Леанансидхе выглянула с дальнего конца пассажирского отделения с недовольным выражением на лице.
— Это была твоя последняя выходка, дитя. Какое безумие охватило тебя, когда ты решил нанести светский визит Охотнику? Он недоволен тобою. Знаешь ли ты, что это означает?
Сьюзен напряглась и сделала шаг назад. Моя крёстная заметила это и благосклонно улыбнулась ей зубастой улыбкой.
— Не бойся, полу-дитя. У меня нет причин обуздывать тебя снова, если, конечно, ты не захочешь узнать, к чему это может привести, — она бросила взгляд вверх, на ночное небо, почти скрытое за всем этим световым загрязнением, и задумчиво продолжила. — Конечно, нам придётся потворствовать такому любопытству в другое время.
— Крёстная, — сказал я, пристально глядя на нее. — Какая… у тебя большая машина.
Она показала на меня пальцем.
— Лучшая, чтобы отвезти тебя к Дому Плачущей Матери, так чтобы мы смогли отправиться на наши поиски, дитя. Гленмаил, помоги им, будь любезен. Мы играем в гонки со временем.
Юный сидхе элегантным жестом показал на заднюю часть лимузина и предложил мне руку для поддержки.
Я бросил на него сердитый взгляд (вызвав еще один шутливый поклон) и помог Сьюзен сесть в машину. Я забрался внутрь без чьей-либо помощи, и, спустя короткий срок, мы сидели в задней части машины лицом к лицу с моей крестной. Юноша сидхе захлопнул дверь и уселся за руль.
— Нелепо, — сказала Леа, с порицанием глядя на меня. — Ты выглядишь крайне нелепо.
Я обескуражено глянул на неё и затем вниз на себя. Ладно, хорошо, согласен. Меня испачкали в зловонной жиже, а затем вываляли в пыли и обломках, и у меня был кровоточащий порез на одной руке, который не добавлял мне опрятности. Джинсы, казалось, побывали в мясорубке; футболке уже не поможет никакой ремонт, она грозилась расползтись на лоскуты; и даже мой плащ выглядел грязным и растянутым. Сьюзен была не в лучшем состоянии.
— Я не собираюсь на званый ужин, крёстная, — недовольно буркнул я.
Её голос изменился.
— Это зависит от того, кто выиграет битву, я думаю, — она осмотрела меня и покачала головой. — Нет. Нет, так дело не пойдет. Прежде всего, у моей королевы есть определённая репутация, которую надо поддерживать. Твой первый бой как Зимнего Рыцаря нуждается в чем-то чуть менее… постапокалиптическом. — Она с критическим выражением посмотрела на Сьюзен. — Мммм. И твоей любовнице нельзя позволить бросить тень на тебя и, как следствие, на королеву.
Я кое-что тихо пробормотал.
Сьюзен приподняла бровь.
— Его любовнице?
— Его возлюбленной, матери его ребёнка, той, на ком он пока не женился? Я считаю, термины не так уж важны, дорогая. — Леа махнула рукой. — Слова. Ла-ла. Давай мы посмотрим.
Она задумчиво провела пальцем по кончику носа, глядя на меня.
— Давай начнем с шелка.
Леа прошептала слово, провела передо мною рукой, и моя одежда начала корчиться, словно она была создана из единого, плоского организма, который не был пока достаточно любезен, чтобы скончаться. Ощущение было ужасным, и я ударился головой о крышу лимузина, подпрыгнув от удивления.
Несколько секунд спустя, сжав ладонями голову, я глянул на крёстную.
— Я не нуждаюсь в какой-либо помощи.
— Гарри, — голос Сьюзен звучал сдавленно. Она смотрела на меня удивленными глазами.
Я глянул вниз и обнаружил себя облаченным в шелковые одеяния. Моя футболка превратилась в туго обтягивающую мой торс рубаху из темно-серого шелка. Поверх нее был надет жилет цвета черной полуночи, усыпанный аметистами, сине-зелеными опалами и бледными, изысканными жемчужинами. Плотно обтягивающее и белоснежно-белое трико так же было сделано из шелка, в то время как кожаные сапоги, которые поднимались до колен, были такими же темно-серыми, как и рубаха.
