Следующей, заслуживающей внимания нимфоманкой была моя многолетняя любовь - Аллочка, которая стойко терпела все мои художества и похождения по чужим чердакам и, только когда я женился, не вытерпела и бросила меня, уехав с кем-то в Америку.
Я познакомился с Аллой на пляже Онежского озера, где пересеклись наши туристические маршруты - я собирался прокатиться по Эстонии, а она, только что закончив институт, собиралась по возвращении в Москву пойти по распределению в какой-то ящик. Как хорошо, милые вы мои, что вам не знакомы эти понятия!
Но, ближе к телу, как говорят в наших палестинах...
Прохаживаясь по пляжу в поисках очередной чаровницы, я совсем случайно заметил очень скромную девушку, сидевшую в тени большого дерева. В начале я даже не обратил на нее особого внимания, но когда она повернулась, чтобы лечь на спину, и я увидел роскошную гриву ее огненно-рыжих волос, спускавшихся ниже пояса, я буквально обомлел - такой красоты волос я еще не встречал, хотя мне в то время было уже далеко за 30 и в женских волосах я кое-что понимал.
Приклеитбься к девушке под предлогом показа ей каких-то сомнительных фокусов было делом одной минуты. Но и сейчас, когда она уселась поудобней, чтобы посмотреть на мои фокусы, я чуть ее не бросил, настолько ординарной она мне, на первый взгляд, показалась. Алла не была красивой в общепринятом значении этого слова, но она имела вполне приличную фигурку, хорошую грудь, а в ее громадных с поволокой глазах, казалось, застыла вся скорбь еврейского народа...
Я не могу сказать, что я очень заинтересовался Аллочкой, но, для порядка, я пригласил ее прогуляться по лесу и во время прогулки сразу заметил, что она совершенно не избалована мужским вниманием, довольно безвкусно одета и, если бы не ее умопомрачительные волосы и бездонные глаза, то я бы под первым благовидным предлогом отвел бы ее обратно на турбазу.
Но до чего обманчива внешность, сказал еж, слезая с половой щетки! Поддайся я первому впечатлению (а справедлив был Тайлеран, когда он говорил - Никогда не поддавайся первому побуждению совести, ибо оно благородно...), и не видать бы мне Аллочки, как своих ушей...
Однако, что-то меня к ней влекло и на следующий день мы с ней снова встретились и я увел ее гулять подальше в лес. Надо сказать, что ее волосы меня буквально околдовали и я, улучив момент, достаточно бесцеремонно запустил свои лапы в ее кудри и начал их ласкать. Алла вздрогнула как от удара током, резко отстранилась и, с мольбой глядя мне в глаза, пролепетала: "- Прошу вас, никогда больше так не делайте..." Нечего и говорить, что такая просьба меня заинтересовала и подвигла на новые свершения, но все мои поползновения схватить ее за волосы и обнять, заканчивались неудачей - она как змея выскальзывала из моих рук, отбегала с сторону и, возбужденно хохоча, начинала, как маленькая девочка, бегать и прятаться по кустам. Но я видел, что эта игра ей очень нравится и в ней начинает просыпаться, сквозь девичью неуклюжесть, какая-то вполне женская игра в кошки-мышки. Я стал ей подыгрывать, немножко вместе с ней побегал и, наконец, сделав вид, что очень устал, попросил ее пособирать мне ягод, благо земляники было вокруг навалом. Алла безропотно начала собирать землянику и отправлять ее пригоршнями прямо мне в рот.
Наши блуждания в окрестностях леса продолжались два-три дня, после чего я решил, что пора переходить к нормальным сексуальным действиям и, поймав Аллочку за косу, я повалил ее на травку и стал усердно целовать, стараясь забраться под ее волосы, но Аллочка стремительно вырвалась из моих объятий и с видом испуганной лани бросилась стремглав в кусты, откуда мне пришлось ее выманивать клятвенными обещаниями не повторять своих нападений. Естественно, я ее обманул и, как только она ко мне приблизилась, крепко обнял, подождал несколько секунд, пока она, тяжело дыша, не перестанет сопротивляться, немного успокоится и придет в себя, после чего я ее отпустил, задав ей при этом безошибочно действующий дежурный вопрос, на который, как правило, женщины сразу не знают что ответить, а нам позволяют перейти к активным действиям - Аллочка, если я тебе так не нравлюсь, то я могу уйти (тут необходимо сказать любой банальный комплимент - ну, хотя бы: "А ты мне так нравишься!"). Тут, главное, не терять темпа и дать ей легальную возможность уйти от прямого ответа, промямлив что-нибудь вроде того, что она не готова к такому бурному развитию событий, а вообще-то ей с тобой хорошо. Получив таким образом карт-бланш для проведения дальнейших безобразий, я, по своему обыкновению, вполне непринужденно задал Алле вопрос - а не стоит ли нам, благо вокруг никого не видно, согрешить прямо здесь, то есть, не отходя от кассы? Мы же ничем не рискуем, и ты, и я взрослые люди, и ты мне, и я тебе нравлюсь, так почему бы нам и не отдать дань природе, тем более что солнышко так пригревает и располагает к неге?
