Он не планировал изучать дельфинов, и единственным его опытом работы с животными было изучение макак-резусов, когда он был аспирантом в университете Эмори.
Должность Германа как преподавателя психологии в Гавайском университете также была незапланированной. Через несколько лет после получения в 1961 году докторской степени в Пенсильванском университете Герман стал ассистентом профессора в Колледже Квинс в Нью-Йорке, но вскоре у него возникли серьезные разногласия из-за внутренней политики колледжа. Отчаянно нуждаясь в работе, он увидел объявление о должности на Гавайях и вскоре был туда приглашен. Вместе с женой Ханной, также психологом, он переехал на остров в 1963 году.
– Мы думали, что пробудем здесь максимум пару лет, – сказал Герман, который после прибытия на Гавайи продолжал проводить свои исследования в области психологии. Затем, поскольку он имел опыт работы с животными, обезьянами Эмори, начальство попросило его провести лабораторный курс для бакалавров о принципах обучения на примере белых крыс.
В течение семестра в конце каждой лекции в коридоре его поджидал молодой человек с серьезными глазами.
– Он всегда обращался ко мне с одним и тем же вопросом: «Почему вы на Гавайях изучаете крыс?» Он думал, что я должен был изучать дельфинов. Эта идея никогда не приходила мне в голову.
В то время большинство исследователей разума были невысокого мнения об изучении дельфинов и об ученых, которые занимались их исследованием. А причиной такого отношения стали работы Джона Лилли, нейрофизиолога. В 1950-х годах Лилли помог составить карту мозга афалины, а позже его очаровала их вокализация. Он был убежден, что их клики, гул, свист – это язык и что дельфины, которых он изучал, пытались общаться с людьми на «дельфиньем» языке[26]. Его авторитет был подорван, когда он дал дельфинам ЛСД, чтобы увидеть, как это повлияет на их поведение, а также после его утверждений о способностях дельфинов рассказывать истории, якобы возникшие у них еще двадцать миллионов лет назад. Идеи Лилли и стиль его письма были привлекательными, и его книги были (и остаются) популярными среди широкой публики, но не среди ученых, которые обвиняют его в создании мифических и мистических образов дельфинов, сохранившихся по сей день.
Герман был хорошо знаком с идеями Лилли, как и студент, который хотел, чтобы Герман отказался от крыс ради дельфинов.
– Он всегда упоминал Джона Лилли, – сказал Герман. – Конечно, мое первое желание было сказать ему: «Да, как интересно», – и пройти мимо. Но я и сам не знал, почему я изучал на Гавайях крыс.
В конце концов Герман уступил настойчивости своего ученика и попытался выяснить, что другие ученые знали о дельфинах. Данная научная область пребывала в зачаточном состоянии, но некоторые исследователи, в частности Давид и Мельба Колдуэлл, проделали достойную работу. Колдуэллы обнаружили, что у каждого дельфина есть уникальная звуковая подпись, другими словами – свистящий крик, который выполняет функции имени, так же, как контактная звуковая подпись у зеленохвостых воробьиных попугайчиков. Другие ученые, также работающие с дельфинами в неволе, доказали, что дельфины охотятся с помощью эхолокации. Все ученые, изучавшие морских жителей, казалось, были очарованы тем, насколько общительными, дружелюбными и игривыми были дельфины в неволе. Тренеры любили работать с ними, потому что, по словам Сью Хантер из Национального аквариума в Балтиморе, дельфины хорошие ученики, они быстро учатся.
Решив, что изучать дельфинов может быть довольно интересно, Герман летом 1967 года пригласил своих аспирантов вместе разработать эксперимент, чтобы проверить, насколько дельфины разумны. В университете не было дельфинов для научных исследований, поэтому Герман обратился к Карен и Тэп Прайор, которые несколько лет назад открыли на острове коммерческое предприятие – Морской Парк (Sea Life Park)[27]. Семейная пара разрешила Герману и его ученикам использовать одну самку дельфина по имени Вэлла для своего проекта.
– Мы хотели узнать, превышают ли способности к обучению и решению проблем у дельфинов те же способности у макак-резусов, – пояснил Герман.
К концу лета Вэлла справлялась с тестами с такой же легкостью, как и макака, и Герман подозревал, что она могла бы и лучше, но так как Прайоры разрешили работать с Вэллой только летом, у Германа было мало времени, чтобы выяснить, насколько хороша она была.
