Кстати, если операция нужна на двух глазах, то при выборе метода PRK лечение может дополнительно затянуться. Операцию на первом глазе обычно делают в день обращения в клинику, на втором — где-то через 4–7 дней. Используя LASIK, зрение откорректируют всего за 2 дня. Врачи уверяют, что при применении обоих методов пациенты не чувствуют никакой боли во время процедуры, а неприятные ощущения появляются лишь на следующий день, да и то только при PRK. Однако это не совсем так. Во всяком случае люди, которые прошли через операцию лазерной коррекции, рассказывают совсем другое.
«Действительно, болей нет, — говорит человек, лечившийся методом LASIK, — но неприятных ощущений хватает. Так что терпением запастись стоит. Я лежу, над моей головой висит аппарат. Там горят две точки: зеленая и красная. Выбираешь любую и смотришь на нее все время. Моргать можно, хотя все равно на глаз поставили пружинку-векодержатель. Самый неприятный момент — это когда на глаз кладут колечко, потом к нему подключают турбинку, и та, создавая вакуумное напряжение, подтягивает вверх то ли что-то в глазе, то ли само глазное яблоко. В это время в глазу темнеет на несколько секунд. После нескольких манипуляций начинается собственно коррекция. Лазер потрескивает немного во время работы. Появляется легкий запах гари. В это время надо, естественно, смотреть в одну точку и глазом не дергать. После коррекции разглаживают роговицу, и все. Час надо посидеть с повязкой в кресле, затем осмотр, и — домой. Дома снять повязку, от чтения и просмотра телепередач воздержаться. Капать капли 3 раза в день».
Не знаю, как бы я отреагировал, если бы мне стали глазное яблоко вверх подтягивать. Наверное, испугался бы. Можно, конечно, выбрать другой метод. Говорят, что непосредственно при операции методом PRK неприятных ощущений не возникает. Зато после операции их более чем достаточно. Вот что об этом пишет Юлия Чернышева: «Если вам когда-нибудь «царапали» глаза контактные линзы, то теперь это будет еще ощутимее. Моя первая ночь после коррекции — страстное желание снять линзы. Они, как тысячи соринок, царапают глаз, и невозможно заснуть. Тогда я впервые поймала себя на том, что думаю, куда положить глаза (как голову или руку). Это было только начало безумия. Девять утра. Бегу к врачу: «Пожалуйста, скорее снимите линзы». Снимают, я сплю. и просыпаюсь во тьме. Больше открыть глаза я не могу. При малейшей попытке открыть глаза — боль. Очень резкая. Не хватало силы воли, чтобы заставить себя приоткрыть глаза и увидеть свет. В голове одна установка — только не трогать глаза руками. Думаю, я была в бессознательном состоянии. Не помню, что происходило с моими глазами, — горели они, чесались или зудели, помню только, что была сильная, как зубная, невыносимая головная боль».
Но вот все неприятности позади. Операция сделана, период послеоперационной адаптации пройден. Долго ли на самом деле восстанавливается зрение? Те, кто прошел LASIK, говорят, что не очень. Зрение возвращается постепенно. Приблизительно через 12 часов уже можно почти отчетливо видеть предметы вдали. Дальнозоркость длится 2 дня — ничего вблизи не видно. А ведь рекламные брошюры обещают, что вы будете прекрасно видеть уже через 2–3 часа. Чтобы восстановить зрение, глаза придется тренировать не одну неделю. Более того, прооперированные очень часто говорят, что после LASIK они стали хуже видеть в темноте: «Там, где раньше было в очках видно нормально, теперь надо включать свет».
Что же касается PRK, то тут сложнее. Восстановление зрения происходит долго и у некоторых довольно мучительно. При сильной близорукости (например, минус 8) на стопроцентное восстановление зрения рассчитывать не приходится. После операции зрение будет, в лучшем случае 20/30 без очков и контактных линз.
Основная беда в том, что к лазерной коррекции существуют противопоказания. Например, до 18 лет делать операцию нельзя. Нельзя ложиться под лазер, если у вас прогрессирующая близорукость, глазные заболевания, беременность или общие инфекционные заболевания организма. При любой методике находиться под наблюдением врачей приходится не меньше 3 месяцев. Стоимость операции складывается из многих составляющих: здесь и компьютерная диагностика, и консультации, и сама операция. В общем, выходит где-то приблизительно от 50 000 до 120 000 рублей.
