– Генри! – кричала Ханна. – Вернись! Нет! Оставь человека в покое!
Они с Ди заметно нервничали, а я с интересом ждал, что будет дальше. Бродяга вылез из-под брезентового укрытия – разузнать, откуда шум-гам. На хищном обветренном лице читалось откровенное изумление – и никаких признаков испуга. Обычно на чужую приставучую собаку – да еще посреди чиста поля – люди реагируют по-другому.
В Ист-Мендлхеме встречаются порой колоритные персонажи. Мое любопытство, например, долгое время будоражил мужчина в спецодежде и с прической Дэвида Кросби: он целыми днями читал возле городского озера французские романы девятнадцатого века. А чего стоил старичок в яркой, утыканной значками спортивной куртке, который по утрам кричал на уток: «А ну летите сюда, чертовки! Шевелите булками!» Он наверняка вызывал симпатию у тех, кто любит крепкие выражения и не пробует сочинять рядом с ним статью. Однако, какая бы страшная беда с вами ни произошла, как бы ни подвела вас удача, решение обосноваться посреди чиста поля – это настоящее бунтарство.
Я не хотел подходить ближе и отвлекать бродягу от дел – а дела у того явно имелись, – зато во все глаза разглядывал его пожитки. Что за бумаги сложены у костра? Древние брошюры, где собрана мудрость предыдущих поколений бродяг? Личный дневник странствий? Хотя… Больше похоже на последние выпуски мужского журнала «Джи-Кью». Что этот человек ест? Какими мыслями заполняет дни? Когда он после долгого молчания вынужден говорить с другими людьми, не удивляет ли его собственный голос? Генри побежал назад к нам, и Ханна с Ди облегченно вздохнули. Я же с радостным предвкушением представил наше с Генри совместное будущее: сколько еще чудаков встретим мы в английской глуши!
На обратном пути я забрал у Ханны поводок. Генри был мельче Ноустера, но до чего силен! На обочине лежали полуистлевшие останки какого-то крупного зверя, сбитого машиной. Генри решил, что ему срочно надо в них вываляться; удержать его я не смог. Столь тесное общение животного с усопшим собратом было для меня в новинку. Мои коты, конечно, убивали грызунов, однако, попинав жертву туда-сюда, быстро теряли к ней интерес. Иногда они аккуратно разделывали добычу и приносили мне под дверь спальни селезенку – словно дети, оставляющие отцу недоеденные хлебные корочки. Однако коты никогда не использовали мышиные внутренности в качестве подушки.
– Да, это уже не в первый раз, – сказала Ханна. – На днях он с дохлым фазаном обнимался.
Мы зашли в паб. Я похвалил Генри за хорошее поведение. Не знаю, правда, по каким правилам он жил до этого и какое поведение считалось хорошим, а какое плохим. Просто не похвалить было бы невежливо. Я заказал всем по пинте «Гиннесса» и по пакетику сырно-луковых чипсов. Поднеся пальцы к пакету, я вдруг вспомнил, что не вымыл руки. Нет уж, сначала к раковине: чипсы хороши и без привкуса полуистлевших останков. Прихлебывая пиво, Ханна с Ди поведали мне кое-какие «спаниелевы термины», принятые у них на работе между собачниками. Например, хвост – это «палка-вилялка», а кудрявый хохолок на голове Генри – «песо-шиньон».
– Я так и сказала Тому после первой встречи с Генри, – говорила Ди Ханне. – «Он тебе понравится. Генри – как ты, только спаниель».
Меня и раньше сравнивали с собаками, а в данном случае я сам видел сходство. У меня темные густые вьющиеся волосы. С годами они немного поредели на висках, образовав спереди пушистый мысок. Мысок мой собственный, натуральный, честное слово, но на спаниелевом языке он вполне мог бы называться песо-шиньоном. Сравнение Ди мне понравилось. Правда, по дороге домой я впал в раздумья. Сравнение исходило от человека, который знал меня чуть ли не лучше всех и который описывал Генри словами «дуралей» и «неуклюжий попрыгун». Что бы это значило?
23 января 2009
По словам Ханны, Генри, проходя мимо нашего дома, тянет ее к входной двери. Я сначала не верил, ведь Генри был у нас лишь однажды. Но когда я впервые собрался с ним на прогулку вдвоем и довел его до своей машины, он целенаправленно двинул мимо нее к нам во двор. Внутрь я Генри не пустил – не захотел портить отношения с котами, которые и так уже заподозрили неладное.
Меня предупредили, что Генри-пассажир обычно нервничает, если машина движется неторопливо. Мол, когда Ханна едет медленнее тридцати миль в час, он начинает выть. Словом, собачий вариант фильма «Скорость», где вместо бомбы спаниель, а вместо автобуса «Ниссан-Микра». Не знаю, со мной пес вел себя прилично. Поскуливать он начал, только когда мы прибыли на место, в деревню Данвич на побережье Саффолка.
