Эдуард Лимонов - Полицейская история (Обыкновенные инциденты)

Эдуард Лимонов

Полицейская история

Обыкновенные инциденты

Они нагнали меня, когда я уже не ожидал их. Расслабившись, миролюбиво вдыхая острый запах зимней ночи, я достиг пересечения бульвара имени маршала Сушэ с авеню имени художника Энгра. Я предвкушал длительное, но не неприятное путешествие через весь Париж к себе на улицу Архивов. Именно тогда они вдруг заквакали мерзким фольксвагеновским гудком. Двойной очередью: "Фаф-фаф! Фа-фа-фаф!", "Фаф-фаф! Фа-фа-фаф!" И не оглядываясь, я понял, что это они. Спрятаться было некуда. Мое белое пальто выдало меня им. И горели все фонари в месте впадения авеню Энгра в бульвар Сушэ.

Я сел в "фольксваген".

- Почему ты хотел сбежать от нас, Эдуард?

Эммануэль Давидов энергично выжала на себя неизвестного мне назначения черный рычаг. "Фольксваген" скакнул вперед.

- Я потерялся, - соврал я.

Мне не хотелось пускаться в длинные объяснения по поводу того, почему я не захотел ехать с ними в русский ночной клуб. Лист причин оказался бы слишком длинным. Среди прочих - финансовая проблема. У меня оставалось совсем немного денег в банке. Траты мои были разумно распланированы, и посещение русского ночного клуба казалось мне вопиюще неразумным вложением денег. Аборигены могли себе позволить хаотичную жизнь, я, пришелец, выживал лишь благодаря железной дисциплине... Плюс, неисправимый циник, я разобрался в составе компании и понял, что ни одна женщина не свободна. Если я не могу рассчитывать затащить к себе в постель теплую пизду, то чего же зря время тратить?.. Еще? Я устал от их отличного французского языка и от их плохого английского...

- Я отошел отлить и потерял вас.

- Мы же тебе кричали! Ты что, не слышал?

Давидов экспансивно крутанула руль и вечнозеленые насаждения юга шестнадцатого аррондисманта исчезли из окна, сменившись серыми каменными боками зданий.

- Мы видели, как ты уходил вдоль забора. - Эжен обернулся ко мне, он сидел рядом с водительшей. Эжен улыбался. - Ты пытался сбежать от нас, Эдуард, но воля коллектива тебя настигла. Мы победили. Ты побежден.

Коллектив, еще два автомобиля, как бы подтверждая слова Эжена, заклаксонили сзади.

"Ну ничего, - успокоил я себя. - Бастилия находится в полукилометре от улицы Архивов. Посижу с ними для приличия и свалю..."

На Трокадэро мы ждали зеленого огня (Давидов нетерпеливо пригнулась и сжалась, пытаясь увидеть вспышку зелени как можно раньше. Так кошка сжимается у мышиной норы, поджидая мышь), когда эженовскую дверь "фольксвагена" вдруг рванули снаружи, и плохоодетый и плохоостриженный тип с револьвером в руке возник в щели. Тучный Эжен, схватившись за дверь, молча пытался ликвидировать щель. Пират же, пыхтя и упершись ногою в бедро "фольксвагена", пытался дверь распахнуть.

- Бандиты! - вскричала вдова Давидов безо всякого испуга. Вдова, потому что к двадцати пяти годам успела похоронить любимого мужа-адвоката.

- Гони! - закричал я. - Гони! Жми на газ!

Она нажала. Тип, не отпуская двери, висел на ней. Эжен, также не выпуская двери, тянул дверь на себя. Давидов рванула черный рычаг. Автомобиль подпрыгнул, стряхнул с себя абордажного пирата и устремился в ярко освещенную, цветную парижскую ночь. Эжен захлопнул дверь и обернулся ко мне... И тотчас же спрятал голову вниз, за спинку сиденья.

- Стреляют! - вскричал он.

Я услышал несколько хлопков. Если бы не информация Эжена, я бы не обратил на хлопки внимания, принял бы их за фрагменты обычных уличных шумов. Но я не стал проверять, я поверил Эжену на слово. И повинуясь Бог знает откуда пришедшему, мгновенно сработавшему инстинкту, я скатился с сидения на пол "фольксвагена".

- Правильно! - прокомментировала Давидов, не оборачиваясь, очевидно, она видела мои действия в зеркало. Сама она тоже сползла ниже по сидению. Послушный ее не потерявшим уверенности ногам и рукам, автомобиль уверенно прорезал ночь. Некоторое время мы молчали.

- Это КГБ, - сказал я. - Или СиАйЭй.

- Бандиты! - сказал Эжен.

- У меня множество врагов, - сказала Давидов.

- Странный способ сведения счетов, - сказал я.

- Посмотри Эдуард, они не едут за нами? - Одной рукой Давидов извлекла откуда-то сигарету.

Эжен, несколько раз промахнувшись, высек синий огонь и поднес его к губам Давидов. Закурил и сам. Вонючий "Житан".

