После матча Джеррард объяснял: «Тренер ждал от нас победной ментальности, и у нас она была. Он хотел, чтобы нас было трудно победить, он вдохновлял нас идти вперед. Это потребует времени, но мы всего этого достигнем, поэтому, думаю, победа дает нам шанс сработаться друг с другом».
Его слова напомнили о том, что надо было бы посмотреть, есть ли у самого Джеррарда еще один шанс выйти на поле в капитанской повязке. Хотя его капитанство и не было провалом, однако Капелло не был полностью уверен в том, что видит перед собой лидера национальной команды. Указания Фабио выполнялись не с предельной точностью, особенно в первом тайме, когда английская сборная боролась с собственными нервами.
Хотя Джеррарда ни в чем и не обвиняли, не было и уверенности в нем как в человеке, которому будет следовать четко сформулированным инструкциям. Тренерский штаб Капелло, прав он был или нет, с самого начала считал его анархичным футболистом, играющим свободно, полагаясь на свои инстинкты. И как можно было ожидать, что при таком капитане его товарищи по команде будут точно воплощать тактические планы своего тренера?
Кроме того, англичанам не удалось оставить позади неуверенность в себе, которая была причиной стольких неудач в предыдущие годы. Почему они все еще боятся? Капелло, определенно, не желал быть источником этого страха. «Я никого не ем, – выдал он запоминающуюся фразу после своего первого матча. – Я не понимаю, почему они должны бояться. Я думаю, что глубоко в их мозгу все еще сидит провал квалификации к Евро-2008. С самого начала мы играли очень нервно, но потом нам удалось стряхнуть давление «Уэмбли» с наших плеч».
Он неоднократно упоминал «давление «Уэмбли», хотя его игрокам следовало бы быть более привычными к этой атмосфере, чем Капелло. Возможно, Фабио и не выглядел слишком эмоциональным в конце своего первого вечера на большой сцене, но его спокойствие было обманчивым. Что он и подтвердил: «Я испытал сильные эмоции, проживая эти моменты своей жизни здесь, на «Уэмбли», проживая их вместе с командой, моменты нового старта и первых результатов. Для меня очень важно было оказаться на этом выдающемся стадионе среди выдающихся болельщиков. Это новый для меня опыт, прекрасные чувства. Теперь я знаю, каково это – чувствовать себя тренером сборной Англии».
Позже он признался, что конкретно чувствовал английский тренер тем вечером – волнение. Во время Евро-2008, вспоминая ту игру, он объяснил: «Я окончательно понял, почему англичане не вышли на Евро-2008, когда мы играли против сборной Швейцарии. Я очень волновался, потому что не видел английского духа и английского характера. Я видел проблемы. У команды не было уверенности, игроки играли не так, как они играют за свои клубы. Таким было мое первое впечатление. Они не были похожи на тех игроков, которых я видел на тренировке. Они играли со страхом, и я сказал себе: «Здесь – большие проблемы в голове. Я должен много над этим работать».
Глава 23 Бекс или Стелла, сэр?
Английские болельщики еще не видели ничего, что могло бы их убедить в том, что Фабио Капелло был тем человеком, который способен вернуть команде былое величие. Первое знакомство состоялось, но личность нового тренера все еще оставалась неизвестной величиной.
В этой атмосфере неопределенности очередная новость о Фабио выглядела совсем уж экстравагантно: канал BBC угостил всех англичан странным зрелищем портрета Капелло, принадлежащего кисти спорного «британского художника» Стеллы Вайн, предназначенного для благотворительной акции Sport Relief. Стелла попросила Фабио позировать и, к ее изумлению, он, будучи человеком, понимающим и любящим искусство, согласился. Возможно, Капелло еще не определился с тем, кто является лучшим в английской команде, но перечислить целый ряд своих любимых художников он мог без всяких сомнений. Одним из них был русский экспрессионист Василий Кандинский, вместе со своим земляком, Марком Шагалом. Говорили, что итальянский художник Пьеро Каннелло был личным другом Фабио. С другой стороны, абстрактные работы американца Сайя Твомбли нашли у Капелло такое понимание, что он уподобил их испанскому футболу, поскольку в них обоих можно прочесть столь многое.
«Мой любимый художник? Это зависит от конкретного дня!» – смеялся он потом. И признался, насколько поразила его недавно работа Гилберта и Джорджа, на которой изображены сцены Ист-Энда, в которых подчеркивается положение его обитателей. «Мой любимый музей в Лондоне – Тейт Модерн», – сказал Фабио. Если для него и были герои современности, то можно было предположить, что это художники, чьи работы там выставлены. Как бы ему, наверное, хотелось самому быть настоящим художником. Впрочем, характер Капелло был построен на чистых линиях, так же как и его манера игры в то время, когда он был футболистом. Поэтому он впоследствии заметил: «Если бы я был художником, мой стиль был бы очень геометричен, скажем, что-то ближе к Мондриана, чем к кому-нибудь еще».
