Наблюдали за нашими действиями с недоверием. Некоторые, наверное, уже рукой махнули, видя, что мы все дальше отходим от места обнаружения следа. А я нарочно собаку с заслеженного участка увел, и правильно сделал, — Ингус очень быстро след нарушителя обнаружил и потянул меня за собой. Так стремительно мы побежали, что ни инструкторы с собаками, ни начальник заставы на подводе угнаться за нами не смогли, отстали.
Все внимание я сосредоточил на поведении собаки. Ингус работал активно, и я старался ему не мешать. Лишь иногда давал лакомство, подбадривал.
Так прошли мы примерно двенадцать километров. Уже заметно рассвело. Вот показался не хутор даже, а полевой стан. Нарушитель, видимо, хотел здесь укрыться, но ни одна из ветхих построек ему не глянулась. Стороной прошел. По следу его побежали дальше, и, наблюдая за собакой, почувствовал я — догоняем лазутчика.
Впереди завиднелась деревня. То обстоятельство, что нарушителю удалось добраться до населенного пункта, меня не обрадовало. Увеличил темп. Бегу и думаю: как здесь-то управится мой Ингус?
Совершенно напрасной была моя тревога. Пробежав по деревенской улице, Ингус завел меня в один из дворов. Как потом выяснилось, нарушитель увидел нас и спрятался на чердаке, но эта хитрость его не спасла. Ингус потянул меня во двор, пробежал вдоль стены, сел возле лестницы, ведущей на чердак, и, задрав морду, громким лаем известил меня о том, что именно там укрылся тот, кого мы искали. А тот уже не думал ни бежать, ни сопротивляться. По первой моей команде спустился и позволил себя обыскать. Все же на всякий случай я связал ему руки и повел задержанного на заставу.
Иду и не чувствую ни малейшей усталости, хотя пробежали мы никак не меньше пятнадцати километров. Впрочем состояние вполне понятное: я был безмерно счастлив. Как-никак, а настоящего нарушителя задержал.
И в какой ситуации: когда даже самые опытные инструкторы ничего не смогли сделать. Уж теперь-то совсем иначе будут к нам относиться и товарищи, и командиры.
Отношение к нам и впрямь изменилось. Каждый день, а правильнее будет сказать, каждую ночь, ходили мы с Ингусом в дозоры. И какую-то неудовлетворенность я испытывал от того, что раз за разом не удавалось обнаружить ни подозрительных следов, ни других признаков нарушения границы. Однако бдительности я не ослаблял, был уверен, что не сегодня, так завтра нам непременно повезет. И вот однажды в ночь (луна то пряталась за облаками, то снова выглядывала) обнаружили мы рядом с дозорной тропой следы. Чтобы на заставе о том не остались в неведении, отправил я туда напарника с донесением, а сам, не дожидаясь подмоги, поставил Ингуса на след и начал преследование.
Перед рассветом, одолев более десяти километров, мы вышли к деревне. Ингус привел меня на колхозный двор. Первое, что бросилось в глаза, — посреди двора на земле лежит человек. Сразу подумалось: мертв. Осмотрел его — да, верно: застрелили старика едва ли не в упор. Я стал кричать, не отзовется ли кто. Нет ответа.
Дал Ингусу команду: «Ищи чужого!» Он повел меня к стогу и принялся лапами разгребать сено. Вместе выкопали мы оттуда мальчонку, до полусмерти перепуганного. Он и поведал о том, какая трагедия здесь разыгралась два часа назад.
Рассказал, что дедушка его, сторож, охранял колхозные постройки. Сам же мальчик сидел в стогу, зарывшись в сено, только голова сверху. Он то дремал, то просыпался, глядя на близкие, тревожно мерцавшие звезды. С дедом он пошел, чтобы тому веселее было нести службу. Ближе к рассвету сморило мальчугана, он с головой в сено зарылся и заснул. Очнулся — видит, какой-то неизвестный к дедушке подошел и стал расспрашивать, — что за деревня, как на дорогу выйти и куда она ведет, какие села по соседству. Особенно подробно человек выспрашивал, как до железной дороги добраться. А потом неизвестный схватил сторожа за воротник, подвел к воротам и там выстрелил в старика из пистолета. Мальчонку убийца не заметил. А тот так был перепуган, что ни крикнуть, ни слова сказать не мог. Это его и спасло.
Слушая хлопца, я не сомневался, что убийца и есть тот самый нарушитель, за которым я несколько часов шел по следу. Нужно было спешить: кто знает, что еще предпримет бандит, кто встретится ему на пути?