Ситуацию спас случай. В один из последних дней исследования небольшая группа представителей недавно запущенной программы ВМС США по использованию морских млекопитающих остановилась, чтобы посмотреть, как Герман работает с Вэллой. Герман объяснил им детали исследования, добавив, что оно вскоре закончится. Руководитель группы, Билл Пауэлл, спросил, есть ли у Германа или в университете место, где он мог бы продолжить исследование[28]. Герман покачал головой. Пауэлл помолчал несколько секунд, а затем сказал, что если Герман сможет найти такое место, то Пауэлл даст ему двух дельфинов и небольшое финансирование.
– Это изменило мою жизнь, – сказал Герман.
Герман искал место в течение двух месяцев, прежде чем нашел заброшенное помещение для выставки акул в бассейне Кевало-Харбор, которое он переоборудовал для дельфинов. Несколько месяцев спустя, 4 марта 1969 года, грузовик морского флота доставил двух атлантических афалин, Кеакико (Кеа, для краткости) и Нану, и проект был запущен. Нана страдала от неизлечимого вируса оспы и, к большому сожалению Германа, умерла через несколько месяцев. Три года спустя он приобрел другого дельфина, Пука.
Герман больше никогда не вернется к психологии людей и не будет больше использовать крыс на занятиях в лаборатории. В течение следующих тридцати трех лет он будет изучать то, что он обнаружил у Вэллы, – яркий разум афалин.
– Лилли думал, что у дельфинов большой мозг для того, чтобы общаться, – сказал Герман. – Но он у них большой по той же причине, что и у нас: жизнь в обществе требует высоких социальных навыков. Молодые дельфины, как и наши дети, должны многому учиться.
Герман решил сосредоточить свое исследование не на том, что дельфины изучают в своей естественной среде, а, как родитель одаренного ребенка, захотел выяснить, какими умственными способностями обладает дельфин.
– Мы хотели выявить все возможности разума дельфинов, так же как делают педагоги, когда пытаются раскрыть весь потенциал ребенка, – сказал Герман. – Я подумал: «Хорошо, что у вас большой мозг. Давайте посмотрим, что вы можете с ним делать».
Со временем Герман приобрел четырех молодых атлантических афалин и назвал их Акеакамай, Феникс, Элеле и Хиапо. Они жили в двух больших круглых открытых бассейнах в помещении, которое он переоборудовал и переименовал в Лабораторию морских млекопитающих бассейна Кевало. Там и были сделаны фотографии, которые вы видели на веб-сайте, объяснил Герман.
Дельфины моментально очаровали Германа. Любопытные и игривые, они поразили своей контактностью Германа и его учеников. Герман не пытался расшифровать звуковые сигналы дельфинов, вместо этого он разработал специальный язык жестов, чтобы общаться с дельфинами. Этот язык включал простейшую грамматику, поэтому Герман мог строить предложения и проверять, понимают ли дельфины на самом деле то, что он им говорит.
Например, движение сжатым кулаком, напоминающее накачивание насосом, означало слово «обруч», руки, вытянутые над головой, – «мяч». Жест «плыви ко мне» одной рукой расшифровывался как «достань». Реагируя на команду «Обруч, мяч, достань», Акеакамай толкала мяч в обруч. Но если порядок слов менялся на «Мяч, обруч, достань», она приносила обруч к мячу. Со временем она научилась интерпретировать и более сложные команды, такие как «Направо, корзина, слева, фрисби», что означало: положи фрисби, которое находится слева, в корзину справа. Если Герман менял местами «лево» и «право» в команде, Акеакамай, соответственно, меняла и свои действия.
Герман включил кинопроектор, и, пока мы смотрели, как Акеакамай выполняла команды, которые он давал на языке жестов, он продолжал рассказывать.
– Как только она поняла этот язык, то смогла выполнять новые команды с первого раза, – сказал он. – Ее поведение не результат тренировок. Она действительно понимает этот язык.
Дельфины очень разговорчивые животные, к тому же они могут с легкостью имитировать случайные звуки, такие как свист или электронный, пульсирующий шум, например как тот, который Герман включает в бассейне.
– Это, вероятно, связано с их потребностью в общении, – пояснил Герман. – Я не говорю, что у них есть дельфиний язык. Но они способны понимать новые инструкции, переданные на языке, которому мы их обучили; они достаточно умные для этого.
В то время как дельфины в его фильме нырнули на дно бассейна, чтобы посмотреть, как человек на экране телевизора за подводным окном дает им инструкции, Герман произнес:
