Михаил Федорович отодвинул засов и открыл дверь, а Антон только лениво и нехотя, с видом истинного хозяина дома, чуть-чуть повернул голову. Говорил, судя по голосу, директор совхоза. Кот отличал директора совхоза, который никогда к нему не приставал, не брал на руки, как другие гости, не гладил и ничего не обещал; относился к Антону, как положено, вежливо, и с чувством подчеркнутой любезности, но без фамильярности.
Кот прислушался: судя по интонациям, директор что-то просил. А еще, если судить по двойной порции пахнувшего холода, входная дверь впустила не одного человека.
Рядом с директором стоял высокий незнакомец с портфелем. Он вел себя скромно, но Антону не пришелся: кот был консерватором и нового не любил.
— Так пусть у тебя переночует товарищ, а завтра я его устрою, добро, Михаил Федорович? — и директор — это кот сразу увидел — подмигнул главбуху.
— Отчего же не добро, места не жалко, оставайтесь, — проговорил хозяин Антона, тайком понимающе кивая директору.
— Ну и ладно, — сказал директор.
Потом они вышли в сени и о чем-то тихо заговорили, а гость остался в избе и, не обращая внимания на кота, стал разглядывать комнату.
Вскоре вернулся хозяин. В руках он нес запотевшую с холода бутыль и похожий на лед кусок свинины. Антон, предвкушая близкое угощение, потянулся. Но гость — чего кот уже совершенно не мог понять — от сала и водки отказался. И этим, конечно, не показался коту еще больше. Но приезжий, видимо, обладал какой-то властью, потому что хозяин покорно, хотя и с прибаутками, убрал со стола словно нечаянно выставленную снедь и принялся стелить гостю возле самой печи.
Обидевшись на все сразу, кот отвернулся от гостя и уже больше не поворачивался. Слышал только, что хозяин покряхтел у себя на кровати, да и захрапел. Приезжий зевнул тихо и как-то вкрадчиво и тоже заснул. Он спал так беззаботно, что Антону сделалось не по себе. В темноте он ясно видел спящего, и был тот спящий неприятен коту с самого начала и всю ночь, и от этой неприязни кот даже не смог заснуть.
Чувствовал ли Антон, что именно этот спящий отнимет у него хозяина и принесет проблемы в тихую и несложную кошачью жизнь, или нет, но только ночью ему почему-то стало жалко хозяина. Он даже хотел вцепиться приезжему в физиономию, но, решив, что это будет не гостеприимно, воздержался. Задумавшись, свернувшись калачиком в остывающей избе, кот вдруг уловил движение там, где должен был посапывать во сне приезжий. Кот дернулся, повернулся, раскрыл умеющие видеть в темноте глаза и сообразил, что приезжий встает с постели и, зябко поеживаясь, подходит к самой печке, на которой, собственно говоря, и лежит удивленный и чуть-чуть испуганный Антон.
В темноте кот видел гостя прекрасно, а вот гость кота — да и все остальное — вряд ли, потому что передвигался ощупью, мягко и тихо касаясь печи руками. Антон шевельнуться побоялся. Хотел позвать хозяина, но от испуга не позвал, забыв, что человек его не видит, все больше приникая к чуть теплой уже печи.
Приезжий, наконец, нащупал то, что искал, — резко задвинул печную заслонку и, юркнув в кровать, больше уже не пугая кота, заснул. А кот все маялся, гадая, зачем это приезжий закрыл заслонку в печи, пока не понял, что тот попросту замерз.
Разбудил кота страшный кошмар. Снились ему кошки, но не обыкновенные, а синие, розовые, зеленые. Они то двоились, выходя одна из другой, как матрешки, то превращались в одну большую кошку, фиолетово-красную, а кончики усов у нее были оранжевые, и полыхали огнем. И эта кошка и манила, и пугала Антона неудержимо.
В довершение ко всему странная кошка дико захрипела, и тут уж напуганный Антон окончательно проснулся. Прислушался: хрипел приезжий. Ничего страшного, но Антону вдруг захотелось выйти на свежий воздух. Нестерпимо заболела голова. И кот, не весть с чего, вспомнил: нельзя закрывать печную заслонку, от этого бывает угар.
Это страшное слово мигом отрезвило Антона. Он принял решение и грузно прыгнул на приезжего.
— А, что? Кто? — подскочив, заголосил приезжий.
— Мяу, — дико завыл Антон, — ты что, очумел, — заслонку закрывать?!! Чай, не в городе при паровом отоплении, мяу!!!
Приезжий ошалело затряс головой, потом поднялся с постели и опрокинул стул.
— Мяу! — вопил Антон. — Дверь скорее открывай!
