Вдруг под кручей у противоположного берега раздался приглушенный всплеск.
— Это сом. И очень крупный, — воскликнул Роман — мой давний приятель. — Словно лопатой бьет. Только он может такие штучки выкидывать.
Мой товарищ — сомятник. Если уж приметит этого обитателя тихих заводей, быть тому на крючке.
— Бери фонарь и лови лягушку, а я приготовлю жерлицу, — распорядился напарник.
Через минуту мы были под кручей. Роман крепко привязал к коряге жерлицу. Затем ловко наживил лягушку на крючок и осторожно опустил в воду.
Но нашей приманкой сом не воспользовался. Утром мы увидели дощечку, прибитую к снасти ветерком, а на ней спокойно сидящую лягушку.
— Вот ведь до чего хитрая тварь! — воскликнул Роман. — Ничего. Пусть посидит. Вечером мы у нее дощечку отберем.
И вот солнце клонится к закату. На сей раз в котелке над костром булькает уха… И снова под кручей всплеснула, взбудоражилась вода. Роман кинулся в лодку, оттолкнулся от берега.
— Ты только посмотри, — сказал он, причаливая к берегу. — Один обрывочек остался, — вот тебе и сом…
На следующий вечер мой приятель опять привез обрывок. На третий вечер произошла та же история. И это нас не на шутку встревожило: что за сом завелся в Афипсе?
На четвертый вечер мы сдвоили шнур и привязали такой крючок, на который можно вытащить, по крайней мере, акулу. Ждем.
И вдруг опять: буль! Роман кинул быстрый взгляд на реку и направился к лодке.
— Попался, шалопай! — радовался вскоре он, подсекая рыбу.
Вскоре огромный сом лежал у наших ног.
— Хитрый, бестия, — отозвался приятель, — да мы ведь тоже себе на уме. Этот из той породы, что наживку не хватает, как некоторые, сломя голову, а осторожно лакомится. Наверное, уже пробовал жало крючка, потому и научился обходиться с ним деликатно.
А. Поршнев.
Этот вид отдыха кубанцам выпадает редко. Условия для подледного лова на многих наших водоемах не совсем благоприятные. Слабые морозы сменяются оттепелью, и образовавшийся ледяной панцирь исчезает на глазах. Только самым расторопным раз-другой выпадало порыбалить на льду. Потом они с удовольствием вспоминали об этом.
…Автобус мчит по опустевшей в выходные дни трассе, словно стремится обогнать стройный ряд деревьев на обочине. В этот ранний час пассажиров мало — в основном рыбаки. То и дело они поглядывают в окно на серпик луны, с удовольствием отмечая, что добрая примета обещает хороший клев. Завязывается оживленный разговор.
За окнами постепенно светлеет, месяц блекнет, на востоке все шире разливается заря.
С первыми лучами солнца прибываем на место. Звонко хрустит под ногами снег, тонким слоем укрывший крепкий лед. Вдруг под ногами раздается треск. От неожиданности вздрагиваем и останавливаемся. Кажется, что разорвали огромный кусок холста.
— Трескается, значит, растет, — успокаивает нас мужчина в меховом пальто, мгновенно реагируя на тревожный звук. Мы с завистью смотрим на его экипировку. Пар клубится вокруг его высокого воротника, а валенки, кажется, так и излучают тепло. Мороз крепчает, его сила чувствуется сквозь пальто, легкие ботинки. Невольно ежимся и ускоряем шаг. А может быть, мы просто отвыкли бывать подолгу на улице в морозный день?
— Ничего, раз-другой побываете на такой рыбалке — привыкнете к морозу, — угадав мои мысли, замечает бывалый рыболов.
Как ни спешили, а на пруду уже находились любители подледного лова. Некоторые думают, что там, где устроился первый рыболов, рыбы особенно много. Подходим и мы. Но пока никаких признаков жизни «жители» подводного царства не подают.
Место выбрано. Распакованы и пущены в дело ледобуры. В нескольких местах слышится характерный звук: будто стекло режут. Лед пушится, курганчик вокруг оси ледоруба растет, раздается вширь, искрится под лучами солнца, а потом мгновенно оседает и темнеет — вода заполнила образовавшуюся лунку.
Через четверть часа устанавливается тишина. Наступают самые волнительные, самые прелестные минуты ожидания. Вдруг, вот сию минуту будет клев!
Все сосредоточенно смотрят на поплавки в лунках. Через несколько минут острые лучики льдинок подергивают темный круг воды. Мороз действительно крепок.
Первую поклевку прозевал. Какая досада! У соседа в меховом пальто уже несколько красноперок лежит рядом со складным стулом. «Так тебе и надо, не глазей по сторонам», — укоряю себя.
