— Ничего страшного, — сказал я продавщице, — не обращайте внимания. Ее просто слегка посекли за то, что она была недостаточно вежлива, только и всего.
Мы встретились с нашей подругой в пять часов вечера в очень респектабельном чайном салоне, где было лишь несколько пожилых дам, беседующих вполголоса.
Клэр, ожидавшая нас, выбрала наиболее удобно расположенный столик. Радость, которую я испытал, увидев ее, удивила меня самого. Я вдруг понял, что без нес этот день был бы неполным, или даже просто никчемным.
Я сказал ей только то, что она красива, но и это уже было много.
Она молча смотрела на меня. Казалось, она понимает что-то, очень далекое. Потом она улыбнулась мне чуть заговорщически, с неожиданной теплотой. Но тут же потребовала показать ей наши покупки.
Я протянул ей бумажный пакет, который маленькая Энн положила на стол. Клэр вынула содержимое и тоном знатока оценила выбранные модели по достоинству.
Как обычно, она использовала при этом наиболее грубые и унизительные выражения, отчего ее воспитанница всякий раз краснела до ушей. Я, со своей стороны, восхищался утонченностью этой пытки: только женщина способна находить уязвимые места представительниц своего пола и играть на них с такой изощренной жестокостью. Воздействие, которое ее слова производили на меня, помогало мне предвидеть, чего от нее можно ожидать в дальнейшем.
Затем Клэр попросила меня рассказать, как мы делали покупки. Я вкратце рассказал о наиболее пикантных подробностях примерки и о том сильном впечатлении, которое мы произвели на юную продавщицу.
— А девочка была послушной? — спросила Клэр.
Я ответил неопределенной гримасой, поскольку мне вдруг захотелось, чтобы Энн подвергли новым мучениям.
Тогда Клэр обратилась к подруге:
— Ты ведь довольна, не так ли? Теперь все узнали, что ты маленькая потаскушка. — И добавила уже более резко: — Ну, отвечай!
— Да… Я довольна…
— Довольна чем?
— Тем, что… что показала… что меня высекли…
Она говорила едва слышным шепотом. Повторяла ли она эти слова машинально или в самом деле так думала?
— Тебе нравится плеть? — продолжала ее мучительница.
Нежные губы выдохнули: «Да».
— Встань, — приказала Клэр.
Она сидела напротив меня.
Маленькая Энн, сидевшая между нами, слева от меня, встала из-за стола и повернулась спиной к стене. Клэр продолжала:
— Обопрись руками о стол и наклонись… Раздвинь ноги… Согни колени…
Девушка исполнила приказание.
Воспользовавшись тем, что никто не мог ее увидеть, Клэр просунула сзади руку под платье Энн. И тут же сообщила мне о результате:
— Она уже промокла, потаскушка! Потребовалось всего лишь пообещать ей плетку… Хотите убедиться?
Я тоже просунул руку под платье Энн и наткнулся на тонкие пальцы Клэр, двигавшиеся туда-сюда вдоль влажной расселины…
И снова встретил дружелюбно-заговорщический взгляд Клэр, готовой на любые, самые рискованные развлечения.
Юный официант подошел к нам принять заказ. Мне пришлось убрать руку.
Клэр, напротив, придвинула свое кресло к стене, приняв таким образом более естественную позу, не прекращая своего изощренного мучения. Маленькая Энн, охваченная паникой, попыталась выпрямиться. Но она не осмеливалась полностью освободиться от ласк подруги. Так и продолжала стоять у стола, отчаянно вцепившись в него руками, с глупым видом уставившись на растерянного официанта.
Я постарался как можно дольше объяснять все детали нашего заказа. Впрочем, молодой человек, казалось, меня не слышал — он не мог оторвать глаз от хорошенькой девушки с обезумевшим лицом, широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, которая корчилась под действием какой-то невидимой силы в двух шагах от него.
Когда я наконец сказал: «Пока все», он поспешил уйти в полном смятении. Клэр спокойно спросила:
— Ну что, малышка, тебе хорошо?
— Отпустите меня, прошу вас, — еле слышно выдохнула Энн.
Но Клэр продолжала:
— Что тебе больше нравится: когда я тебя ласкаю или когда делаю больно? — И потом, обращаясь ко мне: — Так значит, Жан, вы говорите, сегодня она была недостаточно послушна?
Я подтвердил, что девушка в самом деле заслуживает наказания. Клэр не стала требовать пояснений. Без сомнения, она знала, что это неправда.
