он хранил по два-три года — но совместить это с прочими достоинствами, видимо, не удалось.
В окрестностях Мосула, в Ираке, есть арбузы, лежащие в прохладе по полгода. Наши поздние сорта лежат с сентября до Нового Года.
Чем жарче и суше воздух, тем слаще степной арбуз. Самые ранние и сладкие плоды волжане выращивали на сухих солнечных буграх. Воду туда качали насосами.
А под Ашхабадом, наверное, и сейчас «прививают» арбуз на верблюжью колючку. Срезают куст, расщепляют пенёк и вставляют семечко. Вода обеспечена! Лет сорок назад так выращивали арбузы для себя. А на продажу — сеяли бахчи.
В сыром же климате степные арбузы жить не могут. Перед революцией наш агроном Ф. Крыштофович, купив имение в Батуми, пытался сажать там арбузы.
Даже если их удавалось спасти от медведки и гнилей, они лопались от обильных дождей, не успев созреть. Чтобы плюнуть против климата, нужны десятки лет селекции!
В тропическом раю Фиджи арбузы редки и очень дороги. А в Турции, если бедняку нечего вам дать, он дарит арбуз — самое дешёвое, что он может себе позволить.
А вот кашмирские арбузы, судя по всему, влажности не боятся.
А. Смирнов пишет, что их выращивают в грядках-гамаках, подвешенных над водой и набиваемых водорослями. А урожай собирают на лодках.
Поистине, мир велик и нет в нём предела удивительному!
Дыни, как и тыквы, очень разнообразны генетически. Раньше их все относили к одному виду — «огурец дынный». Дыню считали видом огурца.
Энциклопедия 1901 года различает дыни гладкие, сетчатые и ребристые (канталупы). Довоенное овощеводство делит их на «настоящие» и канталупы. Ещё проще! И верно: чего усложнять?
Но дыни оказались слишком разные. После войны классик нашего бахчеводства, академик К. И. Пангало выделил дыню в самостоятельный род.
Теперь в нашей классификации род дыня (Melo) — это три десятка видов. Два десятка из них — дикие, есть и многолетние. Самые мелкие, «собачьи», дают до двух сотен плодиков с грецкий орех.
Часть видов дыни — из Африки и Китая. Но большинство видов — из Средней Азии, Ирана и Афганистана. Тут и возникли главные разновидности дыни культурной.
В Америку дыня пришла всего век назад, но только в последнее время всерьёз потеснила там традиционную тыкву.
По всеобщему признанию, самые вкусные и ароматные — азиатские виды. Их сорта отбирались в условиях жары, азиатского солнца и орошения.
Прежде всего, это Зард — знаменитая чарджоуская дыня, выращиваемая также в Иране и Афганистане.
Огромная — до 25 кило, гладкая, веретеновидная, зелёная, как циклопический огурец, твёрдая и безвкусная в сентябре, она дозревает в лёжке, и к зиме становится нежным и сладким, источающим восхитительный аромат чудом.
Мы его так и не поняли — кто ж станет дыню хранить!? Резали сразу — и выбрасывали. К этому виду относятся и сорта Гуляби, хранимые по полгода.
Здесь же растут дыни вида Хандаляк — небольшие, очень ранние, нежные дыньки со вкусом спелой груши. А также, известные нам по рынку бухарские дыни Амери — овальные, по 5-10 кг, хрустящие, с ароматом ванили.
Весьма распространены в Малой Азии местные виды: дыня киликийская из Сирии и поздняя кассаба из Турции, но по вкусу они в сравнение с азиатками не идут. А у кассабы аромат вообще почти отсутствует. Зато у некоторых диких видов аромат такой, что раньше их использовали вместо духов!
Дыни европейской разновидности, попавшие позже и в Америку, очень разные. Азиаток приспосабливали и к разным условиям, и к нуждам людей. Получились, в общем, дыни с небольшими плодами, менее солнцелюбивые, более устойчивые к болезням, но и более требовательные к влаге.
Самая «сырая» разновидность — канталупа, названная по имени папского имения Канталуппии.
Плод — ребристый сегментированный, не очень вкусна, но растёт и в туманной Англии. Многие современные гибриды, в том числе и тепличные — её потомки.
Разновидности наших дынь отличаются по срокам созревания: скороспелки, летние и зимовки.
Скороспелки созревают за 60–70 дней, плоды небольшие, жёлтые, сахара немного, мякоть быстро становится «картофелистой». Пример — наша знаменитая Колхозница, созданная В. Балясным в начале 30-х.
Летние дыни — крупнее, часто покрыты сеткой, намного слаще и ароматнее, мякоть тающая. Именно их мы до сих пор называем «колхозницами» — так популярна была эта советская дынька.
Много местных летних и скороспелок до революции было в Крыму, и на юге Украины, но сейчас они в основном утеряны.
Зимовки — поздние, хранимые до зимы, небольшие, тёмно-зелёные или бронзовые, покрыты обычно густой сеткой. Мякоть — плотная, хрустящая или снежная, сладкая.
Чтобы стать особенно вкусной, должна долежать, сделаться чуть более мягкой.
Наши зимовки — в основном из Поволжья. Там чуть не в каждом районе свои зимние дыни были. Так и назывались: дубовки, быковки, камышинки.
Перед войной у нас выращивались дореволюционные и зарубежные сорта: Царица дынь (Д. Лесевицкого), Роккфорд, Канталупа Прескотта, турецкая Кассаба; в Туркмении и Узбекистане выращивали местные сорта. Из новых появилась лишь Колхозница.
Сейчас селекция дыни направлена в основном на устойчивость к болезням. Улучшаются старые сорта, создаются и гибриды — в основном, тепличные.
Почти невозможно совместить крупноплодность и вкус азиатских дынь с устойчивостью и скороспелостью европейских. Посему, дыни наши небольшие. Главное, что они сладкие.
Дыня чуть было не стала главной сахароносной культурой мира: дынный сахар — самый дешёвый. Но подвела нестабильность урожаев: дыни тогда болели и трескались в сырое лето. Вот поэтому на душу населения сейчас — воз сахарного тростника, мешок свёклы, и только одна маленькая дынька.
Перевозить нежные дыни всегда было труднее, чем арбузы. А на севере Европы, особенно в Англии, они расти не хотели. Выращивать приходилось в теплицах и парниках.
Позволить себе сие лакомство могли только очень богатые особы. Сильно этим гордясь, некоторые из них объелись дынь и померли. Слава Богу, что у них не было азиатских дынь!
Свои сорта европейцам пришлось создавать на основе канталупы. Ни особой сладости, ни аромата они не дали, зато уверенно зрели и были весьма приятны на вкус.
До сих пор в отчётах по сельскому хозяйству итальянцы пишут: «канталупы и прочие дыни». У нас же канталупы не прижились — мы ведь