Я уставился на себя. Затем перевел ошарашенный взгляд на Сьюзен.
— Вау, — присвистнула Сьюзен. — У тебя… у тебя действительно есть крёстная фея.
— И у меня никогда не было возможности проявить себя, — сказала Леа, рассеянно меня изучая. — Это не подойдёт. — Она снова взмахнула рукой. — Может быть, чуть больше…
Моя одежда вновь зашевелилась, ощущение было такое странное и назойливое, что я опять дернулся и стукнулся головой о крышу.
Мы перебрали дюжину костюмов примерно за шесть минут. Викторианский костюм и пальто с фалдами были отвергнуты в пользу другого шелкового наряда, навеянного воспоминаниями об императорском Китае. Затем Сьюзен и Леа действительно увлеклись проектом, обмениваясь комментариями о каждом наряде и игнорируя абсолютно каждое слово, которое срывалось с моих губ. На седьмом костюме я даже не пытался принимать участия в обсуждении того, во что меня облачали.
Мне подбирали одежду, черпая вдохновение из самых разнообразных культур и исторических эпох. Я назойливо лоббировал возвращение моего кожаного плаща, но Леа заткнула меня и продолжила разговаривать со Сьюзен.
— Какой наряд действительно подходит для того, чтобы достать эту сучью козу? — спросила её Сьюзен.
Наконец-то рот Леа изогнулся в улыбке, и она произнесла:
— Идеально.
Моя одежда еще раз зашевелилась, и я обнаружил себя одетым в богато украшенную броню в готическом стиле, похожую на ту, которую носили в Западной Европе в пятнадцатом столетье. Она была черной и сочленённой, с причудливыми оплечьями лат и нелепо украшенным нагрудником. Повсюду была золотая филигранная чеканка, и эта штуковина выглядела так, словно должна была весить шесть сотен фунтов.
— Кортес носил броню только в этом стиле, — прощебетала Леа. Она изучающе посмотрела на мою голову. — Хотя она нуждается…
Тяжесть внезапно сдавила мне череп. Я терпеливо вздохнул и, подняв руки, снял конкистадорский шлем, украшенный так же, как броня. Я положил его на пол лимузина и твердым голосом отчеканил:
— Я не ношу шляпы.
— Не пудри мне мозги, — оскалилась Леа. — Арианна всё ещё ненавидит европейцев и жаждет мести, ты знаешь. Вот почему она взяла в мужья конкистадора.
Я изумился.
— Ортегу?
— Ну конечно, дитя, — улыбнулась Леа. — Между любовью и ненавистью часто сложно найти разницу. Она покорила сердце Ортеги, изменила его, вышла за него замуж и провела столетия после, разбивая его сердце снова и снова. Призывая его и потом отсылая его прочь. Приближаясь к нему и отдаляясь от него. Она говорит, что это поддерживало её ненависть свежей и горячей.
— Это объясняет, почему он работал в кровавой Бразилии, — хмыкнул я.
— Именно. Хммм, — она щёлкнула пальцами и добавила темно-серый плащ в римском стиле на мои расширенные броней плечи, прочно закрепив его на нагруднике. Еще один щелчок слегка изменил стиль моих сапог и добавил глубокий капюшон на плаще. Затем Леа задумчиво поменяла спектр цвета на броне от естественного золотого до зеленого, и чем дальше рисунок находился от моего лица, тем насыщеннее был синий и затем фиолетовый, придавая золотой чеканке холодный, устрашающий и сюрреалистичный вид. Она добавила еще одну часть к плащу, из-за чего спереди он стал напоминать мантию, подпоясанную на талии поясом глубокого темно-фиолетового цвета. Последнее изменение сделало броню на моих плечах чуть шире и толще, придавая мне вид игрока в футбол, каким я его запомнил по пятничным ночам в средней школе.
