Одно из двух: или кто-то более шустрый, чем Гавриил, известил Марию о будущей судьбе ее сына, прежде чем это успел сделать посланец божий, — но тогда следовало бы патроном почты назвать этого вестника, — или Гавриил замешкался в пути более чем на тридцать три года… С почтой такое, действительно, случается, но ее патрону такие проволочки не к лицу.
Раз уж почта провозгласила своим патроном архангела Гавриила, то и филателисты-католики не захотели оставаться в стороне. Заботу об утверждении Гавриила в должности покровителя филателистов взял на себя президент Всемирного союза филателистов имени святого Габриеля, как называют Гавриила католики (есть и такой союз, имеющий свои группы в 21 стране, в том числе в Польше и Венгрии), бывший шеф-редактор венского журнала «Ди Брифмарке» («Почтовая марка») Бруно Гримм. В 1972 г. он добился частной аудиенции у папы Павла VI. Какими словами Гримм убеждал главу католической церкви — неизвестно. Но остается фактом, что 22 сентября 1972 г. папа подписал апостольское письмо, в котором архангел Гавриил назван патроном почты и филателии. Письмо хранится в архиве венского архиепископа. По его ходатайству австрийская почта ко дню почтовой марки 1973 г. издала марку со скульптурным изображением архангела Гавриила, относящимся к 1490 г., и текстом «Архангел Габриель — защитник-патрон филателии» (рис. 49).
Рис. 49
Так, филателисты получили официального святого покровителя. В 1974 г. этому патрону посвятила блок, на этот раз уже без ошибок, почта Бразилии.
Все бы ничего, да вот закавыка: и у нового патрона, подобно Гермесу, не все в порядке с репутацией, особенно в глазах наших филателистов, из которых, вероятно, мало кто не читал пушкинской «Гавриилиады». Великий русский поэт, хотя и был верующим, не считал, однако же, грехом представить библейские события юмористическим образом. Вспомним:
— Нередко он в посольствах был счастлив;
Переносить записочки да вести
Хоть выгодно, но он самолюбив.
И славы сын, намеренье сокрыв,
Стал нехотя услужливый угодник
Царю небес… а по-земному сводник.
И то бы еще не беда, но из дальнейшего пушкинского повествования об эскападах архангела становится известно, что в отношении девы Марии Гавриил — как бы поскромнее выразиться современным языком — несколько превысил свои полномочия, использовав служебное положение в личных целях.
И такую морально неустойчивую личность — в покровители филателии?! Ну, знаете… А впрочем, все это шутки. Можно и пошутить, тем более, вслед за Пушкиным. Все претензии — к нему, а автор умываем руки. У нас теперь и плюрализм, и свобода совести. Каждый может выбирать себе патрона — то ли Гавриила, то ли Зенона. А можно остановить свой выбор на какой-нибудь из муз. Чем плоха, например, Клио — муза истории? У нее с нашей историей теперь и так забот полон рот, но покровительство филателии не слишком увеличило бы ее загруженность. Тот, кто предпочитает другую музу, может остановить свой выбор на продавщице филателистического магазина Музе Ивановне, Музе Левоновне или Музе Абрамовне. Автор как убежденный интернационалист различий между ними не видит.
… СВОИ ДЕТЕКТИВНЫЕ ИСТОРИИ
Филателисты имеют не только свой вальс, своего святого, но и свои повести и рассказы, художественные кинофильмы. На некоторых всемирных филателистических выставках проводятся фестивали художественных и хроникальных фильмов, посвященных филателии. Отдельные ленты демонстрировались в наших кинотеатрах и по телевидению. Среди повестей и рассказов преобладают детективные истории, связанные с марками. Такие сюжеты интересовали даже «саму» Агату Кристи.
Сравнительно небольшой объем книги не позволяет уделить историям этого жанра много места, но об одной из них, в свое время нашедшей свое отражение на страницах многих газет и журналов, стоит рассказать.
Случай, получивший название «Убийство из-за Гавайев», произошел в Париже. «Гавайями» или «гавайскими миссионерскими», филателисты называют редчайшие, относящиеся к мировым раритетам марки Гавайских островов 1851 г. Миссионерскими их называют потому, что большинство этих марок обнаружено на письмах, отправленных с Гавайских островов (преимущественно в США) христианскими миссионерами.
