Пока страж порядка раздумывал над ответом, я вернулся к столу и сел рядом с Арин.
Остальные должны были уже быть здесь. Где же они? Мои руки сильно потели, и я часто вытирал их о штаны. Арин толкнула меня ногой и указала на лифт. Они приехали. Я слышал, как контролеры, проверявшие билеты, бормотали что-то о рюкзаке Скотта и глупых американских туристах. Наши друзья прошли охранников и двинулись к площадке; пришло время идти и нам с Арин. Мое сердце бешено стучало, и я боялся, что оно взорвется, но по крайней мере я больше не потел и не чувствовал тошноты.
Идти на площадку было страшно трудно. Я поднялся на одну ступеньку. Остановился в нерешительности. Поднялся ещё на одну. Ноги, казалось, весили тонну. Тело не хотело идти, но мозг подгонял меня. А что, если вместо всего этого спуститься вниз, укрыться в тепле и комфорте и почитать хорошую книгу?
Душа рвалась на части. «Что ты делаешь, Йефто?! Ты с ума сошёл? Ведь еще можно передумать».
Тяжёлая железная дверь. Табличка с большими красными буквами: «Terrasse d'observation».
Дверь открыли с другой стороны, и не успел я пошевелиться, как меня чуть не затоптала группа японских туристов. Их было человек сорок. Оказавшись на площадке, я вдруг ощутил освежающую волну спокойствия, точь-в-точь как перед прыжком с моста Кохертальбрюкке. И хотя надо было еще преодолеть эту проклятую решётку, я почувствовал себя непринужденно.
Бернар размотал веревку, и Арин достала Клаудию из сумки.
Туристы пока не понимали, что происходит рядом с ними. Маленькие дети бегали вокруг, смеясь и играя, в то время как их родители восхищались невероятным, на их взгляд, видом с башни. Я надел парашют и затянул обхваты. Скотт спросил, готов ли я. Я кивнул. Бернар привязал веревку к стойке забора, взглянул на нас со Скоттом и начал подниматься. Кто-то из туристов сказал: «Что они делают? Они что, чокнутые? Туда лазить нельзя!»
Я стоял к туристам спиной и не испытывал желания оборачиваться. Их как будто не было. Теперь был важен только прыжок. Скотт полез по верёвке. Сейчас моя очередь.
Когда Скотт прыгнул отсюда в первый раз, он заметил, что один из острых стальных шипов на верху решётки отсутствовал, и в это место я поставил ногу, перепрыгивая через неё. Правда, «перепрыгивая» оказалось в данном случае слишком громким словом. Это было нелегко — перебраться через такой забор. Стальные шипы были длиной четыре дюйма, и если бы я невзначай наткнулся животом на один из них, то оказался бы распорот, как свинья на бойне.
Я спрыгнул на металлическую крышу и твердо стоял на ногах, по крайней мере пока. Веревку мы оставили, о ней позаботятся девушки.
Мы бросили вниз рулон туалетной бумаги, чтобы проверить направление ветра. Он дул так же, как и на земле. Мы стояли на «взлетной полосе» двадцать дюймов шириной, которая будет нашей стартовой площадкой. Панорама была впечатляющей. Далеко были видны автомобили и люди размером с муравьев. Бернар был готов. Бросив взгляд на нас, он сказал, что прыгнет через 30 секунд. Нам оставалось только наблюдать.
Я посмотрел вокруг, на толпу, и улыбнулся. Несколько секунд назад эти люди восхищались видом Парижа, как обычные туристы. Теперь это были наши зрители. Их удивлённые глаза широко раскрылись. Тогда я не понимал, что большинство зрителей, вероятно, думало, что мы собирались покончить с собой.
Бернар отступил немного назад, чтобы сделать короткую разбежку вдоль узкого карниза, на котором мы стояли, и посильнее оттолкнуться от края. Я стоял сзади, глядя на его спину и темные вьющиеся волосы. Крыша скрипела, когда я шел по ней. Все казалось совершенно нереальным. Двое моих хороших друзей и я находились на высоте 693 фута над землёй, готовясь прыгнуть с крыши здания. Невольно оценив наш внешний вид, я рассмеялся про себя. Бедные зрители должны были быть ошарашены. Бизнесмен собирается совершить самоубийство вместе с американским туристом и французским студентом: такое не каждый день увидишь. Бернар подтянул ножные обхваты, взял правой рукой вытяжной парашют и в последний раз проверил своё снаряжение. Коротко взглянув на нас, он сделал четыре длинных шага и мощно прыгнул в парижский воздух. Он немедленно исчез из вида.
