– Надо что-то делать, – буквально взмолился он, и Шалев взглянула на него, пораженная глубиной его переживания.
И положила ему на плечо руку.
– Я постараюсь.
Лан так долго несла Фулкрома на плечах, пока они той же дорогой выбирались из Балмакары, что у нее заболело все тело и ей пришлось передать свою ношу Тейну. Вчетвером они шли темными, богато украшенными залами, в высокие окна которых постепенно вливался слабый утренний свет. Ненадолго задержались у джорсалирской молельни, где Лан отыскала сосуд со святой водой. Пока Тейн и Вулдон караулили, она вытерла Фулкрому кровь с лица, ища других повреждений. Ничего страшного не обнаружилось, и ей сразу стало легче. Огузок его хвоста они перевязали чистой тканью – ничего, скоро заживет. Он молчал, пока она проводила осмотр, глядя на нее благодарными глазами.
Выходя на улицу, Вулдон сообщил страже, что офицер инквизиции ранен в бою и что положение усугубляется. Как ни странно, ему поверили – солдаты кинулись внутрь, деловито вынимая мечи из ножен, пристегивая щиты и опуская головы с таким видом, как будто действительно собрались сражаться.
«В такое время, как сейчас, поверишь во что угодно».
Снег перестал, ветер стих, но тише не стало: с нижних уровней продолжал доноситься грохот рушащихся построек, крики.
– Куда теперь? – спросил Тейн.
– Прежде всего, – отозвался Фулкром, – поставь меня на землю, я хочу попробовать пойти самостоятельно.
– Будет быстрее, если мы тебя понесем, – ответил Вулдон.
– Дайте мне попробовать, – уперся Фулкром. Тейн опустил его на ноги, а Лан тут же поспешила к нему с другой стороны, для опоры. – Ноги совсем затекли, – пожаловался Фулкром. – Надо размяться и найти новый баланс, без хвоста.
Постепенно с его лица исчезла гримаса – то ли он привык к боли, то ли она его отпустила. Небо над их головами стало винного цвета, тут и там сиреневые и фиолетовые вспышки обрисовывали странные контуры облаков.
Вулдон и Тейн вышли на обзорную площадку, Фулкром при поддержке Лан поковылял за ними. Им открылась панорама города, одна половина которого еще сохранила свои архитектурные красоты в целости, зато на месте другой половины зияла огромная брешь, поглотившая башни, шпили, мосты и черепичные крыши.
Половина Виллджамура перестала существовать. Никто из них не находил слов.
Фиолетовые вспышки продолжали превращать строения в груды щебня.
– Это тот чокнутый культист, – сказал Вулдон.
– Надо было попытаться его остановить, – буркнул Тейн.
– Вряд ли у нас вышло бы, – отозвался Вулдон. – Лежали бы сейчас там, под кучей камней, да и все.
– Глядите! – Лан указала на Астрономическую башню, по-прежнему сверкавшую нетронутыми гранями на уцелевшей половине города.
Луч белого света ударил в этот миг с ее вершины в небо, подсвечивая тучи, обращая их в структурированный водоворот, разбрасывая полосы яркой белизны по всему небу.
– Неужели у него вышло? – прошептал Вулдон.
– Можно нам как-нибудь туда добраться? – громко спросила Лан.
Тейн внимательно посмотрел сначала вниз, потом вдаль, оценивая потенциальный маршрут.
– Похоже, что нигде поблизости никаких боев нет. Наверное, тот парень, который разрушил половину Виллджамура, прихватил заодно и всех бойцов.
– Вот это потери так потери, – сказал Вулдон. Масштабы жестокости и насилия потрясли, кажется, и его.
– Ульрик, – напомнил Фулкром. При свете дня он выглядел куда лучше. – Нам не понять, что именно он затеял. Но теперь, когда половина города лежит в развалинах, будущее, кажется, за ним.
Глава тридцать седьмая
Количество жертв и разрушений нарастало до тех пор, пока вокруг не осталось ничего, что могло бы так или иначе послужить им препятствием. Неужели и теперь Дартун не успокоится?
Немые и изможденные члены ордена Равноденствия ковыляли по улицам, которых еще не коснулась его беспримерная ярость. Верейн было уже все равно. Лишь бы все скорее кончилось.