Между тем своей телевизионной аудитории он поведал: «Я – любитель искусства и скромный коллекционер». Он приуменьшил, поскольку его инвестиции в собственную коллекцию, которые он производил на протяжении многих лет, оценивались в 17 миллионов фунтов. Только те произведения живописи, которые украшали стены его резиденции в Милане, по некоторым данным, имели стоимость в 7 миллионов фунтов.
Позже он объяснял свою приверженность современному искусству следующим образом: «Я посетил половину музеев мира и массу археологических достопримечательностей. Но современное искусство лучше, чем что-либо другое, рассказывает нам о времени, в котором мы сегодня живем».
Тогда же на BBC Фабио продемонстрировал, что является в некотором роде экспертом в тенденциях современного искусства: «Я впервые услышал о Стелле Вайн, когда галерея Саатчи купила ее портрет Дианы. Именно тогда люди впервые о ней заговорили, и у нас, в Италии, тоже. Я видел некоторые ее работы, и они мне очень понравились. Было бы интересно посмотреть, что она сумеет извлечь из моей внешности. Но более всего прочего я верю в мастерство художника».
Глубоко в душе Капелло не доставлял удовольствия опыт позирования для портрета, он занимал слишком много времени, и Фабио хотел, чтобы все скорее закончилось. Тем не менее, он был слишком вежлив, чтобы высказать свои ощущения художнику. И правда, Вайн поделилась с нами: «Это чудесно, когда вам встречается кто-то, кто действительно ценит искусство и действительно испытывает к нему страсть. У него приятное лицо, очень понятное, вы можете чувствовать его участливое отношение. Он старался помочь мне. У него очень милые глаза, я представляю, что в юности он был довольно привлекателен. Конечно, он таким и остается. В цвете его глаз присутствует легкий оттенок фиолетового, что было очень здорово писать».
Изумленная телевизионная аудитория вглядывалась в созданное Стеллой нечто, что не было похоже на Капелло вовсе. Она изобразила довольно комично выглядевшего мужчину с юным лицом, розовыми щеками, широко распахнутыми большими глазами, имевшего гораздо более открытые и мягкие черты лица, который уставился на мир, глядя сквозь нелепые очки с толстыми стеклами. Он был одет в синий пиджак с линиями белой отделки, белую рубашку с темно-синим галстуком и серые брюки. Фабио был изображен на бровке поля во время матча, одна его рука в жесте была заведена за другую, так что его фигура выглядела почти что скрученной. Фабио, который был знаком с изумительной широтой мышления художницы, все же выглядел озадаченно, когда увидел эскизную работу Стеллы. «О, уммм… мило! – сказал он. – Мне нравится. Ха, ха, ха, да». Его мозг, кажется, совершал непосильную работу, когда Фабио начал «въезжать» в рисунок.
Капелло, человек высокой культуры, знал, как настроиться на волну мыслей великих, поскольку чувства его были тренированы живописью и классической музыкой. Однажды он сказал: «Когда Клаудио Аббадо дирижирует Берлинским филармоническим оркестром, я плачу». Однако когда он разглядывал работу Стеллы, на его лице не было никаких признаков подступающих слез. Возможно, она его заинтересовала, и он продолжал уважительно относиться к художнику, но он не высказал желания купить портрет лично и никогда не давал себе труда узнать, за сколько он был продан.
Тем временем Бальдини можно было бы простить, если бы он пролил одну-другую слезу, поскольку ему настоятельно требовалось совершить изнурительную поездку туда и обратно длинной 10 000 миль за пару дней, чтобы выяснить, сохранилась ли сила в ногах возрастного футболиста, которая могла бы позволить ему показать что-нибудь значительное в игре на международной арене. Поездка себя оправдала. Франко внимательно посмотрел на игру Бекхэма, поговорил с ним и с его тренером, Руудом Гуллитом, вернулся в Лондон и сказал Капелло, что бывшего английского капитана стоит вызвать в сборную на следующий матч – товарищескую встречу со сборной Франции в Париже. Капелло, как всегда, доверился мнению Франко, и когда новость стала достоянием общественности, опять появились фанфары, которые были заготовлены еще для товарищеского матча со сборной Швейцарии на «Уэмбли». Когда Капелло спросили, будет ли Бекхэм заявлен на матч, он с улыбкой подтвердил: «Я не собирался заставлять его проделывать весь этот путь, чтобы потом не играть. Он выйдет в стартовом составе».
Итак, большая парижская вечеринка начиналась, Бекхэм пригласил всех членов своей семьи на стадион «Стад де Франс» стать свидетелями большого события. Среди средств массовой информации нашлось достаточно циников, которые утверждали, что выбор Бекхэма на матч был ловким ходом, чтобы с финальным свистком избавиться от него раз и навсегда, поскольку он, очевидно, не будет в состоянии делать свою работу. Однако в замыслах Капелло этого не было. Он бы без всяких проблем оставил бы Бекхэма с его 99 матчами, если бы действительно хотел пустить его карьеру под откос.