Человек кота не понимал. Но, славу Богу, в это время из-за перегородки появился хозяин. Он пошел к входной двери, распахнул ее, да вдруг упал, тут же, на пороге. Но свежий морозный воздух уже хлынул в избу. Антон стрелой вылетел на улицу, а, чуть отдышавшись, вернулся в дом. Хозяин по-прежнему лежал у двери. Перепуганный Антон помчался к комнату, где дико и истошно завыл, снова обращаясь к приезжему.
Тот наконец-таки понял кота, собрался с силами, поднялся и, шатаясь, словно пьяный, потащился к входной двери. Там, на свежем воздухе, в одном исподнем, он стоял довольно долго. А когда мутный взор его обрел ясность, приезжий заметил лежащего на пороге хозяина дома и, медленно нагнувшись, попытался привести его в чувство. Потом, верно сообразив, гость на секунду оторвался от хозяина, заскочил в избу и открыл злополучную заслонку, с которой все и началось.
Чуть только хозяин слабо зашевелился, приезжий, наспех одевшись, побежал на улицу. Кот услышал шум, топот, а через несколько минут возле избы появился человек в белом халате, и Антон стал волноваться меньше. Он почти успокоился, когда увидел, что хозяин, внесенный в уже проветрившуюся избу, пытается встать с кровати. А когда появилась дочь хозяина с мужем и захлопотала, Антон успокоился совершенно.
Но зато приезжий вдруг сник и упал прямо посреди комнаты, силы оставили его.
Это происшествие было, пожалуй, самым неприятным в жизни Антона. А потом опять все пошло по-старому. А может быть, и нет: что-то переменилось в хозяине. Стал он нервным, много раз переспрашивал «кто там?», когда слышал стук в дверь, пугался телефона. Кормить кота он, впрочем, не забывал. А потом Антон заметил, что больше всего боялся хозяин именно того приезжего, который ночевал у них, — верно, думал, что тот им опять угару наделает.
И невдомек было мохнатому зверю, что хозяин его был вором, а приезжий — следователем.
Прошло еще время. И настал несчастный день, когда хозяин дрожащей рукой погладил кота и вышел вон из избы. Антон услышал на улице голос того самого приезжего и понял: пришла беда.
А потом какие-то люди появились в избе, пересчитали все, что там было, дали, правда, кое-что забрать дочери. Антон думал, возьмут и его, испугался и спрятался под печь. Может, зря: дочь его не заметила, а он выбрался из-под печи, когда она уже ушла. А тем, другим, кто описывал имущество, до кота дела не было. Кот мешал — и его попросту выбросили на улицу.
Теперь Антона некому было кормить, он побирался по деревне, выпрашивал у ненавистных и презираемых некогда собак подаяние, а они большей частью только ворчали на него.
Быть может, впервые по-настоящему он почувствовал горечь бытия, когда возвратился домой и увидел, что входная дверь его дома заколочена. Он постоял, потом пробрался в избу через разбитое окно. В доме было холоднее, чем на улице. Антон не мог в это поверить, прыгнул на печь, прежде ласкавшую его своим теплом. И в ужасе соскочил на пол: печь была холоднее льда, хотя на дворе уже вовсю пригревало весеннее солнышко. Тревожно замяукав, кот огляделся: в избе не было мебели.
Он выскочил на улицу. И пошел, куда глаза глядят. И вдруг вспомнил детство. И у него заболела раненная в детстве лапа. И — запах… Запах доносился из избы-амбулатории. Дверь была приоткрыта. Антон несмело вошел и увидел большую комнату со стеклянными столами и стенами, за которыми лежали какие-то белые маленькие коробочки, стояли пузырьки.
Антон пошел на знакомый запах валерьянки. За одним из стеклянных столов он отыскал опрокинутую кем-то пахучую склянку и принялся жадно лакать. Краешком глаза он видел, что к нему подходит женщина, белая с ног до головы, но оторваться уже не мог.
Он не помнил, как очутился на улице. Все плыло перед глазами. Кот медленно пошел туда, где надеялся отогреться и поесть, — к дочери хозяина. Но дверь была заперта, а возле дома гавкала собака, гнала Антона прочь. Но от валерьянки проснулась в нем сила необычайная. Расцарапав собаке нос, кот загнал ее в угол двора, потом жадно съел все, что было в собачьей миске, и, зашипев для порядка, выскочил на улицу. В этот момент по грязной весенней улице проезжал уазик. Пьяного кота повело… Пытаясь отпрыгнуть, он с ведерным стуком ударился о бампер машины, сделал сальто в воздухе, плюхнулся на обочину, порвав брюхо о торчащую арматуру, и — и потерял сознание.
— Куда же тебя несет? — Антона держал на руках тот самый приезжий. — А не тебе ли, котяра, я жизнью обязан? Ты, что ли, меня от угара спас?
— Точно, Антон это, — раздался знакомый голос с заднего сиденья.