Вот поплавок чуточку качнулся, поплыл к стенке лунки и нырнул в глубину. Начало есть! От волнения забываешь надеть варежки, и только когда десяток красноперок застывает на снегу рядом с лункой, а пальцы теряют способность вгибаться, вспоминаешь о варежках, чувствуешь, как замерзли ноги. Но предпринять что-то радикальное не удается: поплавок резко уходит в глубину, и леска, кажется, даже звенит при подъеме… Все забываешь, когда здоровенный окунь, сверкая радужной окраской, ложится рядом с красноперками. Он упрямо бьет хвостом по льду, широко открывает рот, словно старается побольше захватить морозного воздуха. Жадность подвела его: видно, охотился за красноперками, но не прошел мимо и крошечного мотыля. Красавец! Несколько человек подбежали посмотреть. Поцокали языками и поспешили… за ледобурами. И началось бурение вокруг счастливой лунки.
Вновь вытаскиваю полосатого хищника. Потом крупную красноперку. Не замечаю ни мороза, ни окружающих. Охватывает азарт.
— Вы сильно не смыкайте. Это же не щука,
Эти слова относятся, оказывается, ко мне. Я и не заметил, когда рядом со мной остановились станичные мальчишки. В руках клюшки, видимо, шайбу гоняли.
Промолчал, но совет принял к сведению, и дела пошли лучше. Теперь ни одна рыба не срывалась, хотя крупных уже не было.
Клев прекратился, можно сказать, мгновенно. Рыбаки посматривали друг на друга, меняли места, но редко кому сопутствовала удача. Поднялся небольшой ветерок. Поплавки мерно кивали ему. Леска обмерзла. Жаль не последовал совету бывалых рыболовов: надо было смазать ее маслом или вазелином.
Вспомнил о блеснах для щук. Нанизываю самую маленькую красноперку на крючок и опускаю в лунку. Четверть часа подергиваний ничего не дают. Перерыв.
Только теперь замечаю, что солнце приближается к полудню, что страшно проголодался и пора перекусить. Радостно делимся впечатлениями о клеве, придирчиво осматриваем улов каждого и приходим к выводу, что рыбалка удалась и не стыдно возвращаться домой.
Теплеет. Голубовато-дымчатые тени четко обозначаются на сверкающем крупнозернистом снегу. Полоска камыша у берега манит своей загадочностью. То и дело оттуда доносятся какие-то звуки, шорохи. Решаем обследовать.
Тихо шуршат светлые стебли. На снегу множество птичьих следов, в зарослях камыша замечаем несколько проторенных крошечных тропинок: мыши проделали. Белобокая сорока садится неподалеку и настороженно посматривает в нашу сторону. Поблизости, в лесополосе, вороны устроили птичий базар. Длиннохвостая плутовка неторопливо приближается к лункам и косится на застывшую рыбу. Вдруг она резко срывается с места, хватает близлежащую рыбку и быстро летит к противоположному берегу.
Возвращаемся к удочкам. Сигнальный флажок с блесной упал.
Неужели щука? Зову товарища. Так и есть! Прибегают несколько человек. Советы сыплются со всех сторон. Леска, как струна. Не без трепета вывожу рыбу на поверхность. Вот она красавица с зеленоватыми глазами! Волнуясь, снимаю зубастую кумушку, и она идет по рукам. Каждый по-доброму завидует.
Послеобеденный клев плох. Пора собираться домой.
Солнце все ниже и ниже опускается к горизонту. На востоке появляется бледный серпик луны. В автобусе снова утренние попутчики. Все довольны. Перебивая друг друга, делятся впечатлениями.
Лесополоса за окном просвечивается насквозь. Темными пятнами выделяются целые колонии гнезд. Не боятся птицы жить рядом с человеком, привыкли к постоянному шуму машин.
Все сильнее наливается багрянцем солнце. И кажется, что оно летит впереди автобуса, весело ныряя в кружево ветвей.
— Нет, ничего не может сравниться с зимней рыбалкой. Воздуха свежего надышался на целый месяц. Сейчас приеду, в парилку схожу и жить начну заново, — делится своими планами мужчина в меховом пальто.
— Да, отдых отличный, — соглашаются в автобусе.
Я мысленно присоединяюсь к этому мнению, еще и еще раз вспоминая события прошедшего дня. Необычного дня.
НАКАЗАНИЕ
Борис Иванович Жакардин всю ночь спал плохо. Стоило только закрыть глаза и задремать, как всю комнату, казалось, заполняли неторопливые сазаны, карпы, из угла в угол проносились белые амуры и скрывались где-то в серванте.
«Лучше бы он мне не рассказывал, — думал Жакардин, в который раз вспоминая нарочито подробное повествование старого приятеля о поездке на зарыбленный пруд. — Завтра отгул возьму и поеду. В будний день там охрана послабее, да и в случае чего легко будет договориться со сторожем. Один на один. Не забыть бы только пол-литра…»
