Ознакомительная версия.
Будет жизнь и полна, и легка.
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и черной, и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Не гляди ты с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки,
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой.
Стихи П. Вяземского
Тройка мчится, тройка скачет, рвется снег из-под копыт,
Колокольчик звонко плачет, то хохочет, то звенит.
Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей.
Кто сей путник и отколе и далек ли путь ему?
По неволе иль по воле мчится он в ночную тьму?
Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей.
Вот вдали село большое, сразу ожил мой ямщик,
Песней звонкой, удалою залился он в тот же миг.
Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей.
Тпру! И тройка вдруг осела у знакомого крыльца,
Красна девица влетела и целует молодца.
Стихи Р. Киплинга, перевод Г. Кружкова
Мохнатый шмель – на душистый хмель,
Цапля серая – в камыши,
А цыганская дочь – за любимым в ночь,
По родству бродяжьей души.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
И вдвоем по тропе – навстречу судьбе,
Не гадая, в ад или в рай,
Так и надо идти, не страшась пути,
Хоть на край земли, хоть за край.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На свиданье с зарей, на восток,
Где, тиха и нежна, розовеет волна,
На рассветный вползая песок.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
До ревущих южных широт,
Где свирепая буря, как божья метла,
Океанскую пыль метет.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Так вперед!
Слова Риттера
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь.
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить!
Ямщик, не гони лошадей.
Как жажду средь мрачных равнин
Обиду забыть и любовь.
Но память, мой злой властелин,
Все будит минувшее вновь.
Все было лишь ложь и обман,
Прощай и мечты, и покой.
А боль незакрывшихся ран
Останется вечно со мной.
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить!
Ямщик, не гони лошадей.
Я милого узнаю по походке
Я милого узнаю по походке:
Он носит, носит брюки галифе.
А шляпу он носит на панаму,
Ботиночки он носит «нариман».
Зачем я вас, мой родненький, узнала,
Зачем, зачем я полюбила вас?
Раньше я ведь этого не знала,
Теперь же я страдаю каждый час.
Вот мальчик мой уехал, не вернется.
Уехал он, как видно, навсегда.
В Москву он больше не вернется,
Оставил только карточку свою.
Я милого узнаю по походке:
Он носит, носит брюки галифе.
А шляпу он носит на панаму,
Ботиночки он носит «нариман».
Стихи А. Григорьева
Две гитары за стеной жалобно заныли,
С детства памятный напев, милый, это ты ли!
Эх, раз, еще раз!
Это ты, я узнаю ход твой в ре-миноре
И мелодию твою в частом переборе.
Эх, раз, еще раз!
Как тебя мне не узнать? На тебе лежит печать
Страстного веселья, бурного похмелья.
Эх, раз, еще раз!
Это ты, загул лихой, окол пунша грелки,
И мелодия твоя на мотив венгерки.
Эх, раз, еще раз!
Ах, болит, ах, что болит голова с похмелья...
Уж мы пьем, мы будем пить целую неделю!
Эх, раз, еще раз!
– Миленький ты мой, возьми меня с собой!
Там, в краю далеком, буду тебе женой.
–Милая моя, взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком, есть у меня жена.
– Миленький ты мой, возьми меня с собой!
Там, в краю далеком, буду тебе сестрой.
– Милая моя, взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком, есть у меня сестра.
– Миленький ты мой, возьми меня с собой!
Там, в краю далеком, буду тебе чужой.
– Милая моя, взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком, чужая ты мне не нужна.
В нашу гавань заходили корабли
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана.
В таверне веселились моряки
И пили за здоровье атамана.
В таверне шум, и гам, и суета.
Пираты наслаждались танцем Мери.
Не танцы их пленили – красота,
В таверне распахнулись с шумом двери.
В дверях стоял наездник молодой,
Глаза его, как молнии, блистали.
Наездник был красивый сам собой,
Пираты сразу Гарри в нем узнали.
– О Мери, он приехал, Гарри твой!
Ребята, он не наш, не с океана.
– Мы, Гарри, посчитаемся с тобой, –
Раздался пьяный голос атамана.
И в воздухе сверкнули два ножа.
Пираты затаили все дыханье.
Все знали атамана как вождя
И мастера по делу фехтованья.
Но Гарри был суров и молчалив.
Он знал, что ему Мери изменила.
Он молча защищался у перил,
Но Мери в этот миг его любила.
Вот солнце закатилось, замолк шум городской,
Маруся отравилась, вернувшися домой.
В каморке полутемной, ах, годы обитал
Цветочек этот скромный и грустно погибал.
Измена друга злая яд в сердце ей влила,
Душа ее младая обиды не снесла.
Ее в больницу живо решили отвезти,
Врачи там торопливо старалися спасти.
– К чему старанья эти? Ведь жизнь меня страшит.
Я лишняя на свете, пусть смерть свое решит.
Стихи С. Есенина
Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче что-то стал не стойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.
И, утратив скромность, одуревший в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.
Стихи М. Цветаевой
Мне нравится, что вы больны не мной.
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывал под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем, и рукой
За то, что вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наше негулянье под луной,
За солнце, не у нас над головами, –
За то, что вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не вами!
Зачем тебя я, милый мой, узнала?
Зачем тебя я, милый мой, узнала,
Зачем ты мне ответил на любовь?
Ах, лучше бы я горюшка не знала,
Не билось бы сердечко мое вновь.
Терзаешь ты сердечко молодое,
Тебя твоя зазнобушка зовет.
Проходит только время золотое –
Зачем же ты, желанный, не идешь?
Я жду – и вот приходит долгожданный,
Целует, нежно за руку берет.
Ах, милый друг, мой нежный друг, желанный...
И сердце песню радости поет.
В таверне много вина, там пьют бокалы до дна,
И, не скрывая печаль, бренчит разбитый рояль.
Дочь капитана Джанэй, вся извиваясь, как змей,
С матросом Билли без слов танцует «Танго цветов».
Однажды юный барон заехал в этот притон,
Увидел крошку Джанэй, что извивалась, как змей.
При свете маленьких свеч скидает шубу он с плеч
И в черном фраке своем танцует танго вдвоем.
– Послушай, крошка Джанэй, будь верной музой моей,
Ознакомительная версия.
