем случае ты разделишь с нами озарение, которого мы ищем, в лучшем случае будут выполнены твои самые заветные мечты.
— Какие мечты? — подозрительно спросил он, так как не совсем понял, что она имела в виду.
— Чтобы тебя оставили в покое. Твой мир и твою семью оставят в покое. Если тебе посчастливится, ты сможешь доказать, что нам нечего больше получить, вмешиваясь в дела людей.
— Но если мне не повезет, — возразил он, — я докажу, что твоим интересам лучше всего служит наше уничтожение.
Он знал, что кто-то посоветовал ему не беспокоиться об этом, хотя в данный момент не мог точно вспомнить, кто именно. Но он был уверен, что обязательно вспомнит. Сейчас же следовало уточнить этот вопрос.
— Искать озарения всегда опасно, — сказала богиня, продолжая открыто рассматривать его своими прекрасными кошачьими глазами. — Постоянно остается опасность, что истина окажется непереносимой.
— Я знаю, — проговорил он с горечью. Но затем добавил: — Хотя я рад, что нам не приходится разделять мою боль, я бы хотел, чтобы Таллентайр был здесь.
— Я бы тоже этого хотела, — ответила богиня. — Но Зиофелон не принял его. Это было не в моих планах, Дэвид, это было предложение Зиофелона, но я не посмела отказаться. Если бы я заключила союз с Зиофелоном много лет назад, до пробуждения остальных, все было бы иначе, но сейчас настали перемены. Нам следует действовать как можно осторожнее, и для этого нужно расследовать некоторые неизвестные нам факты.
— Перемены действительно произошли, — согласился Дэвид. — Двадцать долгих лет ты населяла мои сны, играла моей душой, как кошка играет мышью, никогда не снисходя до разговора лицом к лицу, как сейчас. Теперь я неожиданно стал твоим фаворитом в вашем совместном предприятии. Я твоя беговая лошадь, бойцовая собака — и ты наконец-то подходишь ко мне, как одно разумное существо к другому, и смотришь на меня неожиданно честными и теплыми глазами. Ты использовала шпоры и кнут на полную катушку, а теперь ты добавляешь к этому льстивый голос и призрачные обещания пряников за исполнение твоих желаний. Но ты слишком горда, чтобы просить у меня прощения, разумеется, ты слишком тщеславна, чтобы признать свое обращение со мной бессмысленно жестоким и бесчестным.
— Только глупцы ожидают лучшего от своих богов, — ответила она. — Мы оба это знаем.
— Если бы я думал, что ты способна заплатить, — сказал Дэвид с тщательно отмеренным пренебрежением, — я бы запросил высокую цену за услугу, которую мне приходится выполнять. Но я никогда не верил, что ты настоящая богиня, поэтому я ограничиваюсь более скромными требованиями.
