являются сверхпобуждениями, сверхстимулами – усиленными версиями естественных побуждений. Они эксплуатируют порожденные эволюцией стремления к насыщению, возбуждению и удовольствию, подсовывая потребителю продукт, который сначала доставляет удовольствие, но вреден в долгосрочной перспективе.
Перед лицом таких соблазнов мы, люди, ничуть не лучше австралийских жуков Julodimorpha bakewelli – блестящих золотистых насекомых длиной примерно 4 см. В 1981 году на глазах двух ученых самец этого вида попытался совокупиться с использованной пивной бутылкой. Более того, ученые обнаружили, что жуки-самцы не просто иногда по ошибке принимают бутылки за самок – они предпочитают бутылки и игнорируют обычных самок. Использованная тара выглядит более блестящей и более золотистой, чем самки жуков, и поэтому она оказывается более сексуальной [195].
Порно устроено точно так же – предлагает бо́льшие груди и более массивные члены, чем в «дикой природе», и вызывает бо́льшее возбуждение. Грядущее появление на рынке реалистичных секс-роботов, скорее всего, тоже подстегнет этот сверхстимулирующий эффект. Вот как эволюционный биолог Диана Флейшман описывает возможное негативное воздействие этой новой технологии на покупателей:
Какой знак подает секс-робот психике фрустрированного подростка с точки зрения эволюции? «Ты добиваешься невероятного успеха в размножении, оставаясь дома и играя в видеоигры! Так держать!»… Видеоигры и соцсети уже сейчас подрывают основы наших естественных психологических механизмов, мотивирующих нас стараться и прикладывать усилия – они дарят нам легкие награды и не требуют особого труда, в отличие от реального мира. И все станет только хуже с приходом секс-роботов, особенно для молодых мужчин [196].
Зачем искать работу, ходить в спортзал и поддерживать личную гигиену, если твоему секс-роботу наплевать? Если мужчину может удовлетворить бесплодный кусок пластика, то ему незачем выходить в реальный мир в поисках настоящей женщины. Конечно, у него не будет ни жены, ни детей, и ему придется все время, до самого конца находиться в обществе лишь этого робота. Но путь к этому одинокому состоянию будет мягким – благодаря устойчивому притоку дофамина, который обеспечит ему его сексуальный игровой автомат.
Причем не нужны даже секс-роботы – некоторые мужчины уже сейчас предпочитают порно попыткам выстроить реальные отношения. Странной чертой рынка свиданий двадцать первого века – о чем мы подробнее скажем в главе 7 – является то, что сегодня молодые люди в среднем занимаются сексом намного реже, чем во времена их родителей. Возникла целая прослойка фрустрированных мужчин, которые даже после двадцати лет все еще остаются девственниками. Эта группа особенно уязвима перед лицом лимбического капитализма.
2 % западноевропейских мужчин, которые смотрят более семи часов порно в неделю, – это не очень здоровые и не очень счастливые люди. Равно как и другие мужчины, чье потребление порно не столь масштабно, но все равно разрушительно. Влиятельное движение «Нофап» (англ. NoFap, «НетМастурбации») служит свидетельством сексуальной неудовлетворенности, связанной с потреблением порно. «Нофап», основанное в 2011 году американским веб-разработчиком Александром Родсом, призывает сторонников отказаться от порно и мастурбации («фап» – сленговое обозначение звука, с которым мужчина удовлетворяет себя). Сторонникам – в подавляющем большинстве мужчинам – обещают свободу от порнозависимости. А также избавление от связанных с ней сексуальных дефектов, частота которых взлетела до небес за последние двадцать лет. Сегодня от нарушений эрекции страдают от 14 до 35 % мужчин – в отличие от начала века, когда эти цифры были на уровне 2–3 % [197].
Участники сабреддита «Нофап» пишут о том, что иногда мастурбируют до появления болезненных ссадин. Многие употребляют выражение «синдром мертвой хватки» – квазимедицинский термин, обозначающий потерю чувствительности из-за чересчур яростной мастурбации. Они признаются, что им становится сложно или невозможно достичь оргазма с другим человеком – в силу физической потери чувствительности, а также в силу психологического эффекта употребления порно. Они могут действительно хотеть секса с реальным человеком, но психологическая мертвая хватка может помешать им испытать возбуждение от партнера, тело которого не похоже на тело порнозвезды. Навязчивое употребление порно производит так много сексуальной стимуляции, что человек буквально становится импотентом.
Движение «Нофап» поддержал американский актер и спортсмен Терри Крюс, рассказавший о своей борьбе с порнозависимостью: «Люди говорят: “Хей, парень… от порно не бывает зависимости”. – Но вот что я вам скажу… отношение к людям меняется. Люди становятся объектами. Ты больше не видишь людей, твое внимание выхватывает только части их тел. Ты их больше не любишь – ты ими пользуешься» [198]. Крюс привлекателен, богат и успешен. Он муж и отец пятерых детей. Но это его не спасло – он все равно перестал уделять внимание жене, погрузившись в просмотр порно. Как тот австралийский жук, который предпочел неодушевленный объект реальному, живому партнеру. Вот насколько сильным оказывается влияние порно на его потребителей.
Феминистки, критиковавшие порно в 70-е и 80-е годы, во многом оказались правы. Они поняли, в какую сторону движется индустрия. Знаменитая обложка июньского выпуска журнала «Хастлер» за 1978 год, на которой женщину пропускают через мясорубку, сегодня выглядит почти безобидно по сравнению с гротескным сексуальным насилием, доступным не только на популярных сайтах для взрослых, но и в социальных сетях, которые позиционируются как приемлемые для детей.
И все же феминистки того поколения предсказали не все. Они не предвидели, насколько странно порнификация отразится на сексуальном поведении человеческой популяции. С одной стороны – сексуальные сценарии в индустрии, которые становятся все более агрессивными и бездушными. Но с другой стороны – неожиданно сформировалась прослойка мужчин, которых порно вводит в такое оцепенение, что для них (иногда навсегда) становятся невозможными сексуальные отношения с реальным партнером. Короче говоря, поколение порно меньше занимается сексом, и даже тот, что остался, уже далеко не так хорош – он не делает ближе, не приносит удовольствия и все больше лишается смысла.
Технологии, разработанные с единственной целью – извлечение прибыли – стремительно подчиняют себе самые интимные сферы нашего мира. Писатель Венкатеш Рао говорит, что в этом мире «либо ты говоришь роботам, что делать, либо они говорят тебе», – ты живешь либо над алгоритмом, либо под ним [199]. Порноиндустрия – яркий и страшный пример такого ползучего подчинения, ведь лишь единицы находятся над ее алгоритмом.
Одни участники порноиндустрии определенно являются злодеями – например, руководители «Майндгика». Они руководят алгоритмом и не заслуживают сопереживания. Но есть и огромное количество других участников, находящихся ниже уровня алгоритма и чей моральный статус намного сложнее. В частности, потребители порно, которые одновременно являются и двигателями индустрии, и ее жертвами, – конечно, они страдают не так сильно, как исполнители, но все же страдают. Они попали в ловушку лимбического капитализма, который, эксплуатируя наши базовые потребности, выжимает из них все до последнего гроша. Невозможно критиковать капитализм, не уделяя внимания его самому недостойному отпрыску – порноиндустрии, уничтожающей
