Ознакомительная версия.
Историческая правда заключается в том, что еще в 1840-х годах комиссия по здравоохранению установила ужаснейшие санитарные условия в беднейшей части Лондона (недоброкачественная вода, плохая канализация и уборка мусора) как основную причину эпидемий. И были предприняты самые действенные шаги по улучшению этой ситуации.
Распространение инфекций стало быстро останавливаться. По-видимому, процесс шел не только в Лондоне, а по всей Европе и в развивающихся странах. Вот чему: мылу и воде, санитарии и гигиене — мы обязаны в победе над инфекциями.
Оказывается также, что именно с 1940–1950-х годов это снижение смертности от тех инфекций остановилось, а затем постепенно стала нарастать смертность от «сегодняшних» эпидемий, в частности от рака. В 1980-х годах «Medical Journal of New England» писал: «Основной вывод, который мы делаем, — это то, что 35 лет напряженных усилий, направленных на улучшение лечения, следует считать напрасно потерянными. Мы проигрываем войну против рака». Сегодня можно добавить: и против ожирения, и против сердечно-сосудистых заболеваний, и против лекарственной болезни, и против болезни Альцгеймера, и против СПИДа.
Как бы ни были велики открытия Пастера, Дженнера, Флеминга, человечество не слишком разумно ими воспользовалось. И кривая общей заболеваемости и смертности от самых распространенных болезней за последние 15 лет выглядит примерно так: эпидемии инфекций (холеры, дизентерии, дифтерии, коклюша, туберкулеза, чумы, оспы) начали снижаться с 1880-х годов до 1920–1930-х годов благодаря, вероятно, санитарно-гигиеническим мероприятиям. Затем начала применяться массовая вакцинация: БЦЖ с 1950-х, против дифтерии с 1940-х, коклюша с 1950-х, кори с 1970-х годов, медикаментозное лечение скарлатины с 1930–1940-х годов, химиотерапия пневмонии (антибиотики, сульфаниламиды) с 1950-х годов и т. д. Годы потрясающей, впечатляющей эффективности вакцин и лекарств: побочные действия еще не были очевидны, зато успехи пенициллина, стрептоцида и стрептомицина налицо. Экологические условия также до 1970–1980-х годов были относительно благоприятны, социальные условия жизни улучшались, была относительная стабильность в мире и вполне переносимые уровни ежедневного стресса. Я думаю, эти 2–3 десятилетия были обманчиво удачными для медицины XX века: последствия, однако, накапливались быстро. И уже с 1970–1980-х годов начался рост сегодняшних заболеваний на фоне из поколения в поколение падающей сопротивляемости организмов. Как пишет участник одного из форумов по здоровью: «Ваш дед был более здоров, чем ваш отец, который более здоров, чем вы. Вы, в свою очередь, более здоровы, чем ваши дети, а они — просто пышут здоровьем по сравнению с вашими внуками».
И это сегодня, конечно же, вполне объяснимо. Взяв на себя всю ответственность за здоровье человека, медицина XX века фактически попыталась заменить собой Природу: предупреждать, а вернее, прерывать болезни в детском возрасте, сбивать температуру, снимать боль — однако делала это опрометчиво, немудро, не дожидаясь реакций собственно организма, не позволяя разыграться естественным процессам. Разумеется, она всегда имела функцию скорой реакции и помощи больному человеку, но делала это примитивно и грубо. Если, например, выяснилось, что сахарный диабет связан с понижением выработки инсулина в организме (хотя постепенно становится очевидно, что это далеко и не всегда так), то, наверное, было бы мудро, поняв причины, работать в направлении их устранения, подачи сырья и энергии инсулярному аппарату (что довольно легко получается при коррекции питания и применении натуральных средств). Медицина же пошла по пути заместительной терапии и ввода в организм внешнего инсулина: свиного, бычьего и, наконец, человеческого — или стимуляции, подстегивания функции бета-клеток с помощью сахароснижающих средств. Лекарственная зависимость, хронизация процессов, «обрастание» осложнениями очевидно.
Многие врачи тут скажут просто (но необдуманно): но ведь спасались жизни (вернее, растягивалось существование), разве был иной выход? А разве мы искали иной выход? Разве научная медицинская мысль почерпнула что-то в пятитысячелетней медицинской культуре народов? Разве мы не были Иванами, родства не помнящими, лишившими себя общечеловеческих корней и зазнавшимися, что мы, дескать, самое умное поколение людей, взявшее на себя все функции природы?
