— Ничего, — одними губами говорит Димка, — я только кальцекс давал, профилактически…
Вдруг Димкин папа стал смеяться. Он так и затрясся на стуле! Потом отдышался и сказал:
— Ей как слону дробина!
— Чего? — обиделась баба Рита.
Бабе Рите не понравилось, как Димкин папа смеялся. Она даже губы поджала.
— Кальцекс вашей корове повредить не может, — объяснил Димкин папа. — Шесть таблеток! Для такой лошади!
Он каждый день в совхоз на лошади ездит. Так привык! Поэтому всё перепутал. Он хотел сказать: «Для такой коровы!» Но я всё равно поняла.
Как хорошо! Корова большая. Её разве заморишь? Димка её ни капельки не заморил.
— Так ведь она лежит, — сказала баба Рита.
— А вот мы поглядим, отчего она лежит, — сказал Димкин папа. И стал одеваться.
— Слава богу! — сказала тётя Клава. — Не ввязывайся ты, Алексей, в это дело! Очень тебя прошу. Пусть вызывает ветеринара.
— Ничего, пойдёмте, бабушка, — сказал Димкин папа. И вдруг на нас как закричит: — А вы чего в комнате сидите? Марш гулять! Такой снежище лепит, а вы…
Димкин папа кричит, а у самого даже очки весёлые.
Мы с Димкой выскочили на улицу. Сколько снегу! Прямо сугробы. Если весь снег в одно место сгрести, наверно, до колен будет. И Путька фыркает. Снег себе на нос бросает. Хвост свой ловит. Повернётся, а хвост уже белый! Он его не узнаёт.
Я Димке про деревянного мальчика рассказала. Мы ведь его вместе нашли. У нас теперь секрет.
Зима по-настоящему наступила. И нам с Димкой купили лыжи. Длинные! Мои на целых полпальца длиннее. Мы теперь на лыжах пойдём.
— Только с горки не катайтесь, — говорит мама.
Ладно, мы по озеру пойдём. Озеро гладкое. Если палки потеряешь, можно вернуться. На озере совсем мало падаешь. А с горки — подниматься надоедает. Всё время падаем. Крутая очень!
— И я с вами пойду, — говорит Ниночка из нового дома.
Что нам, жалко, что ли? Пускай идёт.
— Ка-ак заблудимся! — говорит Ниночка.
Опять она предсказывает! Мы ей сколько говорили: «Не предсказывай!» А она всё равно. С ней никакого терпения не хватит.
Димка меня в бок толкает: «Давай!» Лыжи пусть на крыльце полежат, мы — сейчас.
Мы вокруг Ниночки как запрыгаем!
Прыгаем и дразнилку кричим. Путька тоже прыгает. И Ниночку за косы хватает. Ниночка визжит. Она Путьку боится. Не понимает, что он с ней играет. Такая трусиха! Но она ещё больше визжит, чтобы дразнилку не слышать.
Мы с Димкой тогда ещё громче кричим:
Нинка! Нинка! Ай-да-да!
Нинка! Нинка! Ай-да-да! Такая смешная дразнилка! Я сама придумала. Я иногда вдруг что-нибудь придумаю. А Димка потом выучит. У него память хорошая. Конечно, очень обидная дразнилка. Но если Ниночка предсказывает! Мы с ней не можем на лыжах идти, мы обязательно заблудимся. У нас лыжи тогда совсем отберут. Так мама сказала.
Ниночка сильно-сильно визжит. Она уже сильнее не может. А мы с Димкой можем. Нас двое! Мы вон как громко кричим:
Нинка! Нинка! Ай-да-да!
Ниночка ревёт и бежит к своему дому. Она будет бабушке жаловаться. Даже лыжи бросила, пешком побежала. Ниночка теперь будет до-олго реветь. До самого вечера!
Мы надеваем лыжи и спускаемся на озеро. Куда хочешь иди!
Мы на лыжах идём, а Путька просто так бежит. У него всё равно быстрее выходит. Хотя он в снег проваливается, а мы по снегу скользим. И палками отталкиваемся. Мы уже ветер обогнали. Он нам теперь в спину дует. Хочет вперёд выскочить, а не может. Совсем отстал!
На нас солнце светит. Мы уже варежки сняли. Если бы на озере ещё люди были, солнце бы и на них светило. Но больше нет никого. Поэтому оно всё на нас.
Целый день можно по озеру идти. Мы уже сколько идём, и всё берега не видно. Очень далеко отошли.
Вдруг Димка говорит:
— Вон впереди пенёк! — и рукой показывает.
Мы с Путькой посмотрели — правда пенёк. Он из озера торчит. Тёмный. Какие же на озере пеньки? Да ещё двигается. Вон там был, а теперь уже вон где. Он, может быть, плавает? Но ведь сейчас зима. Лёд кругом. Даже льда не видно, только снег.
— Уже два пенька стало, — говорит Димка.
Я смотрю — правда два! И они как будто растут. Медленно двигаются нам навстречу. Тут я догадалась.
— Это не пеньки, — говорю, — это кто-то идёт!
