Свет луны добрался и до молодого пса, устроившегося в чулане за кухней. Он беспокойно зашевелился, поднялся и сел, навострив уши и прислушиваясь к тишине. Но звука, которого он ждал – пронзительного, звонкого свистка хозяина, возвращающего ему все радости жизни – не было.
Далее луна заглянула в спальню на втором этаже, где на боку в большой старинной кровати спал человек, а за его спиной наслаждался блаженным теплом, любящий удобства, почтенный белый бультерьер.
Легкий утренний туман еще не рассеялся, когда Джон Лонгридж поднялся с кровати, так и не сумев отвоевать место на ее середине.
Лонгридж побрился и быстро оделся, наблюдая, как туман расходится над полями и сквозь него проглядывает утреннее солнце. Можно было надеяться на отличный осенний день, теплый и мягкий, какие и бывают часто «индейским летом».
Спустившись вниз, Лонгридж увидел, что животные уже терпеливо ожидают у двери утренней прогулки. Выпустив их, он приготовил завтрак и поел.
Когда собаки и кот вернулись с прогулки, Лонгридж собирался в дорогу, укладывая вещи в автомобиль. Он дал им немного печенья и они улеглись у стены дома, греясь в лучах утреннего солнца и наблюдая за человеком. Лонгридж кинул в багажник последние пожитки, вышел из гаража и погладил каждого из своих друзей по голове.
– Будьте послушными, – сказал он, – миссис Оукс скоро придет. До свиданья, Люас! – так он называл лабрадора. – Мне бы хотелось взять тебя с собой, но в лодке не хватит места для троих.
Он взял в руку мягкую морду собаки. Золотисто-коричневые глаза пристально смотрели на него и вдруг собака подняла правую лапу и положила ему в руку. Лонгридж много раз видел, как пес делал так с хозяином, и был необычайно тронут таким доверием; он даже подумал, следует ли ему уезжать теперь, сразу после того, как собака наконец-то впервые проявила к нему такое дружелюбие…
Его не беспокоило, что животные оставались на улице. Они никогда не делали попыток убежать, гуляя за забором в окрестных полях. Если бы они захотели, то всегда могли войти в дом, так как в кухне была дверь, которую придерживала лишь не тугая пружина. Лонгриджу надо было только выдвинуть с внутренней стороны задвижку, тогда она уже не могла захлопнуться и распахивалась от толчка снаружи.
Животные выглядели довольными: кот старательно мыл свои уши, старый пес сидел, вывалив из оскаленной пасти розовый язык и часто дыша, – отдыхал после прогулки, а рядом разлегся на боку лабрадор.
Лонгридж включил мотор и, когда автомобиль медленно тронулся с места, помахал им рукой из окошка, хоть и понимая, до чего это глупо. «Чего я от них жду в ответ? – спрашивал он себя с улыбкой. – Чтоб они помахали лапой? Или крикнули «прощай»? Вот беда – прожил так долго с ними и чересчур привязался».
Автомобиль круто свернул на дорогу в конце длинной аллеи, и животные еще некоторое время слышали удаляющийся шум мотора. Кот занялся своей задней лапой, старая собака отдышалась и улеглась, молодая тоже лежала неподвижно, и только глаза ее бегали и время от времени подергивался нос.
Минут двадцать никто не шевелился. Потом вдруг молодой пес вскочил, вытянулся и замер, не сводя глаз с дороги. Он стоял так несколько минут, а кот внимательно следил за ним, забыв опустить задранную вверх лапу.
Лабрадор медленно вышел на дорогу и остановился на повороте, оглядываясь назад и словно приглашая остальных последовать за собой. Тогда неуклюже поднялся старый пес, присоединился к лабрадору, и они вместе свернули за угол.
Минуту кот стоял неподвижно, голубые глаза горели на темной мордочке. Затем смешно подпрыгивая, он пустился вдогонку.
Собаки стояли у калитки. Старый пес тоскливо оглядывался назад, словно надеялся увидеть своего друга миссис Оукс, которая всегда приносила ему вкусные косточки. Но когда лабрадор вновь побежал по дороге, терьер последовал за ним. Некоторое время кот стоял у калитки, подняв лапку, – весь сомнение, вопрос, колебание, – но вдруг, словно придя к какому-то решению, опять бросился следом за собаками. Теперь все трое затрусили по пыльной дороге.
Примерно час спустя миссис Оукс вышла из своего коттеджа и направилась к дому Лонгриджа. В руках у нее была сетка с ботинками для работы, фартуком и небольшим свертком объедков для животных. Она немного огорчилась, не увидев собак, обычно встречавших ее довольно далеко от дома и всегда бросавшихся ей навстречу.
«Наверное, мистер Лонгридж запер их в доме, раз он так рано уехал», – успокаивала она себя.
Но когда, толкнув дверь, она вошла в дом – там было тихо и спокойно. Она позвала животных, стоя на ступеньках лестницы, однако в ответ не услышала топота бегущих лап; только равномерное тиканье старых часов раздавалось в передней.
