Убить Мерина несложно. Он старый, больной, еле ходит. Ворон смерти давно кружит над Смотрящим. Никто не удивится. Но даже если прокуроры ни к чему не подкопаются, то у братвы обязательно возникнут подозрения. Или, скажем так, вопросы. Кто последний был со стариком? С кем он разделил последнюю стопку? Наконец, кому было выгодно, чтобы Мерин умер? Кодла не станет проводить вскрытие и химический анализ, ей на фиг это не упало. Сделают свой разбор, и всё станет ясно. Если посчитают, что виновен, перережут горло от уха до уха, и всё на этом. Без всяких апелляций.
И как сделать, чтобы никто не показал на тебя пальцем? А?
Там постоянно чьи-то глаза и уши. Несмотря на свою дряхлость, Мерин все еще значимая фигура в воровской иерархии. Фигура, наделенная широкими полномочиями. Деньги, общак, разборы непоняток. Кто-то всегда приглядывает за саманным домиком у оврага – Череп, Султан, Жучок. Так просто взять и сыпануть прозрачных кристаллов в рюмку не получится. Надо что-то придумать…
Студент вдруг резко вскинул голову, будто что-то услышав. Выключил телевизор, отставил в сторону рюмку.
В квартире раздавался еле слышный мелодичный звон. Дзинь-дзинь-дзинь…
Китаец! Фарфоровый советчик, который дает правильные подсказки. Он стоял… нет, точнее, сидел на серванте, между конфетницей и хрустальной вазой из Богемии. Китайская статуэтка эпохи Мин – узкоглазый, с отвислыми усами над нарисованной улыбкой, мудрец, скрестивший ноги в позе лотоса. Халат из красной глазури, штаны из голубой, золотые разводы, голова на невидимом шарнире. Сейчас голова покачивалась вперед-назад: дзинь, дзинь, дзинь. Сама по себе.
Студент не дотрагивался до статуэтки уже давно, несколько месяцев. Боялся. Однажды он хотел ее разбить, но не сумел. Потом она сама разлетелась на мелкие осколки, поранив ему лицо. Как маленькая бомба. А наутро снова стояла на своем обычном месте – целехонькая… Дзинь, дзинь, дзинь… Тогда китаец своим киванием подтвердил, что в него вселяется хозяин перстня. А потом он и голос услышал этого хозяина. Правда, решил, что померещилось… Дзинь, дзинь, дзинь! Звук становился все требовательней.
Студент и сейчас боялся. Ему казалось, что китайский болванчик подзывает его кивками фарфоровой головы. Терпеливо, настойчиво. Зная, что ослушаться нельзя. Невозможно. Студент подошел к серванту, остановился на почтительном расстоянии. Голова замерла на месте. Еще один кивок – одобрительный.
– Я не знаю, что мне делать, – просипел Студент севшим голосом.
Голова влево-вправо. «Не знаешь».
– Мне не простят, если я даже просто пожелаю Мерину смерти…
Влево-вправо. «Не простят».
– Но ослушаться нельзя…
«Нельзя».
– Тогда подскажи, как мне быть. Я не могу зайти и выйти незамеченным. Мерин хитер, а его челядь на зрение не жалуется.
Студенту вовсе не казалось странным, что он разговаривает с фарфоровой статуэткой. Один, в пустой квартире. С ним случались вещи куда более странные, он, можно сказать, привык.
– Может, подговорить Черепа или Султана? Денег им дать?
Влево-вправо. «Ни в коем случае».
– А может, и так прокатит? Мы ведь сидели с ним вдвоем, когда он мне про перстень рассказывал. Зайду, вроде побазарить…
«Не прокатит».
– Так что мне, просто сидеть и ждать?
Пауза. Кивок. Дзинь, дзинь.
– Чего ждать?
Студент мучительно потер лоб. Он не заметил, как и сам стал покачивать головой в такт движениям китайца.
– Слушай, раз ты такой умный, сделай так, чтобы и мне какие-то мысли передались!
Фарфоровая голова замерла. Китаец улыбался. Но что-то в облике статуэтки поменялось, Студент не мог понять, что. Подошел ближе. Он увидел…
Он привык не удивляться. Теперь это был не китаец. У статуэтки было лицо Матроса… Точнее, карикатура. Слишком низкий лоб. Слишком выпирающие зубы. Глаза-точки едва намечены легким касанием кисти художника. Матрос хищно скалился, глядя на Студента. Вдруг его голова качнулась и с легким стуком упала рядом. Дзынь…
* * *
Через месяц, в январе, Мерину стукнуло семьдесят. Юбилей. Обычно он не справлял дней рождения, но тут дата случилась не просто круглая, а прямо-таки банкетная, заслуженная. Такое богатство не спрячешь!
Султан от имени общины подорвался к Смотрящему с предложением: так и так, забиваем лучший зал в «Театральном» – коньяк, барашек, стерлядка, лучший джаз-банд, можем даже канкан организовать из девчонок областного ансамбля народного танца.
– В жопу все твои рестораны-канканы, – отрезал Мерин. – Нашему брату особо светиться не резон. Да и вообще… Вот моя халупа, вот мой стол, моя кровать, ничего мне больше не надо. Никуда отсюда не пойду. Ни здоровья, ни желания.
– А как же праздновать тогда? – опешил Султан. – Как братва поздравлять тебя будет?
– С чем поздравлять, ушлёпки? – каркнул Мерин и закашлялся. – С тем, что в сосновом клифте скоро лежать буду? Обойдусь! А кому сильно приспичит, тот зайдет в гости к старику, скажет доброе слово, посидит по-свойски, вспомнит былые времена. К Мерину записываться на прием не надо! И на этом – ша!
Таким образом тема с рестораном затухла, но и бросать Мерина в такой день одного тоже было не по правилам. Слегка пошуршав в обществе, Султан прикинул, что «посидеть по-свойски» намылилось не меньше тридцати рыл. Намечалась серьезная пьянка. Надо было и готовиться серьезно.
По блату в мебельной комиссионке приобрели два раздвижных стола: овальный и обычный – прямоугольный. В комнату влез только один, второй поставили в сенях. В ближайшей школе, где как раз шли каникулы, одолжили и привезли на «газоне» тридцать стульев из актового зала. Череп сказал, надо было парты брать, братву по двое усаживать, вместо чернильницы – пузырь водки, и чтобы Мерин перед всеми типа урок вел. Поржали.
Насчет еды и пойла решили особо не париться. Фитиль закупил пять ящиков водки, Жучок договорился с соседками – молодуха Верка жила через два дома, а тетя Клава-самогонщица – прямо напротив, чуть наискосок. Те обещали наварить картошки, холодца, нарезать сала домашнего, мяса нажарить, ну и подать-убрать, помыть… Ну, кажись, и всё. Ах, да. Султану приспичило, чтоб рядом с домиком цветами по снегу была выложено число «70», а над ним – большой глаз.
– Глаз? А на фига глаз?
– Ну, глаз, это значит – Смотрящий, это знак такой, – объяснил Султан. – Свои поймут, а остальным и на фиг не надо.
Идея показалась слишком экстравагантной, к тому же кто-то вспомнил, что у масонов, а может, даже у сионистов изображение глаза тоже используется, значит ворам такой символ – в падлу! Решили вместо глаза написать просто «Мерин». Верку подрядили на это дело за тридцать рублей…