Путька вдруг как залает. И начал прыгать. Он тоже увидел. Кто-то на лыжах идёт. Два человека. Один всё время падает, совсем на ногах не стоит. А второй очень быстро идёт.
— Мальчишки, — говорит Димка.
Один мальчишка повыше, а второй пониже. Тот, что пониже, прямо в пальто на лыжах катается. И шапка у него с длинными ушами. Как только ему не жарко! Пальто ему мешает, поэтому он всё время падает.
А высокий в свитере и без шапки. У него уши красные. И весь он румяный.
Он к нам подъехал и кричит:
— А ну, сворачивай!
Это он требует, чтобы мы ему дорогу освободили. Вон какой! А вокруг сугробы. Разве сразу свернёшь? Димка начал потихоньку в сторону выбираться. Но у него лыжи друг за друга зацепились. Надо же их распутать.
— Подожди, — говорит Димка.
Тут второй мальчишка подъехал, который в пальто. У него всё пальто в снегу. Он стряхивает и прямо на месте опять падает. Совсем стоять не умеет. И ещё на пальцы себе дышит, пальцы замёрзли.
— А ну, давай отсюда! — кричит высокий мальчишка.
И как наедет прямо на Димку. В снег его пихнул. Димка совсем в лыжах запутался и упал. Разве мы этому высокому что-нибудь сделали? Просто такой он хулиган…
Тут Путька как зарычит!
Высокий сразу от Димки отскочил и кричит другому, который в пальто:
— Дзахов! Они на меня сами напали!
— Это ты напал, — говорю я.
А он всё равно кричит:
— Они же на меня собаку напустили! Вон свитер порвала!
И сам свой свитер тянет, показывает. А Путька до него даже не дотронулся.
Путька только зарычал.
Дзахов лыжи снял и тоже на Димку наступает. Но Димка уже поднялся. Вдруг они оба упали и стали в снегу барахтаться.
Путька бросился Димку спасать. Он прыгнул и вцепился Дзахову в валенок. Дзахов мотает ногой, а Путька не отпускает. Он прямо повис на валенке. И глаза у него зелёные! Так разозлился! Он сейчас этого Дзахова разорвёт.
А высокий мальчишка прыгает и кричит:
— Молодец, Дзахов! Покажи им!
А сам в сторонке стоит, боится.
«Ррр!» — рычит Путька. И валенок у него в зубах трещит.
Вдруг я смотрю — они уже не дерутся. Дзахов даже Димке встать помогает. Он его за руку тащит из снега. И смеётся. У него зубы такие белые!
— Как это? Забыл… — говорит Дзахов. — Ничья! Ты мне здорово дал, — говорит Дзахов Димке.
— Ерунда, — говорит Димка. — Вот ты мне правда здорово дал. У тебя — мускулы!
А Путька на Дзахове так и виснет. Разозлился, никак не отпускает. Рвёт валенок.
— У вас верная собака, — говорит Дзахов: — У меня дома такой остался. Я уважаю верная собака.
— Пусти его, — говорит Димка Путьке.
Я про второго мальчишку даже забыла совсем. Вдруг он как подскочит к Путьке. И как стукнет его лыжной палкой. По задней ноге. Изо всей силы!
«Ии!» — крикнул Путька. Так жалобно! И весь вздрогнул. И ногу сразу вытянул. И сел в снег.
Я не помню, что закричала, и бросилась на мальчишку. Царапаю его и кричу. Я его в снег толкнула, а он ногами бьёт и кричит:
— Дзахов, сюда!
— Сейчас, Коляй! — кричит Дзахов.
Дзахов меня отпихнул и вдруг как даст Коляю по спине. И как начал его лупить. Руки ему зажал и снегом кормит. Чтобы запомнил.
— Ты чего на собаку палкой? — кричит. — А если тебя самого палкой?
— Ыыы, — мычит Коляй и мотает головой: не будет, мол, больше. Рот боится открыть — Дзахов его опять снегом накормит.
Мне даже смотреть стало противно: сам первый лезет, а потом — простите его, пожалуйста. Никогда не прощу!
— Хватит, — говорит Димка и тянет Дзахова за рукав, — пойдём, теперь будет знать.
— Дрянь! — говорит Дзахов. — Я с ним больше не вожусь.
Тут мы к Путьке подбежали, гладим его. А он всё дрожит. Так ему больно. И лапу себе облизывает. Он на неё даже наступить не может. Ступит и сразу — «ии!».
— Мы его понесём, — говорит Дзахов. Он пальто снял, и мы из него сделали носилки.
Я вперёд с лыжами пошла: свои тащу, Димкины и Дзахова. А они сзади Путьку несут.
Коляй отстал. Мы на него даже не посмотрели. Дзахов ему кулаком погрозил.
— Ты лежи, — говорит Путьке Димка. — Мы тебя осторожно несём.
Пока мы на лыжах шли, ветра совсем не было. А теперь так и дует в лицо! И снег глубокий, всё время проваливаешься. Только успевай ноги выдёргивать. Носилки качаются — то к Дзахову, то к Димке. Путьке неудобно лежать. Он всё выскочить хочет.
А как же он дойдёт? У него одна нога не действует.
— Он за меня заступился, — говорит Димка.