Ознакомительная версия.
О визите Буранова меня ещё с утра предупредил непосредственный начальник – товарищ директора Департамента Иван Францевич Нессельроде, и был Иван Францевич при этом несколько озадачен.
– Ума не приложу, с какой целью он вами интересуется, – честно признался он.
– А он интересуется? – уточнил я.
– Да уж… Затребовал досье, расспрашивал о проведённых делах. У меня даже сложилось впечатление, что имеет на вас некие виды.
– Что?!
Я внутренне напрягся. Служба в канцелярии Е. И. В. считалась престижной, платили там хорошо, карьеры складывались успешно, однако чиновничья стезя меня отнюдь не привлекала. Скорее, наоборот. А вот в Департаменте я был занят живым делом и, полагаю, вполне с ним справлялся. Во всяком случае, полковником стал раньше стандартного графика, удостоился двух орденов, и Нессельроде не скрывал, что через три-четыре года видит меня своим преемником.
– Вы уж меня не отдавайте, Иван Францевич, – попросил я как бы в шутку. Хотя какие там шутки! Мы люди служивые. Спустят сверху указание о переводе, и загремит полковник Ходько В. А. приносить дальнейшую пользу Отечеству в канцелярии. А если не согласен, пиши рапорт об отставке и мотай в родную Малороссию, в полузабытое полтавское имение, в котором после смерти отца, почитай, ни разу и не был. Только отчёты управляющего получаю по информационной сети, и раз в три месяца приходят невеликие банковские переводы от него же…
Нессельроде сердито кашлянул.
– Не отдадим, – буркнул он. – Впрочем, скажу откровенно: коли не ошибаюсь, и речь действительно зайдёт о переходе в его ведомство, возражать будет непросто. Это же Буранов… Хотя, какое там ведомство! Он сам по себе министерство. Уж очень своеобразное амплуа у человека…
И Нессельроде кое-что рассказал про тайного советника. Его рассказ в сочетании с обрывками моей собственной информации дал богатую пищу для размышлений. Вот почему визита Буранова я ждал с тревожным интересом.
Михаил Буранов
Ничто так не говорит о человеке, как его жилище. А кабинет для офицера-контрразведчика и есть второе жилище. Ненормированный день, порой недели без выходных, вызов к руководству в любое время суток, а если, не дай бог, какой-нибудь форс-мажор, то и переход на казарменное положение… сам служил, знаю. Вот и получается, что кабинетный диван или кресло, предназначенные, вроде бы, для сидения, нередко заменяют постель.
Правда, военная служба в России вознаграждается щедро. Ежемесячное жалованье полковника Ходько составляет никак не меньше трёхсот рублей. С командировочными, наградными и лечебными на круг выйдут и все четыреста пятьдесят. За такие деньги со служебными неудобствами и лишениями мириться можно. Беда лишь в том, что высокое жалованье не заменяет жене мужа, а детям отца. В офицерской среде разводы – дело обычное, и Ходько, увы, не стал исключением. Я это знаю из личного дела. Три года назад жена забрала сына и ушла к врачу-терапевту, который зарабатывает меньше, но времени и внимания уделяет ей намного больше. И, подозреваю, с тех пор кабинет полковника действительно стал для него вторым домом…
Ну, что ж, своё жилище Ходько содержит в порядке. Дело даже не в том, что в кабинете царит чистота, а на столе и светящемся экране анализатора нет и пылинки – на то существует уборщица. Главное, здесь каждая вещь знает своё место. Аккуратно разложены бумаги, письменные принадлежности под рукой, календарь с перечнем текущих дел – перед глазами, три телефонных аппарата удобно расположились на приставном столике слева, книги на полке в шкафу – корешок к корешку… А если прибавить хорошо сидящий на полковнике, безукоризненно отглаженный тёмно-синий костюм с галстуком в тон, то нетрудно предположить, что хозяин кабинета аккуратист и педант, не лишённый, впрочем, творческого начала. Об этом говорят некоторые дела, которыми он занимался.
Например, чётко спланировал и виртуозно провёл оперативную игру, в результате которой в Дагестане были взяты с поличным агенты Федерального управления разведки Северо-Американских Объединённых Штатов. Одновременно было обезглавлено и местное мусульманско-террористическое подполье, поддерживаемое американцами. Наградой для Ходько стало внеочередное звание подполковника.
Недурно поработал он и в САОШ под журналистским прикрытием. Там он открыл корпункт издания «Вечерний Петербург» (слегка обалдевший владелец газеты не возражал, тем более что все расходы по содержанию взял на себя Департамент) и в течение года отправлял из Америки игривые репортажи – кстати, на мой вкус, очень даже неплохие. О главном же, само собой, не напишешь… А заключалось это главное в том, что, используя собственные малороссийские корни, Ходько установил контакт с эмигрантским движением «Великая Украина». Организация эта, щедро подпитанная американцами, долго время изрядно мутила воду в западных украинских провинциях. Отколоть Малороссию от империи, создать отдельное государство, а в перспективе и унию с Польшей – таковы были цели «Великой Украины».
Выдавая себя за представителя львовских сепаратистов, Ходько вошёл в доверие к эмигрантским лидерам. Добытые им сведения помогли арестовать на нашей территории нескольких эмиссаров движения, были найдены склады с нелегальной литературой и оружием, взрывы в администрациях трёх провинций так и не состоялись… А министерство иностранных дел с фактами в руках сделало чрезвычайно жёсткое предупреждение американской стороне, после которого заокеанские спецслужбы были вынуждены резко сократить помощь эмигрантам…
Лет полковнику исполнилось тридцать семь, роста он среднего, и скорее коренаст, нежели строен. В тёмных волосах серебрится ранняя проседь; не красавец (нос подкачал – картошкой). Однако на недостаток внимания со стороны противоположного пола не жалуется (знаю, знаю: личное досье выдало с головой…). Возможно, причиной тому широкие плечи, внимательные карие глаза и квадратный подбородок. На добродушном лице Ходько он вроде бы из другой оперы, зато намекает на твёрдый характер владельца…
Твёрдый характер – в нашем деле условие непременное. И он полковнику сейчас очень даже понадобится. Мало того, что я намерен привлечь его к распутыванию мутной, тёмной и, судя по всему, весьма опасной ситуации, в которой сам пока что ни черта не понимаю. Так ещё и начать разговор придётся с новости для Ходько печальной. Ненавижу сообщать людям дурные вести, но сейчас деваться некуда…
– Как вам чай? – любезно спросил полковник на правах хозяина.
– Благодарю. Очень даже недурён. Привык, знаете ли, на Востоке…
На самом деле чаёк был так себе. Настоящий высокогорный зелёный чай пивал я в гостях у буддийских монахов, и с тех пор напитком этим буквально заразился. Да где ж его взять, настоящий-то, в Петербурге? И не до чая теперь – пора начинать разговор.
Ознакомительная версия.
