Мы со Скоттом и Бернаром запаслись едой для вечеринки. Скотт испек пирожных с орехами, а я сварил гороховый суп, как его готовят в Сконе. Мы прихватили ещё пива для первого, кто найдёт в катакомбах скелет. Когда мы в собрались в условленном месте, я был несколько разочарован малым количеством женщин; из этих двадцати завсегдатаев вечеринок их было только шесть. Наш проводник и гид, Жан-Жак, был одет в шлем с яркой газовой лампой на нём, чтобы не заблудиться в подземном лабиринте. Была у него и карта парижских подземелий, без которой наша вечеринка тоже не могла состояться. Увидев меня, он засмеялся и сообщил мне, что мой рост, 6 футов 6 дюймов, не очень подходит для посещения катакомб.
В строю ползущих через узкий тоннель гостей вечеринки я был последним. После того, как мы проползли футов десять, я встал и зажёг свечу. Предполагая, что могу увидеть нечто ужасное, я был готов к худшему. Правда, первым, что я заметил, было написанное на стене число 1803. Я постарался вспомнить, что произошло в 1803 году, но в моей памяти таких исторических фактов не нашлось. Местом нашего назначения в этот вечер была большая пещера, которую Жан-Жак обнаружил в один из предыдущих походов. Пламя свечи освещало грубые каменные стены, пока я продвигался через темноту. Одним из особо памятных событий моей юности была поездка на «Поезде призраков» в Садах Тиволи в Копенгагене, и сейчас, в узких туннелях под Парижем, я был очень рад, что благодаря этому имею некоторый опыт восприятия подобного ужаса. Атмосфера была, мягко говоря, жуткой. Жан-Жак то и дело останавливался, чтобы свериться с компасом. Я никогда не пойму, как он сумел найти путь через этот лабиринт. Иногда мы проходили рядом с какими-то дырами, похожими на пещеры, где были наросты известняка футов пять высотой. По пути мы остановились в двух таких дырах, чтобы промочить горло большим глотком холодного пива. Однажды моя свеча потухла, и я потерял контакт с остальной частью группы. Если бы Скотт не заметил, что меня нет, я, вероятно, и сейчас оставался бы под Парижем. Одна из француженок объявила, что нам осталось спотыкаться еще пять минут, прежде чем мы наконец-то доберёмся до пещеры для вечеринок. Я был очень счастлив услышать это, потому что моя спина частенько жаловалась. Неудивительно; я был в согнутом положении больше двух часов.
Мы наконец достигли места нашего назначения. Пещера была 60 футов длиной и 30 футов шириной. Грубые стены были покрыты изображениями скелетов, нарисованными фосфоресцирующими красками. В этой оригинальной пещере парижские студенты-геологи обычно праздновали конец сессии. Одна из женщин расставила свечи, другая достала еду из наших рюкзаков. Я начал угощать всех моим гороховым супом из Сконе и одновременно предложил каждому стакан холодного пунша, сладкого шведского ликёра. Пока я рассказывал историю аrtsoppa, горохового супа, который в провинции Сконе традиционно едят каждый четверг, начались первые протесты.
«Тьфу! Что это за отвратительная бурда?»
С гороховым супом произошёл полный провал. Французы не оценили шведскую кухню, и мне пришлось съесть два литра супа одному. Надо было вместо этого угостить их surstrоmming (кислой забродившей селёдкой), злобно думал я.
Против пунша никто не протестовал.
Мы сидели на полу в кругу, слушали Haendel, ели и пили, а потом танцевали в ближайших галереях. Французы отказались танцевать под любую другую музыку, кроме классического рок-н-ролла пятидесятых, даже в катакомбах.
Мы веселились под Парижем почти всю ночь. Было приблизительно три часа утра, когда мы наконец отправились назад, на поверхность. Я понятия не имел, куда мы шли, но шли мы долго. Три часа спустя я первым поднимался по 60-футовой лестнице, которая, как сказал Жан-Жак, вела через чугунную крышку на тротуар в центре города. Мне было сказано подождать на верху лестницы и не открывать тяжелую крышку, пока все не приготовятся. Это было необходимо, чтобы выйти быстро и осторожно. Крышка оказалась тяжелее, чем ожидалось, и пришлось попросить парня, стоявшего за мной, помочь. Мы толкали изо всех сил и наконец сумели сдвинуть её достаточно, чтобы можно было пролезть. Наверху всё выглядело тихо и мирно.
