Александр Борянский - Теннис в недавнем прошлом

- Вообще-то меня зовут не Андрей, - начал новый знакомый.

- Ничего, - сказал Артур. - Сейчас будем выяснять, кого как зовут.

1993 год. Я сижу в кресле и вспоминаю. Я вспоминаю ту самую Лену и того самого Артура.

С одной стороны, мы как будто не изменились. Но с другой...

Мы стали ужасно деловые. Лена одно время преподавала в университете, потом перебралась на телевидение. Я торгую всем, чем только можно: железом, бумагой, обоями... Кто-то, наверное, даже считает меня солидным человеком.

Лене завтра тридцать пять, хотя она любит повторять, что женщинам не бывает больше двадцати семи. Прошлым летом она ездила во Францию. Я не поехал, у меня были дела.

В теннис мы не играем уже года два. Теннис стал жутко популярной игрой: каждый, кто зарабатывает выше среднего, считает необходимым купить себе, жене или ребенку ракетку и набор мячиков.

Наши сексуальные безобразия, которые четырнад­цать лет назад казались возбуждающе непозволительными, сегодня почти норма, жизненный эталон. По телевизору вечером показывают "Пентхауз", на любом книжном лотке особенно активно предлагают порнографию. Странно, но мне не хочется принимать во всем этом участие.

Я сижу и вспоминаю.

Мне хочется спросить: "Помнишь, любимая?"

И услышать: "Конечно, милый."

Но Лены сейчас нет рядом, она не то на телевидении, не то где-то еще - как всегда, по делу. Поэтому я вспоминаю в одиночестве.

1979 год. За розовой дверью таилась загадка, туда не пускали. Приоткрыв дверь, можно было окрасить мир в волшебный ласковый цвет.

Дверь распахнулась, все оказалось простым и ясным.

Загадка переместилась. Теперь она кроется за этой ясностью и простотой.

И она наверняка другого цвета.

Завтра я поздравлю свою девочку, свою Лену с днем рожденья. Не оттого ли я и ударился в воспоминания, мелкие и подробные? Или оттого, что нашел сегодня в одной из книг оборванный клочок бумаги из того лета? Кстати, я сдержал слово и не сочинил больше ни единого стихотворения: тот случай действительно был первым и последним.

Клочок бумаги лежит передо мной на столе. Я еще не решил, что сделаю: возможно, порву его через минуту, а возможно подарю завтра Лене вместе с каким-нибудь дорогим подарком. Или то, или другое...

Но сейчас я думаю, а листок лежит на столе и двенадцать строчек ждут моего решения.

Троя пала. Город пылал: ахейцы жгли с удовольствием, они жгли десять лет ожидания, десять лет потерянной жизни, Воины, потрясая копьями, вбегали в дома и били, били... Кто-то должен был наконец победить, и люди кричали. Сначала кричали, потом стонали,. а затем раздавалась ругань деливших добычу. Впрочем, это общеизвестно.

Одесса, 1993 г.