Скотт подошел к углу здания, лёг на живот, чтобы лучше видеть, и сообщил, что Бернар благополучно висит под куполом. Теперь была очередь Скотта. Своё снаряжение он проверил особенно тщательно, чтобы быть уверенным, что все в порядке. Он не хотел повторить ошибку, почти стоившую ему жизни в нашем ночном прыжке с Кохертальбрюкке. Желая оказаться в падении как можно дальше от здания, он выбрал для прыжка место в 30 футах от угла. Нужно только было разбежаться достаточно энергично. На голове у него была небольшая белая кепка с изображением башни Эйфеля, которую он купил в магазине подарков. Ясно, что в падении кепка улетит, но Скотт считал, что она принесёт ему удачу. Он показал мне обе руки с поднятыми вверх большими пальцами, красиво прыгнул и исчез в пустоту.
Пришла моя очередь. Я подождал десять секунд, чтобы между Скоттом и мной было достаточно высоты. Теперь он уже должен был лететь на парашюте, готовясь приземлиться. Столкновения парашютистов в воздухе происходят просто потому, что один из них недостаточно долго ждал перед прыжком. Я был окружен стеклом и сталью; на земле меня ждали фонарные столбы, дорожные знаки и автомобили. Ничего общего с лужайкой на площадке приземления дропзоны или под мостом Кохертальбрюкке. Я заметил симпатичную девушку приблизительно 25 лет с красивыми темно-коричневыми волосами. Ее теплая улыбка дала мне дополнительную поддержку, так нужную сейчас.
«Ну — теперь или никогда!» — сказал я себе и побежал с вытяжным парашютом в руке по узкому жестяному карнизу. Как раз перед углом крыши, откуда надо было прыгнуть, я мельком взглянул под ноги, чтобы не споткнуться. К сожалению, фактически это заставило меня нагнуться и свалиться с башни Монпарнас.
Я прыгнул с крыши башни вниз головой. Но тогда я об этом не думал. Я был в свободном падении над Парижем.
Какое невероятное чувство! Между своими ногами я видел, как здание будто бежит с большой скоростью мимо меня. После двух секунд падения я посмотрел вниз — с ещё более потрясающей скоростью на меня летела земля. Я сосчитал до трёх и отпустил вытяжной парашют. Секунду спустя Клаудия с ударом раскрылась, в который раз спасая меня. Я опять взглянул вниз и увидел Скотта. Ощущение, что мы это сделали, было неописуемым. Все шло прекрасно… пока.
На парашюте типа «крыло» приземляться нужно против ветра. Мягко приземлиться на современном парашюте столь же легко, как встать утром с кровати. Если всё делать правильно.
Примерно на 165 футах над землей до меня дошло, что я лечу по ветру. По некоторым причинам, не иначе как из-за всплеска радости после раскрытия, повернуть против ветра я забыл. Сильно потянув правую стропу управления, я сделал резкий разворот. К сожалению, всякий парашют типа «крыло» в повороте теряет высоту сильнее обычного и разгоняется… Перед приземлением стало ясно, что оно будет более чем жёстким. Земля с огромной скоростью мчалась навстречу, и в следующее мгновение я услышал звук удара о неё своего тела. Бум! Шмяк! Хрясь!
Когда я открыл глаза, оказалось, что я лежу на спине у подножия какой-то лестницы футах на 16 ниже уровня земли. Первым, что я понял, было то, что еще жив. Осторожно пошевелил руками и ногами — ничего, казалось, не было сломано. Прибежал Рэнси, мой друг из Камбоджи, наблюдавший за прыжками. Он видел моё приземление и боялся, что я убился. Собрав все силы, какие нашлись, я встал и поднялся по ступенькам, по которым, получается, только что съехал вниз. При каждом шаге правую ногу пронзала боль. Я был рад видеть Бернара, который, однако, сказал тревожным голосом, что Скотт повредил ногу и не может бежать. Сейчас нам надо было уходить как можно быстрее, и у меня не было времени, чтобы поговорить с Рэнси.
Бернар и я побежали к метро. Скотт не мог сделать то же самое и выбрал другой путь отхода. Мы договорились встретиться у него в квартире, если что-нибудь пойдёт не так, как надо. Не тратя время на покупку билетов, мы просто перепрыгнули через турникеты. Усевшись наконец в вагоне, мы обнялись. В ногах у нас лежали ранцы с кое-как запиханными в них куполами, но, странно, ни один из пассажиров не обратил на них внимания. Было трудно толком понять всё, что сегодня произошло, потому что события развивались очень быстро.
Внезапно я почувствовал, что по лодыжке вниз сочится что-то теплое. Осторожно я потянул вверх правую штанину, и у меня перехватило дыхание. В голени зияла дыра, и из неё свисала наружу часть мышцы.
Как можно спокойнее я сказал Бернару, что мне надо кое-что уладить и до квартиры Скотта я доберусь позже. Конечно, он спросил, что случилось, и пришлось опять поднять штанину и показать всю эту красоту. К сожалению, пожилая женщина, сидевшая напротив, увидела мою окровавленную ногу и завопила: «A-a-a-a-a-a-a-a!»
