Ознакомительная версия.
— Что еще он может?
— Он в море, — ответил Алаа, — я знаю где. Прилив опасен. Это примитивное создание не способно понять — насколько. Он не сам дал имя кораблю, он волен в этом не больше, чем в судьбе Занозы. Его уносит высокая вода, он тонет, но думает, что плывет.
Прилив? Высокая вода? Алаа может говорить о чем угодно, но чтобы сохранить здравый рассудок, нужно придерживаться хоть какой-то разметки в реальности. Здесь и с приливом, и с половодьем, и с наводнением, связано только настоящее имя Занозы. Спэйт. Так назвался основатель их рода, выдававший себя за морского духа или за демона и женившийся на человеческой женщине. Титул и земли семья получила уже потом, после прихода Вильгельма Завоевателя. А до того родовым именем было прозвище. И если Алаа имеет в виду что-то другое, значит, понять его — дело безнадежное.
— Этьен с ним, поглощен, но еще не убит. Он увидит нас даже сквозь «туман». И он неуязвим для оружия, если только не пробить ему сердце. Но вы знаете, что делать, мистер Намик-Карасар, ведь были и такие, и никто не остановил вас.
Таких не было. До встречи с Занозой Хасан не верил, что такие, вообще, существуют. И все же, любая задача по уничтожению человека, вампира или духа сводится к выбору верной тактики. Как можно более простой. Это не переговоры, в конце концов. Цель — жертва, а не собеседник. У собеседника всегда остается хоть сколько-нибудь инициативы, хотя бы иллюзия таковой. У жертвы инициативы нет.
…Арни локализовал местоположение обоих телефонов, и Лероя, и Занозы. Точность оставляла желать лучшего, но для уточнения того, верны ли выводы, сделанные тийрмастером, ее было достаточно. Алаа сказал, что ратун Занозы в море. Телефоны, оба, находились в районе побережья. Правда, ни одного судна с названием «Прилив», «Половодье» или «Наводнение» обнаружить не удалось, но Алаа уверенно показал место на карте:
— Он здесь. Покинул порт и идет в открытый океан.
А из ближайшего порта четверть часа назад вышла «Тейдта», яхта, на которой можно было отправляться в кругосветное плавание, не то, что в переход до берегов Европы. Арни, чья самооценка на глазах приближалась к уровню «незаменимый», гордо сообщил, что на ирландском «тейдта» означает «прилив».
Оставалось ответить на два вопроса. Во-первых, брать ли с собой Минамото? Он пригодился бы для отвлекающего маневра и дайны принуждения были для него не так опасны, но то ли интуиция, то ли чувство собственничества противились сотрудничеству с японцем. Выручив Занозу, Минамото может вообразить, что получил какие-то права на него.
Непременно вообразит. Он любой повод для этого ищет.
Второй вопрос косвенно относился к первому — Хасан вовсе не был уверен, что Занозу надо выручать. Полгода назад он не задумываясь отправился бы спасать мальчика из логова безумного монстра. Сейчас он не знал, кого от кого придется спасать, потому что мальчик и сам был безумным монстром. Осенью Заноза сказал, что не убил ратуна только потому, что после этого не стало бы его самого, не осталось бы поводов для существования той фантасмагории, которой он себя считал. С тех пор многое изменилось, поводы появились, а у ратуна, соответственно, не осталось шансов уцелеть.
Алаа о судьбе Занозы абсолютно не беспокоился, а ведь любил его по-своему, и дал бы знать о любых сомнениях в благополучном исходе.
Попытался бы дать знать.
Тийрмастер, правда, был уверен, что «Тейдту» нужно догнать, и собирался помочь Хасану в бою.
Храни Аллах! Высадиться на яхту, выяснить, что там происходит и вмешаться, если будет необходимость — это правильно и разумно, но Халька Алаа следует оставить на берегу. Он, в конце концов, тийрмастер, да еще и лишившийся комеса. Его самого охранять надо.
Или… использовать для отвлекающего маневра? Для Алаа дайны принуждения опаснее, чем для Минамото, но бой, даже с неуязвимым мертвяком, не займет много времени, если не дать противнику времени на подготовку. Арса просто не успеет ничего сделать.
Неуязвимость таких как он — относительна. Это лишь большой запас прочности, сверхъестественно-большой, и имеющий сверхъестественное же внешнее проявление. «Неуязвимые» вампиры могли становиться нематериальными. В этом состоянии пули и клинки были опасны для них не больше, чем для воздуха или воды, но даже у самых старых мертвецов способность имела ограничения. Стреляй в воздух, руби воду, и, рано или поздно, сумеешь повредить врага достаточно, чтобы воплотить.
Такова теория. На практике нематериальность старых вампиров была… анизотропной. Так говорил Заноза, и Хасан незаметно для себя привык использовать его определение. Ну, да, разумеется, Заноза при всей ненависти к ратуну, унаследовал старую кровь со всем ее волшебством. И пусть Арса никогда не учил его ничему полезному, самые простые вещи мальчик делал инстинктивно. Например, становился нематериальным при угрозе получения серьезной раны. Или несерьезной… Случалось, что и подзатыльник от Хасана — полностью заслуженный — проходил сквозь белобрысую голову, как сквозь воздух.
— Мозга нет! — гордо объяснял Заноза. — Одни инстинкты.
Так вот, стрелять или драться он мог, даже оставаясь неуязвимым для атак. Как любой из них — любой из вампиров со старой кровью. Поэтому практика побеждала теорию с разгромным счетом. Удары, нанесенные старому мертвецу, рано или поздно должны были достигнуть цели, но обычно старый мертвец разделывался с противником раньше. Эта закономерность позволяла им оставаться старыми достаточно долго, чтобы по-настоящему поверить в свою неуязвимость. И делала уязвимыми.
Заноза считал этот парадокс простым, а, значит, скучным. Но для практического применения, чем проще — тем лучше.
А Алаа все равно не переубедить. Он прекрасно умеет делать вид, будто не понимает, о чем ему говорят.
Выяснилось, что, помимо прочих достоинств, неотличимых, увы, от недостатков, хозяин Алаатира умел еще и сводить с ума. Не так как Заноза, а в самом буквальном смысле. Хасан сам чуть не спятил, пока Алаа пытался объяснить ему, что имеет в виду. Дело осложняло то, что тийрмастер, оказывается, боялся высоты, а время на объяснения выдалось только в вертолете, на котором предстояло догнать уходящую в океан яхту. Алаа трудно было сосредоточиться, хотя, пожалуй, Хасан не понял бы его и в более подходящих условиях.
— Они сходят с ума, когда думают, что завеса спала и за ней правда, но правда в том, что я снимаю завесу, за которой каждый видит ложь, которая ему угодна. Правду видеть нельзя, ангелы следят за этим.
Ангелам стоило бы сделать что-нибудь, чтоб безумцы вроде Алаа вообще не могли разговаривать.
Ознакомительная версия.