Мы с парнем, помогавшим мне поднимать крышку, возвратились на родную землю. Как только мы оказались на тротуаре, я заметил на расстоянии 150 футов от нас полицейский фургон. Я немедленно предупредил остальных, которые пока что были под землёй, о приближающейся опасности. Мой наземный друг предложил бежать, и, к сожалению, я согласился. Мы вскочили, побежали со всех ног и почти сразу услышали характерный звук сирены, сопровождаемый визгом шин. Полицейский автомобиль заскользил юзом по перекрёстку, загородив нам путь, и из него выпрыгнули четыре крепких полицейских. Они хотели знать, где мы были до того, как попали под землю, и я ответил, что мы просто возвращаемся домой с вечеринки. Мой правдивый ответ был воспринят как неудачная ложь. Тем временем Жан-Жак и остальные, простояв больше пяти минут на лестнице и услышав полицейскую сирену, слегка заволновались и решили тоже подняться через отверстие на тротуар. Невероятно, но они побежали к нам, а не наоборот; я почти потерял их, когда увидел, что они бегут к нам с такой скоростью, как только могут. К этому времени полицейский как раз надевал на меня наручники. При виде восемнадцати человек, бегущих к нему, другой полицейский выхватил револьвер. Это заставило всех быстро остановиться. Бернар, бежавший впереди, поднял руки вверх, чтобы, чего доброго, не началась стрельба. Всех обыскали и подвергли короткому допросу. Старший полицейский, мужчина лет пятидесяти, думал, что мы говорим правду, и наше наказание состояло только в том, что нам велели вернуть крышку люка на место и больше не лазить в катакомбы.
Позже я узнал, почему полиция реагировала так воинственно. Мы, оказывается, вылезли из-под земли на улицу в шесть утра точно перед Societe Generale, одним из самых больших банков Парижа, да ещё и с рюкзаками на плечах. А в ту пору ещё свежа была память о случае в Лионе, тоже в начале 80-х, где банда полностью обчистила хранилище крупного банка. Однажды в субботу вечером они влезли туда через отверстие, просверленное из какого-то подземелья. Прежде чем исчезнуть, они прямо на месте отпраздновали удавшийся субботний вечер вином, сыром и хлебом.
Конец нашей вечеринки был захватывающим, но оружие в руке полицейского меня испугало. Французские полицейские по крайней мере столь же воинственны, как их американские коллеги. Позже я прочитал несколько книг о катакомбах Парижа и узнал некоторые интересные факты. Катакомбы первоначально не служили кладбищем; это были карьеры, где добывался песчаник для строительства многих красивых зданий города. В 1871 году шеф полиции Парижа решил, что самые старые могилы с переполненных кладбищ города надо убрать, и все древние скелеты были брошены под землю, в эти карьеры. Вот как парижские подземелья стали местом погребения.
Вскоре после возвращения в Париж из Франкфурта мы начали планировать наш следующий BASE-прыжок. Место было выбрано единодушно: башня Монпарнас. Скотт уже однажды испытал свободное падение с этого здания, и мы решили, что если у одного из нас есть такой опыт, хоть и почти смертельный, было бы хорошо его использовать.
Башня Монпарнас была построена во время президентства Жоржа Помпиду. Это 56 этажей из бетона и стекла. Его название взято из греческой мифологии, где гора Парнас (Mont Рarnasse по-французски) — дом Аполлона, бога солнца. Ресторан и бар расположены на 56-м этаже; это — популярное среди туристов место из-за удивительно красивого вида оттуда, с которым в состоянии поспорить только башня Эйфеля.
Прекрасным воскресным днем в начале марта 1984 года мы поднялись на лифте на смотровую площадку башни, чтобы поближе посмотреть на место нашего будущего прыжка. Мы хотели осмотреть высокое ограждение площадки, установленное, чтобы желающие покончить с собой не смогли здесь этого сделать. Лифт чрезвычайно быстр: 40 секунд, и вы на самом верху здания высотой 693 фута. Первым, что мы заметили, были несколько одетых в форму охранников, проверивших наши билеты, как только мы вышли из лифта. Скотт сказал, что если мы с парашютами пройдём через охрану, то добраться до смотровой площадки уже ничто не помешает. По обычному распорядку охранники появлялись на ней два раза в час, чтобы поглядеть, не намерен ли кто прыгнуть с башни. Они говорят, что таким образом покончили с собой более 200 человек.
Скотт указал место, откуда он прыгал. Преодолеть защитную решётку было бы непросто. Она оказалась восемь футов высотой, к тому же с четырёхдюймовыми острыми наконечниками. Чтобы перелезть через неё, понадобилась бы веревка. Приближался туристский сезон, и во время нашего прыжка площадка будет переполнена любопытными туристами, так что некоторое время мы развлекались идеями насчёт того, как заработать денег, продавая билеты всем, кто захочет на нас посмотреть. Скотт в шутку предложил заключить сделку с руководством башни и прыгать в течение туристского сезона по два раза в день, повесив плакат: «Смотрите, как трое обычных парижан прыгают с небоскреба! Каждый день, всего 100 франков!»