И разве не поделом мы оказались «у разбитого корыта»: сидим и смотрим, как в каждой семье по два-три онкологических больных, как растут бесплодие и безысходность, как процветают внутри нас гельминты, грибки, вирусы, как иногда одна таблетка включает тяжелые аллергические процессы, даже лейкемоидные реакции или просто лейкозы?
Хотя вакцины и сегодня остаются на первом месте по побочным реакциям, у меня нет цели широко развивать эту тему. Однако несколько поразительных дополнений сделать надо, тем более что я сама оказалась чудом спасенной от вакцинации.
В два года я заболела чем-то, что по симптомам напоминало пневмонию, меня положили в больницу. В те же дни от какой-то инфекции там скончался ребенок, и всем детям в отделении была предписана обязательная вакцинация. Моя мать рассказывала, как ею овладело интуитивное беспокойство и она уговорила врача не вводить мне вакцину. Трудно представить храбрость и риск, на который шла эта образованная женщина: ведь опасность была велика. Но последствия были трагичны: все два или три десятка детей в отделении погибли в течение 2–3 месяцев — все до единого.
Впоследствии это объясняли тем, что вакцина была просрочена, а может, это было связано с тем, что ее ввели больным на тот момент детям. Мама этого не знала, она только вспоминала, что встретила мать ребенка, который лежал в одной палате со мной. Женщина была в трауре, она рассказала, что погибли все дети, которым была сделана вакцинация.
Марк Твен говорил: «Бесконечность бывает двух типов: одна — космическая, другая — мера человеческой глупости». Так давайте же просто и ясно осознаем ошибки и признаемся, что благами науки XX века мы пользовались необдуманно и неправильно, получив значительно больше вреда, чем пользы.
• «Победой» над опасными инфекциями человечество, вероятно, в большей степени обязано гигиеническим и социальным мероприятиям, чем вакцинации и лекарственной медицине XX века.
• В исходном теоретическом базисе лекарственной медицины оказался пробел, не позволивший изначально предусмотреть возможные отрицательные, можно сказать, плачевные результаты, к которым могло привести широкое, неразумное, массовое применение лекарственных препаратов.
• Теория функциональных блоков как универсальных единиц строения живых организмов объясняет несостоятельность механизма «ключ — замок», который лежит в основе современной фармакотерапии. Она объясняет также, почему не было и не может быть создано идеальное лекарство, идеальная «пуля», направленная избирательно против «мишени».
• Вакцинация и лекарственная терапия XX века наряду с неправильной концепцией питания из поколения в поколение ослабили человеческий организм, понизили его иммунитет и сегодня должны быть признаны главными «виновниками» тотальной заболеваемости человечества.
• В условиях современной экологии и стресса существование человека как биологического вида находится под угрозой. И наиболее реальным шансом отвода этой угрозы является самокритичная оценка медициной своей доли в этом неблагоприятном, регрессивном историческом процессе, а также принятие отчетливых, однозначных мер по изменению этих двух основополагающих теорий медицины.
С медициной у нас получилось то, что я в одной из лекций назвала синдромом «Титаника», — самоуверенный, пораженный гордыней человек XX века потерпел крушение. Но выход есть всегда: в первую очередь, это новая концепция питания, которая может уже на 70–80 % вывести человечество из тупика.
Приведу еще несколько фактов, представленных в специальной литературе о сегодняшнем состоянии дел, которое и вызывает у представителей академической медицины побуждение искать выходы в виде доказательной медицины и рациональной фармакотерапии, называя их революцией в медицине.
1. Представитель GlaxoSmithKlinee, одной из крупнейших фармацевтических компаний, заявил, что только 10 % лекарственных средств обладают надежным клиническим эффектом, а остальные 90 % могут быть действенны только у 30–50 % больных.
Эффективность связана с большим количеством генетических и индивидуальных факторов, которые невозможно учесть, — так, во всяком случае, можно интерпретировать объяснение фармацевта. Но удивителен его окончательный вывод. «В связи с этим врачам в случае неэффективности лекарственной терапии или при наличии серьезных побочных эффектов рекомендуется чаще менять лекарственные средства», — говорит специалист, анонсируя выпуск 20 новых препаратов на сумму один миллиард долларов. Итак, назначить правильное лекарство, как я поняла, довольно трудно, поэтому желательно препараты часто менять, пытаясь достичь эффекта. Занятная мысль — больной проигрывает дважды: ему приходится платить в несколько раз больше, оплачивать «несовершенство» медицинской науки, к тому же, что еще хуже, проводить через свой, и без того больной, пораженный организм все большее и большее количество химических препаратов с сомнительным результатом. По-моему, очевидно, что в выгоде остается только фармацевтическая промышленность.
Ознакомительная версия.
