Но дни эти, с виду совсем обычные, не прошли для Жучки даром. Что-то менялось в её собачьем сердце. Старое незаметно таяло, а новое росло. Она привыкла к Саше. Раньше девочка казалась ей такой новенькой и яркой, словно пятно снега на чёрной земле. Теперь Саша как бы приблизилась к Жучке. У неё стал знакомый голос, и знакомые шаги, и руки её пахли знакомо. Теперь, о чём бы ни думала Жучка, в голове её обязательно была и Саша. Рыбак в это время как раз уехал на своём карбасе, и Жучка сама не заметила, как потихоньку переселилась к дому, где жили Саша и строгая старуха.
Однажды утром Жучка, будто очнувшись, увидела, что спит не под своим обычным крыльцом, а под другим — где живёт Саша. Жучка вылезла, удивлённая, наружу. В ней что-то шевельнулось. На душе вдруг стало неспокойно, будто она украла кусок мяса и ждала теперь трёпки. Жучка перебежала дорогу, обнюхала крыльцо своего дома… Нет, Рыбак не появлялся. Тогда она вернулась, успокоенная, обратно и легла у старухиной двери — ждать Сашу.
Саша не была серией. Она обычно вставала довольно рано. Однако Жучка просыпалась и того раньше. Просыпалась и ждала. Но минуты проходили за минутами, и Жучке начинало казаться, что девочка уже никогда не появится. И тогда в её собачьей голове стаями завывали мрачные мысли. Жучка становилась самой несчастной и самой печальной собакой на земле.
Но вот в избе, за толстыми брёвнами стен, начинали слабо слышаться знакомые стуки, скрипы, наконец, Сашин голос!.. Жучка вскакивала, слушала-слушала, напрягая неверные уши! Что было возможности засовывала нос в дверную щель, чтобы побольше выпить радостного для неё запаха.
Весь остальной день они проводили вместе. Саше тоже нравилось быть с Жучкой: нравилось ласково её поругивать и гладить, нравилось быть старшей, нравилось, что эта простая собака делает всё, как хочет Саша, а если не делает, так не из упрямства, а просто потому, что не понимает. Девочек, кроме Саши, в этой маленькой деревне не было. И Жучка, можно сказать, стала её подружкой. Саша звала её Хвостик.
Вместе они обследовали все окрестности деревни. На длинном берегу озера открыли удобный для купания заливчик. И рядом луг, где был дикий щавель… Или через густой, рукастый кустарник они отправлялись на большой пологий холм. Там было старое и потому нестрашное кладбище, всё заросшее крупной земляникой.
Насобирав банку ягод, Саша заходила в полуразбитую пустую церковь и долго рассматривала непонятные, сильно облупившиеся картины по стенам. Вслед за Сашей осторожно входила в церковь и Жучка. Раньше она здесь никогда не бывала: одной-то ей это было ни к чему. Жучка тихо ступала по непривычно холодному каменному полу, и слабые шорохи её шагов отдавались где-то высоко в полутьме сводов. Жучка останавливалась, боясь лишний раз переставить лапу, и тоскливо поглядывала на Сашу. А Саша смотрела на картины.
* * *
Вот так всё и было у Саши и Жучки. А что же Рыбак? Он сначала ничего — не сердился, что собака больше не встречает его на пристани, но потом…
Как же оно бывает? Откуда на свет является зло? Часто от пустых и глупых разговоров, от плохих шуток. Так случилось и в нашей истории…
Раз-другой Рыбака поддели, что вот, мол, она какая твоя собачка-то: верная-верная, а чуть прикормили, уж и на сторону смотрит!.. Рыбак всё будто внимания не обращал. Но раз вернулся он из большой деревни не в настроении. Может, и на этот раз, всё обошлось бы миром, не попадись Жучка ему под руку. А вышло как на грех!..
Вот Рыбак уже почти дошёл до своей избы, и тут вдруг увидел, как Жучка, вместо того чтоб встречать его у пристани, танцует вокруг Саши, весело повизгивая. А Саша держит в руках кусок сахару и поёт:
— Барыня-барыня, сударыня-барыня!..
Рыбак остановился, широко расставив ноги, и стал смотреть на девочку и собаку. Саша увидела Рыбака. Она сунула сахар в смеющуюся Жучкину пасть и крикнула:
— Здравствуйте, дядя Толя!
— А ну, Жу-чка, п-поди сюда! — тяжело сказал Рыбак.
Жучка оглянулась, увидела Рыбака. Разом вспомнила она про свою вину, которая потайною занозой сидела в её душе. Жучка опустила голову, завиляла хвостом и, низко приседая на лапах, пошла к хозяину. А Рыбак сверху вниз из-под насупленных бровей смотрел на свою собаку… Вдруг он сделал огромный шаг ей навстречу:
— Ах ты дрянь! Изменщица! Где гуляешь, а?..