Алла ничего не отвечала, только еще глубже спрятала лицо в ладони и тихо прошептала: "- Я девушка..."
Если я чего-то и не ожидал от моей скромницы, так это подобного признания... а так как я вам в свое время говорил, что девственницы меня просто отпугивают, то мне ничего не оставалось делать, как только глубоко вздохнуть, обнять Аллочку за шею и повести ее к лагерю, по пути, чтобы не скучать, рассказывая ей, что я сейчас сделал бы с ней, если бы не этот врожденный дефект в ее организме. Я живописал ей, как я стал бы, невзирая на ее вопли и сопротивление, срывать с нее платье, сбрасывать лифчик, закутываться в ее волосы, дерзко раздвигать ноги и, навалившись на ее, насиловать, насиловать и еще раз насиловать ее без всякой пощады. Алла жадно впитывала в себя мои росказни, время от времени содрогаясь от пробегавших по ней мелких судорог и непроизвольно прижимаясь ко мне, когда я, для пущей убедительности, засовывал ей за пазуху руку и начинал подщипывать ее груди. В результате нашей небольшой прогулки, Аллочка была готова мне отдаться, но мне этого не требовалось, и я с легким сердцем отпустил ее продолжать турпоход, надеясь на то, что после такой подготовки, первый же попавшийся ей под руку молодец с честью завершит начатое мною дело.
Однако ее телефон я записал, но, по правде говоря, тут же и забыл, занимаясь по пути в Москву другими охальницами.
Прошло около месяца, когда в один прекрасный день я, перелистывая свою записную книжку, случайно не наткнулся на какую-то Аллу - сразу я вспомнить ее не смог, но, немного поразмыслив, все-таки вспомнил и, считая ее грехопадение уже совершившимся фактом, решил ей позвонить и, дабы окончить начатое дело, трахнуть.
К моему удивлению, Аллочка меня прекрасно помнила и с радостью согласилась меня увидеть, а, надо вам сказать, что как раз в это время я наконец-то получил кооперативную квартиру на Новолесной у лице и находился в стадии ее обживания.
Я встретил Аллочку на Белорусской и, пока мы шли, я выяснил, что она продолжает находиться в прежнем девственном состоянии, но теперь у меня была крыша над головой и я мог, не торопясь, разделать ее, как в свое время Бог разделал черепаху. Когда Аллочка поняла, куда и зачем я ее веду, она начала от страха перед ожидающей ее неизвестностью упрашивать меня не делать "этого" сейчас, даже пыталась вырваться, но я был неумолим и, объяснив ей еще раз, что этого хотят боги и что неумолимые Парки распорядились ее судьбой так, как это начертано в книге судеб, повлек ее к подъезду своего дома. В квартире, очутившись со мной наедине, она полностью покорилась своей судьбе и только время от времени, когда я приближался к ней, чтобы медленно и с чувством ее поцеловать и пощипать ее грудь, ее начинала бить мелкая дрожь. Но я не торопился - несколько притушив свет и задернув занавески, я заставил ее медленно раздеться, преодолевая каждый раз, когда она стаскивала с себя очередную тряпку, инстинктивное сопротивление и стремление закрыть своими руками груди и письку, но я безжалостно отбрасывал ее руки в стороны, пока она не предстала передо мной совершенно голой, с раскинутыми по обеим сторонам руками и закрытыми глазами. Но и тут я не стал торопиться - я рассматривал ее со всех сторон, изредка поглаживая и сжимая ее груди и проникая в ее промежность, которая стала, под моими ласками, совершенно мокрой и начала источать тот упоительный запах, который исходит от вожделеющей женщины. Через некоторое время, в течение которого я продолжал ласкать мою кисаньку, я почувствовал, как она начала трястись в каком-то неистовом ознобе, и тут я решил прекратить ее мучения - к этому времени мой шершавый уже принял боевую стойку и я всей своей тяжестью навалился на мою лапоньку, грубо раскинул по обеим сторонам ее ноги и, не делая традиционных для меня в этой ситуации приготовлений (я уже чувствовал, что здесь они будут просто лишними), со всей силой, ломая все преграды и заслоны, засунул Аллочке до конца все, чем я только мог располагать в те сладостные секунды. Она дико вскрикнула, расставаясь с теперь уже бесполезной девственностью, но тут же прижалась ко мне с какой-то безумной яростью, словно желая, как мне показалось, полностью насладиться этими незабвенными для нее мгновениями, мгновениями, когда боль и сладострастие сливаются в единый дьявольский клубок так долго сдерживаемой и наконец-то удовлетворенной похоти.