Она обошла пустой дом и вышла в залитый солнцем сад. Снова недоуменно хмурясь, позвала их.
– Ясно! – проговорила она, – видимо, они ушли в школу… Однако удивительно даже… – размышляла она несколько минут спустя, сидя в кухне на стуле и завязывая ботинки, – странно, что нет кота. Он всегда в это время сидит здесь на подоконнике. Хорошо, может он на охоте? Я никогда не видела кота, который бы так любил охотиться, как он! И все-таки – странно все это!
Она помыла и убрала посуду, потом взялась за генеральную уборку библиотеки. Тут она заметила, как что-то блеснуло на полу у письменного стола; оказалось, это разбитое пресс-папье, а на столе она обнаружила листок из блокнота.
Она прочла записку, которая обрывалась словами: «…Я возьму собак (и Тао тоже, конечно)…» продолжения не было. Куда же он их взял? – думала она. – Конечно, это кот сбросил пресс-папье со стола прошлой ночью и записку тоже. Конец ее должен быть где-нибудь в комнате.
Она обыскала библиотеку, но ничего не нашла, а выбрасывая пепел из пепельницы в камин, обратила внимание на обуглившийся завиток бумаги в топке. Нагнувшись, она осторожно его подняла, но почти весь листок тотчас рассыпался, остался лишь клочок, на котором виднелась подпись: «Д. Р. Л.».
– Ну, не странно ли это? – говорила она, энергично стирая черные пятна на кафеле камина. – Он, должно быть хотел сказать, что заберет их всех на Хирон-лейк. Почему же он сделал так, ведь мы договорились иначе? Он ни слова не сказал об этом по телефону… Но, постойте, постойте… Я вспоминаю теперь – он как раз начал что-то говорить о них, и линия испортилась.
Как ни удивлялась миссис Оукс, что Лонгридж взял животных с собой, ей совсем не показалось необычным, что и кот поехал вместе со всеми. Она знала, что кот обожал автомобиль и всегда ездил с собаками, когда Лонгридж брал их куда-нибудь. Как многие сиамские кошки, он был послушен и воспитан не хуже собаки и, гуляя, всегда возвращался на свист.
Миссис Оукс подмела и вытерла пыль, потом заперла дом и возвратилась к себе в коттедж. Она была бы потрясена до глубины души, если бы узнала, что произошло на самом деле.
Две собаки и кот вовсе не сидели спокойно на заднем сидении машины Джона Лонгриджа, держащего путь на север, как доверчиво полагала миссис Оукс. Они находились за много миль отсюда…
Первые два часа они шли довольно быстро; лабрадор – слева от старого пса, который был почти слеп на левый глаз; бультерьер бежал, как всегда странно подпрыгивая и раскачиваясь, а лабрадор – легким, небыстрым скоком. Немного позади них шел кот; он часто отвлекался и останавливался, а потом снова догонял собак.
Когда лабрадор понял, что старый пес устал, он свернул с безлюдной посыпанной гравием дороги в полумрак соснового леса, к быстрому чистому ручью. Старый пес жадно пил, войдя в воду по грудь. Кот осторожно взобрался на нависший над водой камень и уселся на краешке. Потом они отдыхали под деревьями на мягкой сосновой хвое. Терьер часто и тяжело дышал, полузакрыв глаза, а кот умывался.
Так они провели около часа, пока солнце не стало проникать сквозь ветви. Тогда молодая собака вскочила, потянулась и пошла к дороге. Старый пес тоже встал на одеревеневшие, негнущиеся ноги, и опустив голову, пошел за лабрадором, слегка прихрамывая и помахивая хвостом коту, а тот вдруг заметался в пятне солнечного света и схватил медленно летящий лист; потом кинулся за собаками.
До полудня они двигались рысцой, по заросшей травой бровке тихой проселочной дороги, а заслышав гудки автомобиля, спускались в тянущуюся вдоль дороги канаву.
Солнце начало садиться и тени упали на дорогу. Кот все еще двигался бесшумно, равномерно и быстро, молодая собака тоже была бодрой, но старый пес чрезвычайно устал, он замедлил шаг и стал сильно хромать.
Они свернули в кусты и медленно двинулись по просеке вдоль дороги, продираясь через густой подлесок. Скоро они вышли на небольшую поляну, поперек которой лежала гигантская голубая ель, поваленная бурей; на месте корней в яме было полно сухой листвы и хвои.
На поляну легли косые лучи заходящего солнца; здесь было уютно и спокойно. Постояв минуту, опустив голову и слегка качаясь на ослабевших ногах, старый пес залез в яму и повалился на бок. Кот долго обнюхивал и рассматривал все кругом, потом сделал в хвое небольшое углубление и свернулся там, тихонько мурлыча. Молодой пес исчез в зарослях, но вскоре вернулся. С его гладкой шерсти стекала вода. Он устроился поодаль.
