с лихвой на всю жизнь. Сыновья были в неё, шумные и беспокойные. Он любил их, очень любил. Они должны понять его, надеялся, что поймут.
Машину он поставил недалеко от подъезда и прикрываясь полой куртки от бьющих в лицо мелкими колючими каплями дождя он взбежал на ступеньки, открыл дверь в подъезд и отряхнулся словно промокший пёс.
Дверь в квартиру открылась и в полумраке прихожей он обнял её, пахнущую свежестью и ванилью свою маленькую девочку. Она и правда была маленькой. Макушка её головы едва доходила до его подбородка. Поцелуй долгий и сладкий взбудоражил, взволновал его. Вдыхая ставший родным запах, он радовался, представляя, как завтра она обрадуется его предложению. Лера его обнимала, но на поцелуи почти не отвечала. Глаза были грустными, задумчивыми и загадочными. Он не стал расспрашивать о причинах её настроения, зная, что потом в постели она расскажет обо всём сама. Ужин был при свечах, Лера попросила не включать свет. Она приготовила запечённую рыбу и овощи. Они пили вино, а причудливые тени их движений в мерцающем свете свечей делали всё вокруг, не только Леру, загадочный.
– Я тебя сегодня не ждала, – её глаза задумчиво смотрели то на него, то куда-то в сторону.
– Я специально на твой день рождение прилетел, – соврал он, он вспомнил о нём только когда позвонил ей, – Завтра я куплю тебе всё что ты захочешь, всё что ты пожелаешь моя красавица, – его глаза кружили по её лицу, задерживаясь то на губах, манивших его, то на глазах, таинственно прикрываемых пушистыми ресницами.
В спальне так же горели свечи. Он обнял её сзади и нежно поцеловал в затылок, повернул к себе. В её глазах загорелись так любимые им искорки или это были отблески от свечей? Но чтобы это не было, это было красиво и её загадочность ему очень нравилась, возбуждала по-новому, обещая новое наслаждение. Он не понимал откуда в ней такое сильное желание. Тяга её к нему было сильной, она прижималась всем телом. Возбуждение нарастало, они сцепились как борцы в последнем поединке, Лера впилась зубами в его плечо оставляя оттиск, у него занялось дыхание, они упали на кровать. Он вдавился в неё со всей страстью, до дрожи в теле. Их тела липли друг другу, повинуясь толчкам пульсирующей ударами крови. Ногти впились в его спину, она торопила его, обняв ногами и прижимая пятки к его ягодицам, помогала и ударами пяток пришпоривала его и просила – ещё. Казалось она не могла насытиться им, как и он ею. Её желания пьянили его, он убыстрял темп до тех пор, пока её тело не охватила дрожь, и она прижалась к нему ещё сильнее в восторге от упоительных содроганий тела. Она лежала под ним вскрикивая и постанывая, сжимая руками то его спину, то комкая простыни. Его сердце бешено билось у него уже где-то в горле. Потом он скатился и лёг рядом тяжело дыша. Привлёк её к себе, положил её голову с взъерошенными и спутанными волосами себе на грудь, она вздрагивающими от напряжения руками гладила его, потом затихла и свернувшись калачиком уснула. Он с нежностью подумал, она маленькая, спасённая им птичка. Погладил её голову, приглаживая волосы. Потянулся, взял со столика стакан с водой, заботливо поставленный Лерой и отпил несколько глотков. Вкус у воды был непонятным, чуть сладковатый. Но он списал это на пересохшее горло и допил до конца. Прижимая Леру к себе, он моментально провалился в сон.
Чуть приоткрыл глаза, и тут же резкая головная боль ударила по ним ярким светом. Он застонал. Прикрывая их ладонью сел на кровати. Слабым голосом позвал:
– Лера, – потом чуть громче, – Лерочка, – его голос отлетел и наткнувшись на стену вернулся звоном в ушах. Он снова застонал и приоткрыл сначала один глаз, потом второй. Оглянулся, Леры в кровати не было. Держась за стену, он прошёл на кухню. Вчера он не настолько много выпил, чтобы так раскалывалась голова. На кухне её тоже не было, наверно пошла причёску делать. Налил воды и медленно с наслаждением стал пить, охлаждая горевшие жаром горло и рот. Облокотясь на стол, заметил листок, сложенный вдвое, сел и развернул его. Прочитал, ничего не понял. Налил ещё воды, выпил залпом. Тут же над раковиной сполоснул лицо и не замечая стекавших на голую грудь капель стал перечитывать.
«Мой дорогой. Я устала ждать. Я поняла, что ты никогда не будешь моим. Быть вечной любовницей унизительно. Ждать тебя каждый вечер и представлять тебя в объятьях жены для меня стало невыносимым. Прости если делаю тебе больно, но я ухожу от тебя. Мне предложили работу за границей, и я согласилась. Когда ты это будешь читать я буду уже в небе. Прости, мне пришлось дать тебе снотворное, я боялась, что ты проснёшься и не дашь мне уехать. Прощай.»
Он прикрыл глаза рукой. К головной боли прибавилась резкая боль в сердце. Так вот почему она вчера была такая, она со мной прощалась, а я дурак, какой дурак. Почему вчера не сказал? Дурак. Он встал и прошёл по комнатам. Только сейчас заметил, что многих вещей нет на месте, нет фотографий и милых безделушек, заботливо покупаемых Лерой. Открыл шкаф. Пусто. Он бросился искать телефон. Нашёл его в кармане куртки. Набрал номер. Недоступен. Вернулся в спальню. Сел и бессмысленно набрал ещё несколько раз. Потом швырнул его в кресло и тут же вздрогнул от звонка. Схватил, но увидев на экране имя жены, поморщился.
– Да, дорогая, слушаю, – он попытался придать голосу бодрость.
– Привет, ты где, дома?
– Да.
– Хорошо, я скоро буду, минут через тридцать.
– Не понял, ты прилетела, что-то случилось? – он сжал лоб рукой, сдерживая пульсирующую боль.
– Да, только что с самолёта. Поставки срываются, я сначала хотела тебя попросить решить эти вопросы, а потом подумала, сама решу, тем более дети с отцом на море уехали. Ну ладно, милый, такси подъехало. До встречи. Свари мне кофе.
Он бросил телефон снова в кресло. Свари кофе, подумал раздражённо, сама сварит, скажу, что по делам уехал. Он поднялся и вернулся на кухню, стал искать таблетки от головной боли. Ничего не нашёл. Взял стакан и только хотел налить воды как мысль ударила его по голове, стакан выпал из рук и осколки разлетелись по полу. Блокнот! Он оставил блокнот с записями о жене и Лере на столе! Тридцать минут! Надо успеть доехать до дома, надо! Забыв о боли, он рванул в спальню, судорожно
