В большой комнате на первом этаже – Лизетт предположила, что на самом деле это бальная зала, хотя первые жильцы дома скорее сочли бы сегодняшний бал пляской смерти, – выступала группа новой волны «Игла». Несмотря на то что децибелы сильно перехлестывали за болевой порог, большинство гостей собрались тут. Остальные, разбившись на маленькие группки потише, зависали в других комнатах. А здесь больше половины народу танцевали, а прочие стояли у стен, пытаясь разговаривать. Дымок марихуаны почти терялся в зловонном тумане, сочащемся из британских сигарет.
– Вон Мидж и Фиона, – прокричала Даниэль в ухо Лизетт. Она энергично замахала руками и нырнула в толпу, лавируя между танцующими.
Мидж надела элегантное, искусно сшитое средневековое платье – тяжелая парча ниспадала на пол, подчеркивая обнаженную грудь. Свои светлые волосы она спрятала под конической шапочкой со струящейся сзади вуалью. Фиона прислуживала ей в образе мальчика-пажа.
– Вы только что приехали? – спросила Мидж, окидывая неодобрительным взглядом костюм Лизетт. – Шампанское там, на серванте. Погодите, я позову одну из этих прелестных французских горничных.
Лизетт ловко ухватила два стакана с проносящегося мимо подноса и передала один из них Даниэль. Разговаривать в таком шуме было невозможно, но с Мидж ей и так не о чем беседовать, а Фиона – всего лишь безгласная тень.
– Где наша хозяйка? – спросила Даниэль.
– Еще не спустилась, – ухитрилась провопить Мидж. – Бет всегда выжидает, чтобы устроить грандиозный выход своей мелкой персоны. Ты ее появления не пропустишь.
– Кстати, о появлениях… – Лизетт кивнула на пару, только что ступившую на танцплощадку. Женщина была в фуражке офицера СС, сапогах выше коленей, черных брюках и подтяжках, крест-накрест пересекающих ее голую грудь. Она ехала верхом на своем компаньоне-мужчине, оседланном, с уздечкой во рту и еще несколькими элементами кожаной упряжи на теле. – Не знаю, эксцентрично это или просто вульгарно, – заметила Лизетт.
– Не слишком похоже на чаепития в женском клубе у тебя дома, да? – хмыкнула Мидж.
– А кокс тут где-нибудь имеется? – быстро вмешалась Даниэль.
– Недавно был. Посмотри в библиотеке – ну, в комнате сразу под раздевалками.
Лизетт проглотила шампанское и, прежде чем последовать за Даниэль вверх по лестнице, раздобыла себе вторую порцию. Мужчина в рыболовных сетях, мотоциклетных ботинках и жилете, сооруженном в основном из цепей и нацистских медалей, схватил ее за руку, видимо желая потанцевать. Маску ему заменяло с фунт теней для век и черной губной помады. Лизетт крикнула невнятное, все равно никому не слышное извинение, зажала пальцем ноздрю, наглядно втянула воздух и кинулась догонять Даниэль.
– Ты только что отшила Эдди Зубастика, солиста «Трепанов», – сообщила ей Даниэль. – И почему он не поймал меня!
– Ты еще получишь свой шанс, – успокоила подругу Лизетт. – Кажется, он идет за нами.
Даниэль мгновенно остановилась.
– Есть понюшка, крошки. – Эдди Зубастик постучал серебряной ложечкой по пузырьку, висящему у него на груди среди цепей.
– Мы просто не могли больше выносить шум в зале, – объяснила Лизетт.
– «Игла» – дерьмо. – Эдди Зубастик обвил ручищами талии обеих – девушек, подталкивая их вверх по ступеням. – Вы гребаные сестренки? Я бы вам вставил.
Слава богу, в библиотеке оказалось полно народу – Лизетт решила, что ей не хочется уединяться с Эдди Зубастиком. Дюжина или больше гостей собрались здесь, энергично нюхая и не менее энергично разговаривая. За столом две из вездесущих горничных деловито заготавливали белые дорожки на зеркалах и раздавали их гостям, чье число оставалось более или менее постоянным, поскольку люди то забредали сюда, то покидали комнату. Сигарный ящик предлагал всем желающим туго свернутые косяки.
– Тайские, – причмокнул Эдди Зубастик, сгреб пригоршню самокруток, сунул по одной в губы подруг, а остальные запихнул себе под жилет.
Даниэль хихикнула и убрала косяк в портсигар. Отстегнув от цепи серебряную трубочку, Эдди втянул в ноздрю две толстые полоски с одного из зеркал.
– Аж глаза на лоб лезут, крошки, – пригласил он девушек.
Когда они закончили, горничная забрала зеркало, заменив его другим, – дюжина кокаиновых дорожек теснилась на гладкой поверхности. Затем девушка начала старательно пропускать кристаллический кокаин через фильтр, чтобы снова наполнить пустое зеркало. Лизетт зачарованно наблюдала за ней. Ей наконец-то открылось, какое богатство демонстрирует эта вечеринка: все остальное казалось просто вышедшим из какого-то фильма, но раздача порошка больше чем сотне гостей – такую экстравагантность даже представить трудно.
– Даниэль Борланд, не так ли?
Им поклонился мужчина в костюме Мефистофеля.
– Эдриан Треганнет. Мы встречались на одной из вечеринок Мидж Воган – возможно, вы помните.
Даниэль вгляделась в лицо под полумаской.
– О да. Лизетт, это сам Мефисто.
– Значит, это мисс Сэйриг, объект вашего этюда углем, которым так восхищается Бет. – Мефисто поймал руку Лизетт и коснулся ее губами. – Бет ждет не дождется встречи с вами обеими.
Лизетт отдернула руку.
– А вы не…
– Тот грубый парень, который пристал к вам в Кенсингтоне пару дней назад, – извиняющимся тоном закончил Треганнет. – Да, боюсь, что тот. Но вы должны простить мою развязность. Видите ли, я действительно обознался, приняв вас за одну мою близкую подругу. Не позволите ли мне загладить вину бокалом шампанского?
– Конечно.
Лизетт решила, что с нее довольно Эдди Зубастика, а Даниэль вполне способна защитить себя, если ее сиськи устанут от тисканий известной поп-звезды.
Треганнет быстро вернулся с двумя фужерами. Лизетт расправилась с еще парой дорожек и благодарно улыбнулась, принимая бокал. Даниэль пыталась пристрелить Эдди Зубастика из своего портсигара, и Лизетт решила, что сейчас открывается хорошая возможность улизнуть.
– Ваша соседка чрезвычайно талантлива, – заметил Треганнет. – Естественно, она к тому же избрала столь очаровательный объект для своего рисунка.
«Скользкий, как змея», – подумала Лизетт, позволяя ему вновь взять себя под руку.
– Как мило с вашей стороны сказать так. Однако меня приводит в некоторое смущение мысль о том, что незнакомый человек владеет моим портретом, на котором я в нижнем белье.
– Вы очень скромны, дорогая моя, – скромны, как название картины, «Роза во тьме». Бет повесила ее в своем будуаре, так что вряд ли можно сказать, что портрет выставлен на всеобщее обозрение. Ваш наряд на картине наводит на мысль, что вы, как и Бет, питаете склонность к одежде и манерам прошлого века.
