Ральф расхохотался. Лоис на мгновение уставилась на него в замешательстве, а потом тоже рассмеялась. Его рука по-прежнему обнимала ее (или она сама тихонько вернулась на место уже после того, как он убрал ее? Ральф не знал, и его не очень это заботило), и он прижал ее крепче к себе. На этот раз она легко поддалась; те маленькие кусочки жесткой проволоки убрались из ее тела. Ральф очень обрадовался этому.
— Ты ведь не надо мной смеешься, правда, Ральф?
— Нет. Ни в коем случае.
Она кивнула, все еще улыбаясь:
— Тогда все в порядке. Ты ведь никогда даже не видел, как я брожу по комнате, правда?
— Не видел.
— Это потому, что перед моим домом нет уличного фонаря. А вот перед твоим есть. И я много раз видела, как ты сидел в этом своем старом, изношенном кресле, пил чай и глядел на улицу.
А я всегда считал, что это случилось только со мной, подумал он, и вдруг один вопрос — одновременно смешной и тревожный — закрался ему в голову. Сколько раз она видела, как он сидит там и ковыряет в носу? Или чешет мошонку?
То ли прочитав его мысли, то ли увидев краску на его щеках, Лоис сказала:
— Вообще-то мне был виден только силуэт, не больше, и ты всегда сидел в халате. Вполне приличный вид, так что тебе не стоит беспокоиться насчет этого. И еще, я надеюсь, ты знаешь, что, если бы ты начал делать что-то такое, чего не хотел бы, чтобы видели другие, я бы ни за что не стала смотреть. Я ведь, знаешь, не в хлеву воспитывалась.
Он улыбнулся и потрепал ее ладонь:
— Это я знаю, Лоис. Просто… ну, знаешь, это для меня сюрприз. Узнать, что, пока я сидел там и следил за улицей кто-то следил за мной.
Она уставилась на него с загадочной улыбкой, которая могла означать: Не бойся, Ральф, — ты для меня был просто частью декорации.
Он секунду обдумывал эту улыбку, а потом вновь переключился на главное:
— Что случилось, Лоис? Почему ты сидела здесь и плакала? Только из-за недосыпа? Если так, то я искренне тебе сочувствую. Но на самом деле ведь не только из-за этого, правда?
Ее улыбка исчезла. Руки в перчатках снова улеглись на колени, и она уныло уставилась на них.
— Есть вещи похуже, чем бессонница. Например, предательство. Особенно когда тебя предают люди, которых ты любишь.
2
Она замолчала. Ральф не торопил ее. Она смотрела на подножие холма, на Розали, которая, казалось, глядела на него. Может быть, на них обоих.
— Ты знал, что у нас с тобой не только общая проблема, но и общий врач, Ральф?
— Ты тоже ходишь к доктору Литчфилду?
— Ходила к доктору Литчфилду. По рекомендации Кэролайн. Но я никогда не пойду к нему снова. Я с ним покончила. — Ее верхняя губа дрогнула. — Обманщик проклятый, сукин сын!
— Что случилось?
— Почти весь год я просто ждала, что все уладится само собой, что природа, как говорят, возьмет свое. Не то чтобы я не пыталась время от времени помочь природе. Мы, наверное, перепробовали множество одних и тех же средств.
— Медовые соты? — спросил Ральф, снова улыбнувшись. Он не мог удержаться. Какой удивительный денек сегодня, подумал он. Какой и впрямь удивительный день… А ведь еще даже не перевалило за полдень.
— Медовые соты? И что же они? Помогают?
— Нет, — сказал Ральф, ухмыльнувшись еще шире, — ни капельки не помогают, но на вкус великолепны.
Она рассмеялась и стиснула его левую ладонь двумя своими — в перчатках. Ральф сжал ей руки в ответ.
— Ты ведь никогда не обращался к доктору Литчфилду насчет этого, правда, Ральф?
— Не-а. Один раз договорился о встрече, но потом отменил.
— Ты отменил встречу, потому что не доверяешь ему? Потому что чувствуешь, что он прозевал Кэролайн?
Ральф с удивлением уставился на нее.
— Не обращай внимания, — сказала Лоис. — У меня нет никакого права спрашивать.
— Да нет, все нормально. Наверное, я просто удивился, когда услышал это от кого-то еще. Ну, он… знаешь… мог поставить ей неправильный диагноз.
— Ха! — Красивые глаза Лоис вспыхнули. — Это всем нам приходило в голову. Билл всегда говорил, что не может взять в толк, как это ты не потащил этого костолома в окружной суд через день после похорон Кэролайн. Конечно, тогда я была по другую сторону забора и с пеной на губах защищала Литчфилда. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы подать на него в суд?
— Нет. Мне семьдесят лет, и я не хочу весь остаток жизни возиться с судебным преследованием врача за халатность. Кроме того, разве это вернуло бы Кэролайн?
Она покачала головой.
— Правда, история с Кэролайн послужила причиной того, что я не пошел к нему, — признался Ральф. — По крайней мере я так думаю. Я просто не мог больше доверять ему, а может быть… Не знаю…
Да, он действительно не знал, и это было самое поганое. Наверняка он знал одно: он отменил встречу с доктором Литчфилдом, равно как и свою встречу с Джеймсом Роем Хонгом, известным в определенных кругах иглоукалывателем. Последняя встреча была отменена по совету девяностодвух- или -трехлетнего старика, который скорее всего уже не помнит своего второго имени. Мысли Ральфа перескочили на книгу, которую дал ему старина Дор, и на стихотворение, которое он процитировал оттуда, — оно называлось «Погоня», и Ральф никак не мог выкинуть его из головы… В особенности ту часть, где поэт говорит обо всех вещах, которые уносятся прочь, мимо: непрочитанные книги, нерассказанные анекдоты, места, где он уже никогда не побывает.
— Ральф? Ты еще здесь?
— Ага… Просто задумался о Литчфилде. Пытаюсь понять, почему я отменил встречу с ним.
Она потрепала его по руке:
— Просто радуйся тому, что сделал это. Я вот — не отменила.
— Тогда расскажи.
Лоис пожала плечами:
— Когда все стало так погано, что я уже больше не могла выдержать, я пошла к нему и все рассказала. Я думала, он выпишет мне рецепт на снотворное, но он сказал, что даже этого не может сделать, — иногда у меня случаются сердечные перебои, и снотворное может все ухудшить.
— Когда ты ходила к нему?
— В начале прошлой недели. А вчера ни с того ни с сего мне позвонил мой сын Гарольд и сказал, что они с Жанет хотят пригласить меня куда-нибудь позавтракать. Я сказала: «Чепуха, я еще в состоянии ковылять по кухне. Если вы решитесь проделать весь путь сюда из Бангора, — сказала я, — я чудненько покормлю вас, и дело с концом. Потом, после этого, если вы захотите повезти меня куда-нибудь еще — я думала про Мол, поскольку мне всегда нравится бывать там, — что ж, это будет чудесно». Вот так я им и сказала.