- Кажется, не едут... Однако у меня большая близорукость...

- Даже в очках? - спросил Эжен.

- И в очках.

Он всмотрелся в дорогу за моей спиной.

- Бандит выскочил из "4Л", если я не ошибаюсь?

- Угу... - Давидов заставила "фольксваген" проскочить перекресток в самый последний момент.

Красный огонь вспыхнул тотчас за нами, лизнув нам заднее стекло.

- "4-Л" не видать. И наших тоже не видать.

- Нужно остановиться и подождать их.

- Не нужно останавливаться. Что, если бандиты едут за нами? У нас ведь даже ножа с собой нет, - сказал я.

Я очень сожалел о том, что засиделся у Давидов после обеда и не сумел убежать от компании. Теперь судьба тащит меня вместе с "фольксвагеном", с моей переводчицей и ее любовником. И куда? Мне решительно не нравилось уже одно то, что меня тащат.

Они даже не обратили внимания на мою реплику. Сразу за мостом Иены Давидов заставила "фольксваген" въехать на тротуар. Выключила мотор и вышла из машины. Эжен вышел вслед за нею. Стоя у края автострады, они стали вглядываться в автомобили. Я остался сидеть в "фольксвагене", лишь откинувшись на сидении и расстегнув белое тесное пальто. Я был зол на них и на себя. Мой инстинкт, столько раз выручавший меня в Харькове, Москве и Нью-Йорке, толкал меня в желудок, заставляя волноваться кишки. Он всегда толкает меня в таких случаях в желудок, это наш условный с ним знак. "Валить надо, валить как можно скорее, а не стоять у края дороги, дожидаясь бандитов, - понимал я". "Уходи сам, если эти сумасшедшие не чувствуют, что следует свалить, раствориться в ночи, въехать в темные улочки и замереть там. Уходи! Нет оружия отбиться, - беги! Брось их на хуй!" - сказал желудок.

Я не мог бросить их на хуй. Я боялся прослыть трусом. Автор книги "Русский поэт предпочитает больших негров" не имеет права выскочить из "фольксвагена", бросить им: "Пока!" и раствориться в ночи. Боязнь потерять социальный статус в данном случае одержала верх над биологическим инстинктом. Но именно потому, что я всегда следовал биологическому инстинкту, я и жив до сих пор, в то время как по меньшей мере целый взвод временных спутников различных этапов моей жизни давно сгнил на кладбищах мира. Shit!

На автостраде возник рыжий обмылок, и они замахали обмылку руками. Проскочив их, обмылок остановился, и, зажегши задние огни, сгазовал назад, на них. Из обмылка вышел музыкант Жаки, и они, неслышно для меня, но энергично жестикулируя, обсудили ситуацию.

- Мы решили ехать в "Балалайку", - сказала Давидов, когда они уселись в машину.

- Глупо, - пробормотал я.

- Глупо позволить им испортить нам вечер, Эдуард, - сказал Эжен.

Я хотел было возразить, что лучше уж испортить один вечер, ночь, чем... Я промолчал, так как понял, что не смогу представить им сколько-нибудь связных аргументов. Не могу же я сослаться на свой желудок... Сказать, что именно таким вот образом, как сейчас, сжимался он за ночь до того, как Костя Бондаренко влип в историю, за которую его приговорили к высшей мере. Или что так же сжимался он, когда Володька-боксер слишком долго копался в этом мудацком сейфе... Я сказал:

- Пора валить, Володька! Скоро мусора будут делать обход. Жадность не одного фраера уже сгубила!

Володька не захотел, пять минут ему, сказал, нужно, чтоб до денег добраться. Я ушел один. Володьке, не послушавшемуся моего желудка, влепили восемь лет...

Я не успел вспомнить и половины всех случаев, когда мне удавалось спасти шкуру благодаря своевременному предупреждению моего органа пищеварения, когда на бульваре Генриха Четвертого в автомобильное зеркало со стороны Эжена вкатился автомобиль и, спустя мгновение, на большой скорости поравнялся с нами.

- Они! - закричал Эжен. - "4-Л"! Их авто!

"4-Л", промчавшись мимо, забежал вперед и взяв влево, резко остановился, выставив на нас левый бок, преграждая нам дорогу. Из "4-Л" выскочили трое. В коротких куртках неопределенного цвета. В руках y каждого находился предмет, не оставляющий никаких сомнений по поводу проницательности моего верного желудка: револьвер.

В жилах Эммануэль Давидов, назвавшейся так на титульном листе моей книги (из нежелания быть известной в ежедневной жизни как переводчица тома "Русский поэт предпочитает больших негров"), течет помимо французского еще одна горячая латинская кровь - итальянская. Давидов резко бросила "фольксваген" назад, взбежав на тротуар, обогнула автомобиль врагов и, скрипя тормозами, залавировала между стволами деревьев и запаркованными автомобилями... Сзади - в этот раз я отчетливо услышал их - работали револьверы преследователей. Буф! Буф! Баф!