— Я слушаю.
— Я бы хотела, чтобы Наталью Севастьянову перевели из камеры для «бревен» в мою комнату. И еще — чтобы вы разрешили мне иногда выезжать с ней в город.
— Вы с ума сошли! — Сиро, наконец, оторвался от созерцания зрелища за стеклом и повернулся к девушке, — вы понимаете, на какой риск мы идем?! И ради чего?
— Сиро-сан, мы же по-прежнему зависим от нее, если все-таки надумаем использовать ее как проводника. Она полностью дезориентирована, но еще не созрела для «предательства»- как ей кажется. Но будьте уверены — я найду к ней ключик. У нее не получится обмануть и, тем более, удрать от меня.
— В этом-то я не сомневаюсь, — буркнул Исии, — я сомневаюсь, что она стоит всей этой возни. Она и вправду знает, где находится то, что нам нужно?
— Знает и неплохо, — кивнула Илта, — не раз там бывала. Это где-то в тайге, к северу от Байкала. Она говорит, что проект «Плеяда», что-то вроде нашего, только предназначен не для создания бактериологического оружия, а для борьбы с ним. В ее задачу входит медосмотр и отбор «добровольцев», на которых испытывали новую вакцину.
— Добровольцы?
— Ну, у них так называется — у Советов же все добровольно, — хмыкнула Илта, — На самом деле это «враги народа» и «предатели», которые, по словам Натальи так искупают свою вину перед Советской властью. Их отбирали и после медосмотра, отвозили в Центр, куда Наташу вызывали пару раз для отчета. Только сдается, мне вакцина тут не причем.
— Почему вы так решили? — спросил Сиро.
— Она говорит, что там было множество закрытых помещений, куда ее не пускали. Людей, на которых испытывали вакцину больше никто не видел — впрочем, их могли пустить в расход, чтобы не болтали. К тому же странно — по ее словам это были все женщины.
— Действительно, — хмыкнул Исии, — чума или холера не будет смотреть на пол.
— Вот именно. Единственный раз ей приходилось обследовать мужчин — и это пожалуй самое странное в этой истории. Говорят, что за полгода до нашего наступления в Монголии НКВД устроило настоящую облаву на местных шаманов — монгольских и бурятских. Человек двадцать свезли в Читу, из самых глухих сел, с дальних кочевий. Медосмотр — Наташа говорит, это ее особенно удивило — был самым беглым, женщин осматривали куда тщательнее. А потом их увезли на север.
— Странно, — Сиро нахмурился, — хотя какое нам дело до них.
— Возможно, именно тут кроется ключ, к разгадке истинных целей «Плеяды», — предположила Илта, — уж шаманы точно не помогут им создавать вакцину. Ну и еще — вы можете не верить в шаманский дар, но поверьте человеку, который родился в Забайкалье и полгода прожил в тайге — это не то, чем стоит пренебрегать в здешних краях.
— Может вы и правы, — задумчиво кивнул Сиро, хотя в глазах по-прежнему читалось скептическое выражение, — так и что это нам дает?
— Пока не знаю. Поэтому я и хочу попросить у вас разрешения съездить в Ургу. Кажется, я знаю, кто там может нам помочь.
— Как это уезжаешь? А как же я? Ты бросаешь меня тут?!
Наташа уселась на кровати, возмущенно глядя на стоявшую у двери Илту.
— Я вернусь через несколько дней, — невозмутимо произнесла куноити, — ты даже соскучиться не успеешь. Так что не волнуйся.
— С чего ты взяла, что я буду по тебе скучать? — фыркнула Наташа, — думаешь, я такая наивная дура, что поверю, что ты заботишься обо мне от чистого сердца? Я тебе нужна — тебе и людоеду, что тут за главного. Просто вижу я как эти узкоглазые облизываются на мои сиськи — из-за тебя на мне почти всегда мало одежды. И чувствую я — только ты за дверь, мне мешок на голову накинут и отволокут туда же куда и этих бедняг из соседних камер. Сколько у вас тут подвалов братской могилой стало?
Илта недовольно посмотрела на Наташу — как только неотвратимость смерти отодвинулась в неопределенное будущее, у советской девушки начал прорезаться характер. Свою роль сыграло и то, что Илта вот уже недели две окружала девушку такой заботой и лаской, что первый урок послушания выветрился из хорошенькой головки Наташи. Она все чаще дерзила, что поначалу веселило Илту, но затем стало раздражать. Видать, с пряниками пора заканчивать.
— Откуда такие фантазии о здешних подвалах, — насмешливо произнесла Илта, усаживаясь, скрестив ноги, на соседней кровати, — по вашей живодерне судишь?
— У нас были мирные исследования, — отрезала докторша, — и участвовали в них лишь добровольцы. От ваших же изуверов защищались — что думаешь, я не помню, как у нас в тылу то чума, то холера, то еще какая-то дрянь вспыхивала. Думаешь, я не знаю, как ваши самолеты сбрасывали «бомбы» из которых зараженные блохи и комары вылетали? Мы тогда с ног сбились, потому что солдаты и офицеры целыми батальонами мерли. Думаешь, не знает никто откуда эта дрянь лезла?
— Это война, красавица, — фыркнула Илта, — тут умирают много и часто, привыкай уже. Если бы победили вы, нам бы было ничуть не лучше.
— Мы не фашисты, — запальчиво воскликнула Наташа, — мы так с пленными не поступаем.
— Ага, вы так поступаете со своими, — раздраженно сказала куноити, — те кого вы в тайгу увозили, поди радешеньки были умереть за Страну Советов?
— Это были враги народа, — упрямо сказала Наташа, — они сами вызвались участвовать в опытах, в обмен на свободу. К тому же ранее вакцина проверялась на обезьянах.
— На обезьянах? — Илта с трудом скрыла волнение. Все моменты недавнего жуткого сна разом вспыли в памяти.
— Недешевое удовольствие, — стараясь сохранять спокойствие, сказала куноити, — разве нельзя было взять обычных крыс?
Наташа презрительно покосилась на финнояпонку.
— Я ведь тебе нужна только затем, чтобы подобраться к последней надежде моей страны не проиграть эту войну. Я была малодушной оппортунисткой, позволившей себе продаться за двойной паек и японские сиськи. Черта с два я тебе скажу еще что-то.
Илта неторопливо поднялась с кровати и подошла к Наташе. Русская, внезапно вспомнив все, невольно шарахнулась от куноити, но та была быстрее, сделав трудноуловимое движение рукой и советская девушка рухнула на кровать без сознания.
— Значит, твое обучение еще не закончилось, — Илта облизнулась, — как мне это нравится!
Очередное пробуждение Наташи состоялось в незнакомом ей помещении. Внимательно осмотреть новую обстановку ей мешала нелепая неудобная поза — совершенно голая девушка сидела верхом на чем-то напоминающим детскую деревянную лошадь, с заостренным клиновидным ребром вместо спинки. Это ребро глубоко врезалось в промежность комсомолки, раздвинув внешние складочки и впиваясь в нежную плоть. Притянуты вплотную к ягодицам лодыжки, короткой цепью соединяясь со скованными за спиной руками. Вокруг колен пропускались кожаные ремни, со свободно свисающими концами, к которым крепились небольшие гирьки. В завершение всего роскошная Наташина коса была протянута вверх и примотана к висящей над потолком люстре. Все это полностью фиксировало советскую девушку на месте, не давая ей не малейшей возможности соскочить или как-то облегчить ее унизительное положение. Все тело ломило, конечности затекли от связывавших их веревок и ремней. Однако самым неприятным было, конечно, деревянное ребро, врезавшееся в промежность.
