Лечение фиброаденомы
Так уж случилось, что на фоне постоянно растущих цифр онкологической статистики мы почти автоматически подозреваем любое уплотнение, обнаруженное где бы то ни было, в том, что это рак. Скажем прямо и честно: эти подозрения оправдываются в куда большем числе случаев, чем всем бы хотелось. Но если уж говорить о различиях между раком и другими опухолями, то у нас есть один не слишком утешительный, хотя диагностически значимый момент. Заключается он в том, что злокачественные опухоли размером больше крупной фасолины – это большая редкость. Как правило, больших размеров достигают саркомы мышц, расположенные, соответственно, именно внутри мышечных волокон.
Что касается разницы между фиброаденомой и раком груди, то прежде, чем впадать в панику, нам следует запомнить три достаточно надежных, различимых без специального оборудования признака. Итак:
1. Злокачественная опухоль груди всегда образует тяжи, хорошо различимые на поверхности железы в положении стоя. Эти тяжи направлены либо к бокам железы, либо вверх, к грудным мышцам – в зависимости от расположения опухоли. Они чем-то схожи с клешнями ракообразных: именно наблюдения за опухолями молочных желез натолкнули древнеримских врачей на мысль назвать рак раком. Так вот, фиброаденома таких клешнеобразных тяжей не имеет. И если мы не видим ничего похожего на поверхности груди, мы можем оставить свои подозрения.
2. Рак груди, подобно любому раку (в противовес саркоме), быстро образует так называемый ближний метастаз (в противовес дальним метастазам – в отдаленные органы и ткани). В случае с опухолями молочных желез ближнее метастазирование всегда осуществляется в подмышечный лимфатический узел. Иными словами, при раке молочной железы у нас в подмышечной впадине образуется явная, совершенно безболезненная, мягкая опухоль. Опухоль будет расположена со стороны той груди, в которой протекает злокачественный процесс. И возникнет она уже через несколько месяцев от начала перерождения тканей.
Таким образом, если мы нащупали шарик уплотнения в молочной железе и еще один, помягче и покрупнее, в подмышечной впадине, нам прямая дорога к онкологу. К счастью, в данном случае велика вероятность, что мы заметили опухоль рано и вся ее деятельность пока ограничилась этим ближним метастазом. Это не просто хорошая – это отличная новость! Если опухоли в подмышечной впадине нет, речь, конечно, еще не идет о гарантии, что она не появится через неделю-другую. Однако в сочетании с отсутствием прочих признаков гарантия составляет уже 70 % и более.
3. Злокачественная опухоль груди, как и фиброаденома, является гормонозависимой. Однако применительно к фиброаденоме это выражается в периодических увеличениях/уплотнениях и уменьшениях – в точном соответствии с графиком критических дней. А применительно к раку это означает, что рост опухолей половых органов, которые бесполезно или невозможно удалить, обычно удается затормозить с помощью гормональной терапии. Злокачественное новообразование в тканях груди не станет увеличиваться с «приходом» ПМС или уменьшаться после наступления менструации. А фиброаденома – станет.
Ни один из этих признаков не является стопроцентно надежным. И ни по одному из них нельзя ставить окончательный диагноз. Мы привели их лишь потому, что особенности лечения рака груди часто отвращают женщин от идеи своевременно обратиться за помощью сильнее, чем общая низкая эффективность методов современной онкологии. А между тем у фиброаденомы (приняли мы ее за рак или нет) имеется одно нехорошее свойство: изначально она доброкачественна. Тем не менее если ее не лечить, со временем она вполне может проявить признаки малигнизации и стать злокачественной. И все это – в то время, как фиброаденому удаляют крайне редко, а рак – всегда.
Таким образом, именно опухоли молочных желез часто приводят к появлению историй по-настоящему трагических. Сюжет их одинаков от случая к случаю.