Поставил я Ингуса на след, бегу, а на душе смутное предчувствие беды. Оно усилилось, когда километрах в пяти от колхозного двора, в поле, увидел трактор. Подбегаю — рядом с трактором борона лежит, механизмы разные. Никто из деревенских их на ночь так не оставит. Вероятно, ночью тракторист работал или спозаранок сюда пришел. Вот только не видно нигде тракториста. А Ингус дальше тянет. Метров триста по пахоте пробежали и обнаружили тракториста — убитого. Что и как тут произошло, догадаться было несложно. Да и следы на пахоте явно показывали, что поначалу упирался тракторист, а потом, видимо, уже после выстрела, волоком тащил бандит его безжизненное тело.
Мы с Ингусом снова бросились по следу. Как мы спешили! И все же опоздали: не успели спасти еще одного человека.
Уже было совсем светло, и я еще издали увидел на дороге людей. Подбежал. Беззвучно вздрагивая всем телом, девочка лет семи обнимала лежащую навзничь женщину. Я осторожно поднял девчушку, стал расспрашивать, а она ничего сказать не может, только всхлипывает.
Я успокоил ее, как мог, и она рассказала, что шли они с мамой к бабушке, в соседнюю деревню. В этом самом месте девочка в кусты забежала.
«Тут подошел к маме какой-то дядя, — рассказывала она. — Стал ее расспрашивать, и мама показала рукой в сторону деревни. Вдруг раздался выстрел — и мама упала. Я тоже упала — от страха и долго так пролежала. Когда выбежала на дорогу, дяди этого уже не было. А мама лежит. Я ее зову — а она молчит…»
Как ни тяжело было, пришлось оставить девчушку одну на дороге. А что делать? Я уже так решил: жив не буду, а бандюгу этого обезврежу.
Одолев еще несколько километров, вбежали мы с Ингусом в деревню. Уже солнышко поднялось. Сельчане кто в поле выехал, кто во дворе или в огороде работал, и никто не подозревал, какая опасность рядом таится. Впрочем, когда увидели меня, пограничника с собакой, на деревенской улице, никто ни о чем и расспрашивать не стал, да только… Оглянулся я, а мне на подмогу по деревенской улице толпа бежит: кто с ружьем, кто с вилами, а кто-то на телеге, лошадь вожжами нахлестывая, обгоняет бегущих. В таком сопровождении и влетели мы с Ингусом в один из дворов.
Бандит в это время сидел в доме за столом и ел. Хозяина с хозяйкой и их малолетних детей лицом к стене поставил. Увидев нас с Ингусом, пригрозил хозяевам ружьем: «Только пикни кто или шевельнись — пристрелю». Они и стояли, не шелохнувшись, и потом не могли сказать, куда бандит скрылся, когда мы ворвались в комнату. Впрочем Ингус мой без подсказки уже во всем разобрался, лаем дал понять, что нарушитель на чердаке.
Кричу бандиту:
— Выходи! Сдавайся! Все одно не уйдешь.
В ответ ни звука. Только окно в доме хлопнуло — хозяева с детьми в огород выскочили. К этому времени вокруг дома много народу собралось: взрослые, дети… Знают, что вооруженный преступник в доме, однако не расходятся. Все же попросил я подальше отогнать ребятню, а сам думаю: что же делать?
Кто-то лестницу принес, но посылать на чердак собаку я не решился: совершив столько убийств, лазутчик так просто не сдастся, а подставлять Ингуса под пули негоже.
— Дом поджечь, и вся недолга, — посоветовал кто-то.
— Ни к чему поджигать. И так стащим, — возразил я ему.
Тем временем один из сельчан сел на лошадь и поскакал к красноармейцам: в нескольких километрах от деревни располагался их пост.
Раз и другой повторив предложение сдаться и не дождавшись ответа, я решил действовать. Надел на палку свою фуражку и стал поднимать ее. Едва зеленая фуражка показалась в проеме люка, прогремел выстрел. Можно было бы и повторить маневр, но кто знает, сколько у неизвестного патронов.
После выстрела любопытствующие граждане разбежались кто куда. Зато подмога подоспела: передвигаясь короткими перебежками, окружали дом красноармейцы. У каждого винтовка и, что особенно важно, гранаты.
Я взял у одного из солдат гранату и крикнул в чердачный люк: «Если сам не спустишься, брошу гранату!» Не дождавшись ответа, угрозу свою исполнил. Прогремел взрыв. Из чердачного люка повалил дым — и снова тишина. Бросил вторую гранату. Когда рассеялся дым, наверху прозвучал выстрел. Выждал я немного, покричал — никто не отзывается. Только тогда послал Ингуса на чердак, а следом и сам поднялся. Сначала услышал глухое рычание собаки, а потом и бандита увидел — лежит без движения, застрелился.
И тут навалилась на меня усталость. Потому, наверное, что не очень-то радовала эта победа, слишком поздно мы бандита обезвредили.
Разумеется, этот трудный поиск являлся не последним боевым эпизодом моей стажировки на пограничной заставе. Были и ежедневные выходы на охрану границы, ни на день не прекращались и тренировки с Ингусом. Словом, практика оказалась отменной.