— Что ж, — сказала она, — сейчас кто-то наплачется.
Личико Энн жалобно сморщилось. Теперь рука хозяйки, орудовавшая под платьем, причиняла ей боль.
Когда через несколько минут подошел официант с подносом, Клэр все же убрала руку.
— Но так легко тебе не отделаться, — сказала она. — Когда вы сможете прийти к нам, Жан?
— Завтра вечером, — ответил я. — После обеда.
— Очень хорошо. Тогда отложим это до завтра. Ты можешь сесть.
Энн рухнула в кресло.
Официант — уже не тот молодой человек, который подходил раньше — расставлял на столе чашки и блюдца и раскладывал приборы, не обращая внимания на происходящее.
Клэр понюхала свои пальцы, затем поднесла их к носу подруги.
— Понюхай, — сказала она, — как ты хорошо пахнешь.
Девушка снова покраснела.
— Оближи!
Энн открыла рот и вытянула губы, чтобы осторожно облизать кончики пальцев, пропитанные ее собственным ароматом.
Клэр убрала фотографии в папку. Она казалась недовольной. Я не знал, как вернуть ее к той короткой, немой сцене, которая разыгралась над изображением ее тела (я окончательно убедился в том, что это именно она). Состояние, в которое ее на мгновение повергла мысль о том, что какой-то мужчина увидел ее открытой, возбужденной, в непристойной позе, казалось, говорило о новых возможностях, о которых нельзя было даже заподозрить при виде ее обычной манеры держаться.
Однако, когда она со своей обычной снисходительной вежливостью спросила, что я думаю о ее способностях палача, я снова ощутил, что совершенно не способен преследовать ее или даже просто лелеять надежду сломить ее сопротивление.
Маленькой Энн было вполне достаточно, чтобы удовлетворить ее потребность в унижении. Это была жертва, которую Клэр отдавала на съедение другим вместо себя.
Я ответил, что ее способности палача не уступают таланту фотографа, и тем самым сделал ей весьма лестный комплимент.
— Благодарю вас, — сказала она, сопровождая свои слова полуироничной улыбкой и легким кивком.
Однако никакой легкости и беззаботности не ощущалось. Клэр, быстро придя в себя после необъяснимой слабости, уже встала в защитную стойку и готова была укусить. У меня появилось впечатление, что сейчас она только и ищет возможности показать свою силу или бесчувственность. Она сказала;
— А мою модель вы не похвалите?
Я предпочел упомянуть в ответе только маленькую Энн и заверил Клэр, что она, безусловно, имеет в своем распоряжении прелестнейшую из жертв.
— Вы встретились с ней на днях, не правда ли? — поинтересовалась Клэр.
— Да, на Монмартре. Но тогда она вовсе не была прелестной!
— Вот как?.. И что же?
Я на мгновение задумался, пытаясь понять, что именно знает Клэр о нашей встрече.
— Она была не расположена вступать в беседу, — уклончиво ответил я.
— Она была с вами недостаточно почтительна?
— Я не думал, что она обязана такой быть.
Я улыбнулся: такая идея меня позабавила.
— Будет, если я захочу, — сказала Клэр.
Впрочем, именно так я и сам с недавних пор понимал ситуацию. Оставалась только одна проблема: догадаться, чего именно хочет Клэр. Очевидно, многого, лишь бы всё происходило в ее присутствии.
Что до меня, то сейчас мною сильнее всего двигало любопытство.
Но когда маленькая Энн вошла в студию, повинуясь зову подруги, в котором звучала угроза и одновременно обещание, я заметил, что во мне пробуждаются и другие чувства.
Мы с Клэр снова сели в два маленьких упругих кресла, повернутых к середине ковра. Низенький столик, больше не нужный, был отодвинут в угол.
Энн пришлось предстать перед нами, как обычно: уронив руки вдоль тела и потупившись. На ней была блузка и юбка в складку; она не надела туфель и стояла в одних чулках. Ее вызвали, чтобы разобраться с тем, что произошло в книжном магазине, и подвергнуть наказанию, если она этого заслужила.
Разумеется, речь шла не о том, чтобы узнать, виновата Энн или нет, но о том, чтобы найти повод помучить ее вволю под видом наказания. Клэр, кроме того, говорила с такой жестокостью, которая не предвещала жертве ничего хорошего.
Понадобилась всего лишь пара минут, чтобы изобличить Энн в серьезном проступке. Было решено немедленно наказать ее, причем ей даже не дали произнести ни слова в свое оправдание.