Пётр Алексеевич Заводчиков, Семён Самойлович Самойлов
Взрыва не будет
Дорогие ребята!
То, что вы прочтёте в этой книге — не выдумано. Авторы рассказывают об истинных, памятных им событиях.
Осенью тысяча девятьсот сорок первого года, в первые месяцы войны, на передовых позициях обороны Ленинграда появились новые, специальные посты сапёров.
Сапёров называют тружениками войны. Они строят укрепления, наводят переправы, ставят мины. Как правило, сапёры вооружены винтовками, автоматами, лопатами и приборами для поиска мин. Но те, о которых рассказано в книге, имели ещё и «живую технику». Так в отдельном инженерном батальоне называли собак, которые стали незаменимыми помощниками минёров. В батальоне собак учили многому: возить раненых, держать связь под огнём, но больше всего — искать мины.
К этому новшеству многие вначале относились недоверчиво. Шуточное ли дело — научить собаку отыскивать взрывчатку, да ещё при грохоте снарядов и пушек…
В инженерном батальоне служило много девушек. Это были комсомолки, ленинградки, добровольно пришедшие на фронт.
Рита Меньшагина Валя Глазунова Валя Корнеева Зина Филимонова Группа девушек-минёров. 1943 г. В первом ряду, четвёртая справа, сидит командир отделения Вера Александрова Собаки-миноискатели. Слева направо: Дик. Джейк. Жук, Дейка, Инга. Миг
Один из авторов, Пётр Алексеевич Заводчиков — бывший командир батальона, куда входила «девичья команда», вспоминает, что девушек признали не сразу. Многие сомневались, смогут ли они стать настоящими минёрами. Ведь мины — это всегда опасность. Это — притаившаяся смерть. Нужно обладать огромной выдержкой, смелостью и силой, чтобы стать минёром. А тут ещё непривычное для всех дело — обучать собак поиску мин. Справятся ли девушки с такими трудностями?
…Вскоре слава о «девичьей команде» и их четвероногих помощниках пронеслась по всему ленинградскому фронту. О них слагались легенды.
О работе девушек-минёров рассказывают авторы в своей книге. В ней все имена подлинны. Рита Меньшагина, Вера Александрова, Нина Бутыркина, Валя Корнеева — это герои из «девичьей команды». Всё, что происходило с ними и с их верными спутниками — Жуком, Орликом, Мишкой, было на самом деле.
У русских солдат издавна существовал святой закон: «Сам погибай, а товарища выручай!» Он был и у сапёров. Многие не вернулись с войны.
«Девичьей команде» авторы посвящают эту книгу.
В тот июньский вечер Рита вернулась из прачечной поздно, ещё позже, чем всегда. Рита очень устала, опухшие ноги неохотно слушались её. Она работала в прачечной целыми днями. В больших глубоких котлах булькала серая вода, покрытая крупными пузырями. Бельё медленно ворочалось, как живое, но Рита хорошо знала: никакое оно не живое, обыкновенные рубахи и штаны. Их приходилось своими руками наваливать в котлы, потом вытаскивать оттуда, хотя от воды штаны и рубахи становились тяжёлыми и непослушными.
После блокадной зимы Рита быстро уставала. Она была слаба, но никому не говорила об этом. Разве другим легче, разве у других сохранилось больше сил?
Все работали, и не по восемь часов, как до войны, а по двенадцать или ещё больше — пока не сделают того, что нужно сегодня. Всякая работа в блокадном Ленинграде была важной, всякая работа была фронтовой.
Рита медленно шла по пустынным улицам, привычно слушала отдалённый грохот рвущихся снарядов. Потом грохот усилился, стал совсем близким, он накатился на улицы, по которым лежал её путь. Рита ускорила шаг, и тут её остановила женщина с повязкой на рукаве.
— В укрытие! Не слышишь, что ли? — строго сказала женщина и потащила Риту под арку ворот.
— Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение транспорта прекратить! Населению укрыться! — Повторяла уже в который раз серая труба громкоговорителя.
— Вот ещё, укрываться! — сказала Рита. — Не первый день стреляют, кажется, давно привыкли.
Несколько разрывов раздалось почти рядом. Один снаряд попал в дом напротив. На мостовую посыпались кирпичи, зазвенели остатки стёкол в давно разбитых окнах.
— Туда! — крикнула женщина. — Надо помочь людям.
Они побежали через улицу к дому, над которым поднималось густое, тяжёлое облако розово-серой пыли.