У нее сильно болели ноги и совсем не осталось сил, но она каким-то чудом все шла и шла вперед. Все они уже не раз поскальзывались на льду и падали то ничком, то на спину. Образы другого мира то и дело вспыхивали в ее сознании, без всякой связи друг с другом и с происходящим; в полном недоумении она оглядывала своих спутников, не зная, кто они и почему здесь. Откуда такая забывчивость – только ли от усталости? Издали она слышала топот ног, голоса, крики, шум боя, но у нее не осталось энергии даже задаться вопросом, что там происходит.
Она брела вперед машинально, бездумно, как те немертвые, которых когда-то порождал своими технологиями Дартун.
Уровень за уровнем, улица за улицей, они наконец вышли на просторную платформу перед… этой, как ее… Балмакарой, огромной императорской резиденцией. Ее устилали трупы, взошедшее солнце пририсовало каждому длинную тень.
– Да, – сказал Дартун. – Да, это место нам как раз подойдет.
– Для чего? – раздался чей-то голос. Она не узнала ни голоса, ни человека, кому он принадлежал.
Дартун вдруг ссутулился и забормотал что-то – не им, членам ордена Равноденствия, а кому-то еще, хотя платформа, казалось, была пуста. Вдруг он подскочил к одному из своих последователей и схватил его рукой прямо за горло: тот был слишком изможден, чтобы сопротивляться, и лишь беспомощно царапал ему запястье.
Дартун погрузил свои пальцы культисту прямо в шею, отчего тот сразу обмяк, и принялся сдирать с него кожу, начиная с головы. Вскоре на ее месте оказался какой-то причудливо изукрашенный предмет, лишь отдаленно напоминающий человеческую голову; по ней змеились во всех направлениях дорожки фиолетового света. Дартун продолжал озабоченно сдирать кожу с торса; куски плоти шмякались на камни, лужа какой-то черной жидкости – не крови – натекла у ног. Потом Дартун проделал то же самое с другими: деловито освободил их от не нужной им больше плоти.
Получившихся металлических болванов он выстроил в круг, напоминающий примитивную изгородь, и так они и стояли, а между ними время от времени пробегали фиолетовые разряды.
Наконец он подошел к Верейн. Она не плакала, не кричала, хоть и знала, что ее ждет.
– Значит, вот чем мы для тебя были? – выдохнула она. – Контейнерами для транспортировки этих… как они…
Дартун на миг словно увидел в ее глазах связь с чем-то давним, со своим былым «я», но узнавание тут же сменилось холодным, невозмутимым взглядом, присущим ему с тех пор, как они покинули Врата, и он сказал:
– Когда-то ты значила для меня больше, Верейн, но с тех пор многое изменилось; у нас появилась более значительная цель.
– В том мире ты продал свою душу. Не знаю, для чего тебе это понадобилось, но теперь давай кончай с этим скорее.
– Я любил тебя, – сказал Дартун. – Надеюсь, ты это понимаешь. Вас все равно убили бы. А я вас спас, я продлил вашу жизнь, пусть и не надолго.
Верейн даже фыркнула от возмущения.
– Тебе ли говорить о любви? Что ты о ней знаешь?
– Я знаю, – продолжал он, – что любовь иногда требует от нас пожертвовать собой.
Последнее, что она видела в жизни, был его надвигающийся силуэт, его руки, тянущиеся к ее лицу; наконец ее голова запрокинулась – и настало долгожданное, выстраданное забвение…
– Что это еще за чертовщина? – спросил Вулдон. Рыцари стояли у подножия Астрономической башни и глядели вдаль, на Балмакару.
Мощный столб фиолетового света, заслонив собой резиденцию, вытянулся от земли до неба и с грохотом врезался в облака. На земле образовался смерч – он кружил, набирая силу, поднимая в воздух обломки кладки и отдельные камни, взметая их все выше, с шумом унося в небо.
Раздался треск, как будто разрывали полотно, – точно лопнула сама ткань мироздания. За низкими тучами показался силуэт, похожий на огромную опухоль в небе. Его край показался из-за туч.
– Черт меня подери! – выдохнул Вулдон.
