Нептун вспомнил северных собак, когда увидел остроухого белого щенка, смешно оскалившего зубы. И ушел.
Только под вечер Уголек появился во дворе. Он был мрачен. Он перенес дома много неприятностей, но не это его печалило. Уголек думал, конечно, о щенке. О белом щенке с золотыми глазами, с черной крапиной на ухе, с самой красивой собачьей мордой…
Двор был пуст, одеяло с клоуном уже не висело на сарае, кирпичный барьер оказался разрушенным, а на двери белели какие-то глупые надписи и карикатуры. «Митькина работа», — подумал Уголек, но рассматривать и читать не стал. Не хотелось. Зато он вспомнил про другой рисунок, про щенка, которого нарисовал Вовка-художник. Щенячий портрет все еще белел на заборе. Но ведь это был только портрет.
С горестным вздохом Уголек покинул двор и стал подниматься по заросшему березками склону.
Он вышел на поляну и увидел своих друзей. Они сидели на спине обросшей мохом коряги, которая лежала здесь с незапамятных времен.
— Из дальних стран, с лазурных берегов явился он, прекрасный и счастливый, — так известил о приближении Уголька Мушкетер. Уголек только усмехнулся: «Счастливый». Он сел рядом с Толиком и стал молчать, чтобы все поняли, какая у него неудачная жизнь.
— Попало дома? — поинтересовался Славка.
— Попало, — равнодушно сказал Уголек. — Ерунда. Вот если бы…
— Значит мало попало, — с сожалением заметил Славка. — Надо бы больше.
— Ты чего это? — черные глазищи Уголька от удивления даже посветлели и стали почти синими. — За что? Сами же скатерть просили… А теперь…
— При чем тут скатерть? Как маленький, — тихо сказал Толик. На Уголька Толик даже не взглянул.
— Он не знает! — яростно взвыла Тетка и затрясла косами, похожими на рога. — Он ничего не знает! Глядите! Номер сорвал! Все дело испортил!
На дворе теперь показаться нельзя! И спрашивает еще!… Давайте выдерем его!
Уголек испугался. Не Тетки он, конечно, испугался, а того, что все с ним сейчас поссорятся. Все до единого! Они не понимают!
Если человека сильно обидят, ему трудно говорить громко. Уголек прошептал:
— Вы не знаете. Вы не видели, да? Там же сидел щенок. В калитке. Белый щенок. Я побежал, а он…
— А из настоящего цирка ты бы побежал? — спросил Толик.
— Как из настоящего?
— Очень просто. Был бы настоящим укротителем, выступал бы в настоящем цирке. Вдруг появляется твой любимый белый щенок. Ты бы за ним, да?
— Отвечай! — заорала Тетка. — Ты бы удрал с арены, да?! А львы пускай зрителей жрут, да?!
Уголек не отвечал. Он только моргал, чтобы не заплакать, и не отвечал.
А что говорить? Он о настоящем цирке не думал.
— Не ори, Тетка, — сказал Толик и снова спросил: — А если бы ты, как твой отец-капитан, стоял на вахте и вдруг увидел любимого белого щенка? Ты бы от штурвала за ним побежал?
Уголек молчал, потому что о вахте и о штурвале он тоже не думал. Он думал о щенке. Витька-Мушкетер выпрямился во весь свой длинный рост, глянул сверху на Уголька и заявил:
— Раньше таких людей вешали за ноги на крепостных воротах. Потому что он изменник и дезертир…
Тут Уголек знал, что делать. Знал сразу. Тут думать некогда и бояться нельзя. Надо всего полсекунды. Надо вскочить, разогнувшись пружиной, и головой дать в поддыхало длинному Мушкетеру. А когда он, хватая воздух, станет сгибаться, нужно с размаху стукнуть его по носу. Лучше не один, а два раза. Пусть Мушкетер поколотит его. Все равно! Толик зато увидит, что Уголек не терпит таких страшных слов. Потому что он не изменник! Смотри, Толик!
Уголек рванулся, как пущенный из лука. Р-раз!… Но голова его не попала в мушкетерский живот. Голова попала в пустоту, и Уголек пролетел шагов пять и растянулся в траве.
Было не очень больно, только жесткий стебель оцарапал лицо. Но Уголек лежал, и ему хотелось умереть.
Спокойно умереть ему не дали. С двух сторон ухватили за плечи и поставили. Тетка и Мушкетер.
— Живой, — сказала Тетка.
— Еще и на людей кидается, удивился Славка.
Мушкетер ядовито улыбнулся:
— Он больше не будет кидаться. Укротим укротителя.
— Ну чего вы? — с отчаяньем сказал Уголек. — Чего вы все пристали?
Толик?
— Отпустите его, — тихо приказал Толик. — Пусть идет. — Он опять не смотрел на Уголька. Он сидел с опущенной головой и ручкой каменного топора чертил на траве треугольники.