Придерживаясь принципа не говорить о цене марок, заметим лишь, что, например, двухцентовая марка известна всего в 15 экземплярах, и лишь один из них остался неупотребленным. Он был в коллекциях таких всемирно известных филателистов, как Феррари и затем Буррус. Чтобы дать представление о ее редкости, скажем, что эта уника в течение семи лет превосходила ценой самую дорогую марку мира — одноцентовую Британскую Гвиану. Но и гашеные экземпляры, особенно на письме, чрезвычайно редки и дороги.
А теперь вернемся в Париж. Детективная история началась 2 мая 1892 г. В тот день известный среди филателистов опытный собиратель, владелец большой коллекции, а в повседневной жизни — уважаемый нотариус Люсьен Дубус должен был нотариально удостоверить крупную коммерческую сделку.
Слыл он человеком деловым и пунктуальным. Однако большая группа представителей двух договаривающихся сторон долго ожидала его в одном из лучших помещений фирмы. Когда все допустимые сроки опоздания прошли, один из служащих фирмы был послан к нотариусу домой. Через некоторое время посланный вернулся и сообщил, что квартира нотариуса заперта, никого дозваться не удалось. Время шло, отсутствие Дубуса на службе вызывало все большее беспокойство. Об исчезновении нотариуса поставили в известность полицию.
Инспектор Лебрюн осмотрел квартиру нотариуса снаружи, затем позвал слесаря, чтобы открыть дверь. Слесарь выяснил, что квартира заперта изнутри. С трудом ему удалось открыть дверь, и в помещение вошла полиция.
В кабинете за столом сидел хозяин, казалось, что он сидя спит. Врач установил, что Дубус скончался в результате сердечной слабости 10–12 часов тому назад, в то время как читал свою любимую газету. Она лежала на полу, неподалеку от свесившейся, уже застывшей руки. Судя по одежде, смерть застигла нотариуса, когда он готовился ко сну. Этим объясняется и то, почему входная дверь была заперта изнутри. Что ж, сердце пожилого человека может остановиться в любой момент. Ни врач, ни инспектор не обнаружили никаких следов насильственной смерти. Но когда был произведен анализ остатков чая в чашке, из которой пил перед тем, как лечь спать, умерший, то обнаружилось, что они содержат сильный яд неизвестного состава. Сила яда подтвердилась при эксперименте на подопытных животных, скончавшихся через несколько минут после его приема.
Лабораторные исследования умножили число вопросов: во-первых, в теле покойного яд не был обнаружен; во-вторых, если он вызвал остановку сердца и за несколько часов улетучился, то каким образом он попал в чашку? сам ли хозяин его положил, чтобы, допустим, покончить с собой? а если не сам, то почему квартира была заперта изнутри и остались — нетронутыми все ценности?
Детектив старался найти ответ на сакраментальный вопрос: кому это выгодно? Кто мог быть заинтересован в смерти Дубуса или извлечь из нее какую-то пользу? Следствие отмело какие бы то ни было имена конкретных лиц, имевших дело с нотариусом в качестве клиентов. Врагов он не имел. Огромный сейф в его кабинете остался нетронутым, его содержимое было в образцовом порядке, тщательно подсчитанное и описанное рукой покойного. Из родственников он имел одного лишь племянника Шарля. Было известно, что нотариус не одобрял образа жизни этого парижского франта и не собирался ничего ему завещать. Встречались дядюшка и племянник очень редко. Старик любил одиночество, все свободное время отдавал своей коллекции марок, в которую вложил без остатка накопленные сбережения. Эту коллекцию, дом и все имущество он завещал приюту для слепых. Шарль, как единственный родственник, выполнил последнюю волю дяди: все в полном порядке передал приюту, а себе за труды по ликвидации имущества попросил на память лишь маленький карточный столик.
Далее события разворачивались так: приют продал коллекцию марок, собранную нотариусом, известному в Париже торговцу. Коммерсант, хорошо знавший ее состав, выразил сожаление, что она неполна. Это обратило на себя внимание следователя: он заинтересовался, чего же именно в коллекции недостает. Торговец вспомнил, что прежде в коллекцию входило письмо, ценность которого превышала стоимость всех переданных приюту марок: отправленное в 1851 г. из Гонолулу в Нью-Йорк, оно имело знаменитую двухцентовую гавайскую марку. Специалисты подтвердили, что нотариус действительно имел такое письмо, но куда оно исчезло, не знал никто. Ничего не дали допросы Шарля и обыск в его квартире. Письмо как сквозь землю провалилось. Полиция была вынуждена закрыть дело и все материалы следствия сдать в архив.
