Следующая капля расплющилась о мою губу. Они падали без всякой очередности. Эта, последняя, щипала.
Она закатилась ко мне в нос, и я захотел чихнуть. Фыркнул и выдул ее из ноздри. Я подсчитывал капли, чтобы не потерять счет времени, считал секунды и дни, чтобы знать, сколько еще мне осталось… восемь тысяч шестьдесят четвертая и… сотая?
Я закричал.
Чуть не подавился тряпкой во рту; понятно, почему это называется кляпом.
Я ждал, что сейчас о губу разобьется следующая капля. Пытался вспомнить, какой счет - восемь тысяч сто шестьдесят четыре, или восемь тысяч шестьсот четыре, или…
- Малик! Ты все еще здесь? - Из тьмы до меня докатился голос Физула, и я чуть не ослеп от мигающего пламени факела. Верховный Тиран расхохотался. - Ну конечно, ты здесь! Где еще тебе быть?
Следующая капля разбилась о губу. Сколько же прошло времени? Это была холодная капля. Она закатилась в нос и защекотала перегородку. Я с фырканьем выдул ее. Может, суд над Кайриком уже начался? Одна капля каждые две секунды даст тридцать капель в минуту. Триста каждые десять минут - почти две тысячи каждый час. Восемьдесят шесть тысяч четыреста первая… или уже вторая?
Я открыл глаза и увидел над собой два расплывчатых силуэта. Один человек завернул краник, а второй ослабил ремешок, удерживающий на месте кляп. О губу разбилась последняя капля. Она закатилась в нос, я выдул ее и выплюнул тряпку изо рта.
- Да будут тысячу раз благословенны твои дети!
Физул хмыкнул:
- Тира, я же говорил, что капельная пытка смягчит его язык.
Верховный Тиран промокнул насухо мое лицо. Он использовал мягкую ткань, чтобы не содрать засохшие корки на лице. Я отбросил всякую мысль о том, чтобы попытаться снова его разозлить; во-первых, он очень по-доброму ко мне отнесся, а во-вторых, я опасался, как бы он снова не открыл краник.
Физул вытер насухо стол вокруг моей головы, после чего выжал тряпку и осторожно прикрыл ею мои интимные части. Хотя я уже почти не помнил, что лежу на столе совсем голый, я счел этот жест за великое благо.
- Благодарю тебя.
Физул улыбнулся;
- Ты можешь отблагодарить меня, Малик, сделав первый шаг. Скажи мне, кто тебя прислал.
Я молчал; если бы я только открыл рот, сразу выложил бы всю правду, и тогда я уже не смог бы спасти Единственного.
- Давай, Малик. - Физул кивнул Тире, и она начала расстегивать ремни. - Прежде чем открыть тебе правду, я должен удостовериться, что ты готов.
- В самом деле? - Я задохнулся от счастья. - Ты прочтешь мне книгу… а мне лишь и нужно, что сказать, кто меня прислал? Только и всего?
Губы Физула растянулись, обнажив ряд ровных белых зубов, но это была не улыбка, а скорее шакалий оскал.
- Только и всего.
Тира закончила расстегивать ремни. Я сел, испытывая благодарность за тряпку, покрывающую теперь мои чресла. Когда Физул откроет местонахождение «Истинного жизнеописания», мне предстоит украсть книгу и удрать, хотя как это мне удастся, я не знал. Впрочем, меня больше беспокоило другое: каким образом заставить Единственного прочесть ее страницы. Тем не менее, долгая служба Единственному научила меня по крайней мере одному - слепо бросаться вперед, ни о чем не думая.
Я кивнул Физулу:
- Ладно. Я скажу тебе, кто меня прислал, но больше ничего говорить не буду. - Последнее я добавил ради собственной пользы, надеясь, что эти слова помешают чарам Мистры заставить меня открыть больше, чем требовалось. - Меня никто не присылал. Я пришел по собственной воле.
- Лжец! - Тира ударила меня по лицу и сорвала с меня тряпку. - Тебе нечего от нас скрывать. Я собственными глазами видела, что к тебе приходил Кайрик!
Я, не обращая на нее внимания, повернулся к Физулу:
- Он велел мне отыскать «Кайринишад». Но этой книги у тебя нет. Я знаю это точно, поэтому бессмысленно было бы пытаться отыскать ее здесь. Я сказал тебе правду о том, кто прислал меня, и теперь ты должен прочесть мне правду о Единственном.
- Малик, что же нам с тобой делать? - Физул уцепился за мои наручники и сдернул меня со стола, после чего потащил к угрёвой ванне. - Ты считаешь, что мне можно лгать?
- Но я не лгу! - Я вспомнил пустые глаза Тиры и дрожь, охватившую ее, после того как она сунула руку в лохань, я вспомнил о муках, выстраданных под капельной пыткой и закричал что было сил: - Я не умею лгать!
- Неубедительно.
Физул толкнул меня в лохань, и я плюхнулся в теплую воду. Что-то большое и скользкое обвило мою ногу, другой угорь скользнул мне под руку, а самый большой обкрутился вокруг моего живота, и в первую секунду я вспомнил ощущение, которое как-то испытал в банях калифа.
Потом я сделал неприятное открытие: совсем не обязательно чувствовать боль, чтобы познать ее. Все мускулы в моем теле свело такой судорогой, что кости наверняка не выдержали бы, а переломились, если бы не защита Тира. Я заскрежетал зубами и, клянусь, услышал в ушах крики тысячи и одного привидения. Рот наполнился слюной с привкусом миндаля, в носу защекотало от запаха горелого лука, глаза закатились в глазницах настолько, что я заглянул в собственный череп.
Не знаю, сколько прошло времени, но меня начало трясти, хотя я не чувствовал холода. Я медленно осознал, что лежу, растянувшись, на каменном полу, хотя как там оказался, я не представлял. Затем ко мне вернулось зрение, и я узнал Физула Чембрюла, склонившегося надо мной в парадных одеждах жреца. В руках он держал деревянный шест, а когда я увидел на конце шеста металлический крюк, с которого все еще капала склизкая вода, и заметил рядом лохань, то сразу все вспомнил.
- Угри!
- Тебе некого винить, кроме самого себя, Малик.- Физул присел на корточки, чтобы посмотреть мне в глаза. - Как мне просить Йахту Звима принять тебя в свою паству, когда ты отказываешься очиститься?
- Принять меня? Ты хочешь, чтобы я… - Я с трудом верил своим ушам, ведь Йахту Звим ненавидел Кайрика, как лед ненавидит огонь. Я встряхнул головой, стараясь собраться с мыслями, но лишь добился того, что у меня в ушах забулькала вода. - Ты хочешь, чтобы я обратился в другую веру?
- Тебе решать, разумеется. Но альтернатива…- Верховный Тиран покачал головой; - Скажем так: для нас обоих было бы лучше, если бы ты поменял веру.
От слабости я даже позабыл, зачем сюда прибыл. Я вспомнил все невзгоды, выпавшие на мою долю за годы службы Единственному, я понял, что мог бы всего этого избежать, если бы поклонялся Йахту Звиму. Я сказал сам себе, что Йахту Звим никогда не совал мне в грудь скользкий комок гнили, никогда не требовал от меня невозможного, никогда не грозил вечным проклятием, если я не справлюсь с поручением. Все, что Йахту Звим сделал, - предложил мне надежду вечного спасения.