Женщина обнаружила уплотнение в груди и испугалась, что у нее рак. Понимая, что поход к врачу может закончиться для нее удалением задетой молочной железы, она пришла к выводу, что предпочитает умереть красивой. Она несколько лет осматривала молочную железу каждый вечер – в расчете, что если появятся боли или другие тревожные признаки, она, возможно, и согласится лечь под нож. Словом, она оттягивала наступление «момента истины» как только могла. Когда же и впрямь на коже появились пятна и эрозии, портящие внешний вид ее груди не меньше, чем мастэктомия, она пришла-таки на прием к врачу. На тот момент у нее уже имелся очаг злокачественного некроза на поверхности железы, классическая картина обширного отдаленного метастазирования. Опухоль была признана операбельной и удалена. После операции назначена химио– и радиотерапия для подавления активности неоперабельных очагов метастазирования. Но поскольку при дальнем метастазировании прогноз по выживанию дается обычно плохой, конец истории мы рассказывать не будем. Увы, он печален. Хотя началась вся эта история с опухоли довольно безобидной, чаще всего излечимой без операции…
На самом деле, операция при фиброаденоме назначается в последнюю очередь. И очередь эта наступает после того, как ее попробуют лечить, убедятся в ее подозрительной устойчивости к терапии, проведут биопсию и установят наличие признаков малигнизации в ее тканях. Фиброаденому без вмешательства попробуют устранить средствами, безопасность которых удовлетворит даже самых «пугливых». Речь идет всего-навсего о принимаемых перорально препаратах йода и гормонов – антагонистов эстрогена, пролактина либо прогестерона.
Медикаментозная терапия будет назначена при условии отсутствия видимых аномалий в тканях желез, способных участвовать в процессе. Мы имеем в виду, что обследование на гормональный фон при фиброаденоме должно быть столь же тщательным, сколь и при мастопатии. Во-первых, потому, что фиброаденома нередко становится следующим этапом не леченной, запущенной мастопатии. Во-вторых, потому, что корень у этих патологий часто общий или похожий.
Оттого назначать какие-то меры на основании исследования только гормонального фона в крови (без изучения состояния эндокринных желез) со стороны врача недопустимо. А с нашей стороны недопустимо соглашаться на это лечение, если мы видим, что ему предшествовало неполное обследование. Ведь мы можем начать лечиться своевременно, когда никакой серьезной угрозы новообразование не представляет. Но поскольку эта терапия может оказаться неверной или неполноценной, не факт, что эта угроза не появится с течением времени, под влиянием такого неумелого лечения.
Пример неожиданностей, которые подстерегают нас при разговоре о том, какая железа в чем виновата? Охотно, ведь мы уже привели в пример одну историю о том, как фиброаденома стала раком. Итак:
Когда у нас берут анализ крови на гормональный фон, у нас изначально подразумевают высокий пролактин или эстроген. В зависимости от нашего возраста (нам меньше или больше 30 лет) врач более склонен предполагать либо одно, либо второе. Все было бы прекрасно, если бы проведенное исследование не показало вообще третий результат – низкий прогестерон. Это случай сравнительно редкий – во всяком случае, при беседе о фиброаденоме. Тем не менее врач при виде этого результата понимает: прогестерон вырабатывается яичниками – их желтым телом. То есть образованием, которое остается в месте, где вызрела и откуда опустилась в матку яйцеклетка. На основании полученных данных он делает вывод о «неполадках» со стороны яичников. Сперва он назначает нам их обследование – нет ли кисты или воспаления. Не обнаружив ни того ни другого, он прописывает андрогены, поскольку при повышении уровня тестостерона яичники наверняка начнут работать активнее. Все, на том его врачебный долг выполнен, ибо причину угнетения функций яичников установить так и не удалось. А на самом деле ему следовало направить нас к гепатологу (для исследования состояния печени) или эндокринологу – для исследования состояния вообще щитовидной железы.
Суть ошибки врача здесь в том, что патологии печени часто сопровождаются нарушением синтеза витамина К, а он напрямую участвует в синтезе биологически активного прогестерона. Говоря еще проще, могло вполне получиться так, что яичники-то у нас функционируют нормально. Просто им не из чего вырабатывать нормальный прогестерон, потому его, естественно, и нет в крови.
Точно так же на функционировании яичников заметно сказывается работа не гипофиза, а щитовидной железы и, в частности, ее основных гормонов – тироксина и трийодтиронина. Влияние тироксина в данном случае наблюдается куда более явное: именно он запускает в организме многие процессы обмена, роста, взросления в смысле именно полового созревания.