Уголек ушел. Раз его прогоняли, он ушел. Он шагал среди березок, не оглядываясь и прикусив губу. Когда поляна скрылась, он лег на траву.
Может быть, он даже заплакал. Но этого никто не знает, не видел. Ведь Уголек был совсем один.
Солнце на улицах. Жара. Наверное, высохла последняя лужа. А если и не высохла, то все равно бежать туда опасно. Там живет страшилище в сапогах и с перьями на голове.
Свесив розовый язык, щенок бегал по улицам, искал воду. Он нашел ее далека от дома, когда уже совсем измучился.
На тротуаре стояла синяя тележка, и женщина в белом халате торговала шипучим яблочным напитком. Из ближнего подъезда к тележке тянулся резиновый шланг. В одном месте шланг лопнул. Холодная вода била фонтанчиком и стекала в углубление на асфальте. Щенок напился и сел отдохнуть у стены, где была тень. От жары он часто-часто дышал.
— Мама, смотри. Жарко щенку.
Мимо шла девочка в красном платьице с белыми горошинами. В одной руке она держала красную сумочку, в другой эскимо. Рядом шла ее мать с пестрым зонтом и чемоданом.
— Смотри. Совсем жарко щенку.
— Мы опоздаем на поезд, — сказала мама.
Взрослые всегда боятся опоздать на поезд. Девочка упрямо мотнула головой. Пшеничные волосы упали ей на глаза. Девочка ладонью откинула их, а эскимо она взяла в другую руку, держала его вместе с сумочкой.
Мороженое капало на сумочку и белело на ней горошинами, такими же, как на платье.
— Что ты делаешь! — ахнула мама. — Идем, несносный ты человек.
Но девочка присела на корточки и чмокнула губами.
— Песик, иди сюда.
Щенок понял, что его зовут. Он вскочил. Сначала он хотел убежать. Но он не убежал. Девочка позвала его снова. Она была маленькая и без тяжелых страшных сапог. И щенок пошел. Он боялся, а лапы двигались сами.
Но подойти совсем близко щенок не посмел. Девочка протянула руку, и щенок отскочил. «Что же сейчас будет?» — подумал он. Девочка отломила кусочек эскимо и бросила щенку. Он прыгнул в сторону.
Потом он все-таки решился подойти и лизнул угощение. Было вкусно.
Очень вкусно. Гораздо вкуснее, чем селедочные головы или сухие корки.
И сразу стало прохладнее. Щенок торопливо зализал мороженое. Девочка ушла уже далеко, и он заторопился следом. Он побежал за ней, потому что, во-первых, в руке у нее была очень вкусная еда, а во-вторых, он и сам не знал, зачем бежит.
Вдруг раздался грохот, и рядом упал железный обруч. На обруч была надета сетка, и щенок чуть-чуть не попал под нее. Он услышал стук сапог и увидел, как два человека бегут к нему. Они бежали от машины, в кузове которой стоял желтый ящик с маленьким окошком.
Ужас хлынул на щенка. Он завизжал и бросился от страшных людей, от ящика, от сетки. У него шумело в ушах. Шумело так же страшно, как в тот раз, когда щенок падал из дома на колесах.
Он бежал, спасался. Мчался к тому человеку, который только что звал его и кормил. Больше некуда было бежать. Девочка бросила сумку и схватила щенка. Он был тяжелый. Девочка держала его поперек живота.
— Лена! — сказала мама.
Подбежали двое с сеткой. Щенок прижал уши, закрыл глаза и решил, что сейчас умрет.
— Ваша собака? — спросил громкий и сердитый голос.
— Моя, — сказала девочка.
— Ваша? — переспросил голос уже не так громко.
— Вам ответили, — сказала мать девочки.
— Незачем тогда отпускать, — проговорил сердитый человек. — Ошейника к тому же нет. Откуда знать, что она не бродячая?
— И кормить бы следовало щенка-то, — добавил другой тоже сердито. — Шкура да ребра. Владе-ельцы…
Они ушли. Девочка поставила щенка на тротуар. Лапы у него подгибались, и он сел.
— А все-таки нехорошо, — сказала девочке мама. — Мы их обманули.
— Но они содрали бы с него шкуру!
— Почему же? Его бы, наверное, выкупили.
— Кто?
— Тот, чей щенок.
— По-моему, он ничей, — сказала девочка. — Видишь, какой он худой.
— Вижу. Но обманывать все равно нехорошо.
Девочка упрямо тряхнула волосами:
— А я и не обманывала. Щенок на самом деле будет мой.
— Лена! Мы же спешим на поезд. Щенка не пустят в вагон.
— Ну, что ж, — вздохнула она. — Пусть будет мой, пока идем до вокзала. А потом снова станет ничей… Пойдем!
И щенок пошел. Он боялся, что снова появятся люди с сеткой.
Но шли вместе они недолго. У вокзала щенок снова остался один. Девочка махнула сумочкой, и он отстал. За решетчатым забором сердито кричали тепловозы.