Месяц назад, под Новый год, я дал себе несколько обещаний. Одно из них – совершить пятьдесят два пеших похода по Восточной Англии, протяженностью не меньше четырех миль каждый. Я хотел изучить округу и ради этой затеи купил шляпу а-ля Шерлок Холмс и отрастил зимнюю бороду. Говорят, важнее всего держать в тепле именно голову. В новой шляпе было столько меха, что замерзнуть в ней я, видимо, не смог бы, даже будучи голым. Впрочем, проверять эту теорию на практике я не спешил.
Меня ждало открытие. Оказывается, одинокого бородача в новеньком головном уборе далеко не всегда в сельской глубинке воспринимают человеком безопасным. Я понял это по косым взглядам встречных собратьев-ходоков. Другое дело – собака. Добавьте ее, и все изменится. Гуляя с Генри по берегу в Данвиче, мы услышали немало сердечных приветствий.
– У вас спрингер? – поинтересовалась румяная блондинка в резиновых сапогах и непромокаемой куртке.
Дама тоже выгуливала спаниеля.
– Нет, кокер, просто крупный, – с некоторым самодовольством ответил я.
За короткое время в роли собачника я уже научился произносить фразы вроде «крупный кокер» без глупого хихиканья. Тем не менее дальнейшие расспросы румяной блондинки мне были ни к чему. Вдруг она захочет узнать, каким шампунем я купаю своего пса или где я приобрел поводок? Вряд ли мой блеф выдержит подобный допрос. Я отдавал себе отчет, что подзываю к себе Генри и беру его на поводок не только для того, чтобы уберечь от стычек с другими псами. Я еще и избегаю разговоров с собачниками, опасаясь разоблачения.
Обычно Генри мчит ко мне уже после второго-третьего призыва, и я без труда пристегиваю поводок к ошейнику. Однако, заметив на лесной тропинке лабрадора, я почему-то замешкался. Собаки друг друга облаяли, мы с хозяином лабрадора тревожно переглянулись, что-то произошло, и тут чужой пес испуганно отпрянул, а Генри шустро припустил ко мне. По дороге к машине в моей голове звучали три мысли:
1. Не будь я всю жизнь кошатником, я бы среагировал быстрее.
2. А Генри-то – задира. Надо за ним присматривать.
3. Мой пес уделал другого, более крупного пса. Класс!
12 февраля 2009
Мы с Ханной легко договорились насчет Генри. Я вывожу его, когда она уезжает в командировки. Если же у меня возникнет желание погулять с ним в любое другое время – пожалуйста, только надо предупредить Ханну хотя бы за день. Она почему-то довольна и благодарна. Странно, ведь на самом-то деле повезло мне. Я получаю двойную выгоду: средство для быстрого поднятия само-оценки (когда коты вытирают об меня ноги особо наглым образом) и собаку без сопутствующих ей хлопот. Конечно, я должен убирать собачьи экскременты и угощать Генри печеньем и жевательными косточками, зато не должен его мыть, покупать ему корм, платить ветеринару и слушать завывания по ночам. К тому же я мечтаю завести собаку, и общение с Генри – отличная практика.
Безусловно, времяпровождение с Генри оказывает влияние и на другие сферы моей жизни. Сегодня, например, мы с ним гуляли по побережью Северного Норфолка, возле Бернем-Овери-Стейт. Генри несколько раз прыгнул в реку и на обратном пути провонял всю машину. Я завез пса домой и поехал на железнодорожную станцию встречать друзей, Стива и Сью. В результате второй раз в жизни мне пришлось просить прощения за то, что мой автомобиль пахнет «мокрым спаниелем».
28 февраля 2009
Сегодня Генри опять помочился себе на лапу. Он не может ее нормально задрать, поскольку у него, по словам Ди, воспаление тазобедренного сустава. Честно говоря, никак не привыкну к тому, что собаки такие несамостоятельные, – я имею в виду работу их кишечника. Мало того, у Генри есть привычка какать прямо на проселочных дорогах, причем желательно за секунду до того, как из-за ближайшего поворота вылетит джип. Сегодня мы гуляли к югу от Нориджа, вблизи деревушки Лоддон. Не успел я склонить голову над экскрементами Генри, как меня чуть не сбил «Рендж-Ровер» – я вовремя откатился в придорожную канаву. Пес на инцидент не среагировал и с завидным равнодушием умчал пугать уток. Когда я несу в кармане пальто пакетик с какашками Генри, в голове часто звучит чей-то голос: «Собачники и правда согласны это делать? Каждый день?!» Временами я почти перестаю думать о пакетике – ощущаю, как свежий ветерок ласкает кожу, любуюсь огородным пугалом. Однако пакетик постоянно маячит где-то на краю сознания. Он сопровождает меня всю прогулку, не исчезая ни на миг, вес его все растет, растет… Постепенно я начинаю думать, что меня сопровождает не одно живое существо, а два.