— Жертвы есть? — запыхавшись, спросила женщина у дежурной по дому.
— Не должно быть на этот раз, — сказала дежурная. — В пятый этаж угодило, а наверху никто не живёт. Всех переселили вниз. Там всё-таки, сама знаешь, опасность меньше.
— Ну, хорошо, — сказала женщина с повязкой и повернулась к Рите:
— А ты, девонька, такие слова брось — «ещё укрываться, привыкли». Ранит тебя или убьёт зря, кому выгода? Одним фашистам. Так мы им, кажется, не собираемся помогать.
Она не позволила Рите уйти, пока не прекратился обстрел. Поэтому Рита и пришла домой так поздно. Привычно вставила ключ в круглую сердцевину дверного замка и вдруг заметила, что в дырочках почтового ящика что-то белеет.
«Неужели письмо?» — У неё замерло сердце. Блокадная почта давно не приносила ей писем. Пальцы дрожали, когда она открывала ящик. Кто знал, какую весть несёт письмо?
В ту военную пору белые треугольнички очень часто служили вестниками несчастья, сообщали о гибели родных и близких. Рита многих потеряла за страшную блокадную зиму. Последним она лишилась отца. Он не захотел уехать из Ленинграда, работал на заводе, делал снаряды для фронта. Так и умер у станка.
В ящике была повестка: «Районный военный комиссариат просит Вас с получением сего явиться по адресу…»
Рита перечитала адрес: улица Рубинштейна № 40. Она хорошо знала этот дом. Прежде там помещался клуб служебного собаководства, и Рита в нём постоянно бывала. Но что там делать сейчас?
У себя в комнате Рита подошла к столу, взяла старенький примус и поболтала им. Заплескался керосин. Рита обрадовалась — можно согреть чайник. Подкачала примус, вытащила из сумки противогаза, которую постоянно носила на боку, кусок хлеба — остаток дневного пайка. И стала его жарить. Хлеб был уже настоящий, не тот, что ели в минувшую зиму, когда в него подмешивали и опилки, и пыль, сметённую со стен бывших мучных складов. Теперь через Ладогу в Ленинград под носом у фашистских войск везли продовольствие — зимой по льду, летом на пароходах и баржах…
Рита жевала горячие ломтики, запивала дымящимся кипятком и думала о повестке, о доме на улице Рубинштейна.
Когда Рите исполнилось девять лет, ей подарили щенка. Рите давно хотелось собаку, но мама только качала головой: «Видишь, и так у нас тесно, в комнате не повернуться».
Рита уже не надеялась, что мечте суждено сбыться. И вдруг папа принёс щенка, пушистого, серого.
— Это за твои пятёрки, — сказал папа. — Мы с матерью прикинули — найдём ему уголок как-нибудь.
Щенок уже знал своё имя. Услышав его, он начинал довольно вертеть хвостом.
В клубе на улице Рубинштейна Рита поняла из слов опытных собаководов, что Джальма — обыкновенная немецкая овчарка, даже не очень чистой породы. В клуб приводили собак-чемпионов, собак-знаменитостей. Расчёсанные и ухоженные, они важно ходили, позвякивая медалями.
Но для Риты Джальма была всё равно самой лучшей, самой умной, самой понятливой. Она же, и правда, понимала свою хозяйку с полуслова. И Рита твёрдо решила, что её собака не останется простым домашним существом.
Разузнав адрес дрессировочной площадки, Рита в первое же воскресенье направилась туда. Смело подошла к инструктору и сказала:
— Мне нужно товарища Бурака, это не вы? Я буду у вас заниматься с Джальмой.
Бурак рассмеялся:
— Ты в каком классе, малышка?
— Уже перешла в четвёртый…
— Ты в четвёртом, а тут все взрослые серьёзные люди!
— Я тоже серьёзно, — сказала Рита, — Джальма обязательно должна учиться. Не может она ждать, пока я стану совсем взрослой. Правда же!
С этого дня Рита занималась с Джальмой на площадке. Когда хозяева со своими собаками выстраивались длинной шеренгой, она была на самом краю — на левом фланге, но это её не смущало. Девочка пристально смотрела на инструктора и точно повторяла все его указания.
Скоро Бурак убедился, что не зря принял Риту. Постепенно она догнала тех, кто начал заниматься раньше.
— Посмотрите на эту пионерку, — говорил своим взрослым ученикам инструктор. — У неё просто талант дрессировщика.