Что же касается меня, то, честное слово, я еще не решил, делать операцию или нет. С одной стороны, конечно, хочется иметь хорошее зрение, с другой — как-то боязно, да и дороговато. А еще меня смущает следующее: почему-то большинство врачей-офтальмологов все-таки носят очки. С чего бы это?
Нужно ли хирургическое вмешательство при онкологии?
Особенно большие сомнения вызывают операции при онкологических заболеваниях, так как в большинстве своем они не уберегают человека от смерти, а качество жизни после хирургических вмешательств далеко не всегда заметно улучшается. Обратимся опять к мнению профессионала — «еретика от медицины» доктора Р. Мендельсона.
Современная хирургия злокачественных опухолей, когда-нибудь будет вспоминаться с ужасом. Бессмысленность таких операций была продемонстрирована Уорреном Коулом из Иллинойского университета 35 лет назад: при анализе периферической крови после надреза кожи было выявлено, что раковые клетки распространились в результате хирургического вмешательства. Врачи защищались, говоря, что, хотя раковые клетки размножаются, организм может с этим бороться. Это глупый ответ. Если бы организм пациента мог «с этим бороться», то прежде всего рак не развился бы! Некоторые считают, что хирургическое лечение рака находится под угрозой потому, что появились новые методы борьбы с раком. Они пленяют воображение и вселяют надежду, потому что хирургия приносит разочарование, но ваш хирург признает их последним.
Люди спрашивают меня, почему существует столько ненужных операций, и я отвечаю им, что аргументов за гораздо больше, чем против. Единственный довод против — это то, что ненужные операции приводят к страданию, смерти и расходам больных людей. Однако один этот довод никогда не оказывал особого влияния на деятельность врачей. В то же время доводов за бесполезные операции — легион, и они довольно весомы в рамках этики нынешней медицины.
Простейший из аргументов: операция — это важный элемент обучения, а также плодотворное поле для экспериментов, хотя единственное, чему она когда-либо «учила» или что-либо «открывала» — это как делать операции. Когда я был старшим консультантом по педиатрии при Департаменте психического здоровья в Иллинойсе, я исключил из практики одну операцию, которая делалась детям с синдромом Дауна, имеющим порок сердца. Целью операции было заявлено улучшение кровоснабжения мозга. Настоящей целью, конечно же, являлось совершенствование ординаторских программ штата по сердечно-сосудистой хирургии, потому что никаких улучшений в мозге детей с синдромом Дауна не происходило, и хирурги об этом знали. Сама идея этой операции была абсурдной. Более того, уровень смертности вследствие этой операции весьма повышался. Естественно, университетская публика была очень расстроена, когда я отменил операцию. Эти люди лишились важного учебного материала, они не могли придумать, как лучше использовать несчастных детей с синдромом Дауна.
Жадность тоже играет свою роль, хотя не думаю, что одних экономических мотивов достаточно. Несомненно, если отменить все ненужные операции, большинство хирургов лишится должности. Им придется искать честный способ заработать, потому что они получают деньги, когда делают вам операцию, а не когда вы лечитесь другими методами.
Скальпель наголо?!
Если бы у нас осталась только одна десятая от всего количества хирургов, которое есть сейчас, то ненужных операций стало бы очень мало. Даже Коллегия американских хирургов признала, что нам нужно всего 50 000–60 000 дипломированных хирургов, а также 10 000 интернов и ординаторов, чтобы полностью обеспечить потребности страны в этих специалистах на ближайшие полвека. По оценке коллегии, почти половина из 100 000 хирургов, которые у нас уже есть на сегодняшний день, лишние. И эти 50 000 лишних скальпелей наголо причиняют много вреда.
Невежество также имеет значение во многих случаях, когда делается ненужная операция. Я не имею в виду невежество пациентов. Если исключить все неправильные, устаревшие и откровенно бестолковые действия акушеров-гинекологов, осталось бы не так много гинекологических операций. Например, врачи очень хорошо знают, что женщины с нарушениями менструального цикла подвергаются большему риску развития рака влагалища или шейки матки. Фактически этот риск для некоторых из них возрастает более чем в 10 раз! Тем не менее очень немногие врачи прилагают усилия к тому, чтобы выяснить, что представляют собой эти женщины, прежде чем назначить им опасные гормональные контрацептивы.