Тяжёлый его сапог с размаху ударил Жучку в бок. Она даже взвизгнуть не успела. Дыхание разом прекратилось, она взлетела в воздух, перекувырнулась и всем телом шлёпнулась на землю как неживая.
Это всё заняло одну очень короткую секунду. Рыбак и сам едва мог понять, как же он такое наделал. Он уже хотел подойти к Жучке, но вдруг увидел: на него со сжатыми кулаками бежит Саша.
— Не смейте! Не сметь!..
Тогда Рыбак повернулся и пошёл к своей избе. На пороге он оглянулся. Саша, стоя на коленях, обнимала Жучку:
— Хвостик, бедный ты мой Хвостик!.. А Жучка всё старалась и никак не могла встать. Рыбак нагнул голову перед низкой дверью вошёл в сени. Так у него не стало собаки…
* * *
Мне не хочется рассказывать долго о том, что так неприятно…
Жучка выздоравливала целую неделю. Лежала на подстилке у Ильиничны в доме — есть не ела, пить не пила. Не лаяла, не скулила. А только тыкалась в Сашины ладони горячим больным носом. Глаза у неё были мутные и тоскливые. Она поднялась на пятый день, но передняя левая лапа так и осталась хромою. И что-то изменилось в её повадке. Она стала недоверчивей и злее. Людей к себе не подпускала, еду не брала, гладить не давалась. Теперь у неё никого не осталось на всём свете. Кроме Саши.
И Саша будто изменилась, повзрослела, что ли… Первый раз в жизни не её защищали, не о ней заботились, а она сама защищала, заботилась. Первый раз в жизни она стала взрослой.
Теперь Саша и Жучка совсем не расставались. Ни днём, ни ночью. Девочка упросила, а старуха Анна Ильинична не могла отказать любимой своей внучке. И вот собака стала ночевать уже не под крыльцом, а у Саши под кроватью.
Ночи к тому времени уже заметно стали загустевать темнотою. Жучке хорошо было просыпаться в спокойном полумраке и тишине. Хорошо было слушать, как с важностью деревенских гусаков переговариваются пружины, когда Саша поворачивается на другой бок. Хорошо было видеть, как смутно белеет на стуле ровно уложенное Сашино платье. Жучка глубоко и сладко вздыхала. Сердце её, пойманное огромным счастьем, билось тихо-тихо. И ничего больше не хотелось этой простой собаке, кроме того, что было у неё сейчас…
Одно только было неудобство… Пока Жучка жила вольно, она вовсе не думала об этом. Но теперь, когда она сделалась вроде бы домашней, кое-что изменилось. Иной раз, проснувшись ночью, она чувствовала необходимость сбегать на двор по своей простецкой собачьей нужде… Необычная, не уличная, чистота комнат говорила Жучке, что здесь ничего такого делать нельзя. Значит, обязательно надо идти на двор. И она, наверное, смогла бы неслышно прокрасться в сени, встать на задние лапы, а передними навалиться на дверь. Так она делала не раз. И благополучно выходила! Но то бывало утром, вместе с Сашей. А сейчас, в шёпотном полумраке ночи, Жучке страшно было оставлять свою хозяйку одну. Страшно было оставаться без неё. И, повздыхав, повздыхав, Жучка через силу засыпала…
А лето в тех краях, где происходит наша история, уже заметно перевалило на вторую половину. Земляника повывелась. Ходить на кладбище больше было незачем. Сашу потянуло в лес — за черникой, брусникой, за грибами. Места здесь были знаменитые, бабушка ещё зимою не раз хвалилась ими в письмах, и все местные говорили. Хоть чаще всего было им не до грибов, не до ягод.
Саша, привыкшая собирать грибы «по-городскому», всё пыталась сначала разузнать места. Ей в ответ только удивлённо посмеивались:
— Лес, он и есть лес. Никаких особых мест у нас нету.
Так и бабушка говорила, и все. «Ну что ж, посмотрим». Саша снарядилась в поход. Но только в первый раз у неё ничего не вышло. Едва они с Хвостиком забрались в ельник, который ещё и не был настоящим лесом, а только как бы его прихожей, на них напала такая орава комаров, что, кажется, воздух почернел. В самой деревне, конечно, тоже комарики покусывали, но всё же вполне терпимо. К тому же их гонял свежий ветерок, который почти всегда ровно дул с озера… А здесь! Саша и думать не могла, что на руку может разом сесть целый комариный выводок — штук двадцать!..
Саша бежала из лесу без оглядки. Наверное, и от медведя она бы не сумела проворней! Жучка, не очень понявшая, в чём дело, скакала рядом. А злодеи комары, словно осы из растревоженного гнезда, долго гнались за беглецами: только чуть остановишься дух перевести — они опять тут как тут. Поют жалобно и тонко, а кусаются, как волки!..
В другой раз Саша была умнее: надела кофту с длинными рукавами, спортивные брюки, в которых ходила на физкультуру, на голову шапку из газеты.
