Взрослые, увы, редко приходят на помощь детям в критических ситуациях. Им нет дела и до странных правил, принятых в подростковых группах. Им невдомёк, что там часто процветает насилие. Трагедии, жертвами которых становятся их дети, обычно воспринимаются взрослыми, как гром среди ясного неба. Ещё хуже, если взрослые сами унижают детей. Садомазохистские семьи всегда были частым явлением. Неуверенность в себе, свойственная многим авторитарным родителям, провоцирует их срывать свою злобу на тех, кто уязвим в наибольшей мере – на собственных детях. Авторитарные традиции и неспособность к любви передаются из поколения в поколение. Люди, не знавшие родительской любви, но зато привыкшие к самодурству и деспотизму “предков”, поступают со своими детьми точно так же, как их отцы поступали с ними самими.
Неспособность матери любить оказывает на детей особенно разрушительное воздействие. Это приводит к последствиям, отчасти напоминающим ту физическую и психическую задержку развития, которую наблюдал на своих пациентах Спитц. Депривация (недополучение) материнской любви приводит к формированию людей, неуверенных в себе и в то же время эгоцентричных; к своеобразной смеси высокомерия и заискивания перед окружающими. При собственной полной неспособности любить они всю жизнь требуют доказательств любви от всех знакомых и даже незнакомых людей, а не находя их, впадают в тревогу и депрессию.
Избыточность материнской любви, как ни странно, тоже не приводит к добру. Она формирует эгоистов, которые, не умея любить сами, требуют безоговорочной и слепой любви (такой, к которой их приучила мать) от всех своих близких и друзей, а затем и от партнёров. Отсутствие подобных чувств (подлинное или мнимое) вызывает у них гнев и ненависть. Фактически они обречены на одиночество.
Симбиотическая связь сына и матери, уместная в раннем детстве сына, сохраняясь при достижении им пяти лет, а тем более, подросткового возраста, тормозит становление зрелого влечения.
Разрушительно влияют на детей и дефекты отцовской любви. Её отсутствие также порождает чувство неуверенности в себе, парализует активность в работе и в карьере, может привести к формированию садомазохизма (точно так же, как и дефекты сыновней любви к матери). Избыточность же любви к отцу подавляет способность дочерей быть женственными и любить своих сверстников. Нередко такие дочери либо вовсе не выходят замуж, либо вскоре после замужества разводятся.
Зато счастлив тот, кого родители любили по-настоящему, и кто с их мудрой помощью не стал рабом родительской любви. Такая семья – школа альтруизма.
Учит альтруизму и дружба сверстников. Подросток ищет “альтер эго” (своё второе Я). В атмосфере подростковой конфликтности друг мог бы взять на себя роль арбитра в трудных взаимоотношениях с окружающими, ободрить в сложной ситуации или дружески одёрнуть при ошибочном поведении.
Потребность в избирательном эмоциональном общении приобретает особое значение в связи с пробуждением полового влечения. Именно альтруистическое поведение позволяет решить проблему избирательности и в дружбе, и в любви. Немалым стимулом является то, что помимо благодарности и даже восхищения любимого человека, подросток испытывает радость оттого, что ради любви он оказался способным на серьёзные усилия, поднялся над своими обычными возможностями и способностями. Таким образом, альтруизм повышает уровень самоуважения, сильно сдавший из-за проблем и просчётов, свойственных подростковому возрасту.
Альтруистические взаимоотношения облагораживают и делают нравственными сексуальное влечение. Андрогены придают эмоциональную напряжённость уже не просто поиску партнёра для удовлетворения полового голода, а поиску лица, способного удовлетворить потребность в избирательном альтруистическом контакте.
Критерием психологической зрелости служит и подавление агрессивности. По мере взросления человека, его детская агрессивность (драчливость, эгоистическая гневливость по малейшему поводу, набрасывание на обидчика с кулаками, садистские эксперименты с отрыванием лапок у насекомых, истязание животных и т. д.) отчасти бесследно исчезает, а отчасти претерпевает своеобразную метаморфозу. Агрессивность, которая у самцов животных так зависит от уровня гормонов, у большинства подростков и юношей заменяется потребностью в соревновании мирными способами. Особая страстность в занятиях спортом (хоккеем, борьбой, шахматами) и рыбалкой, соперничество хакеров – всё это и есть рудименты вытесненной агрессивности.
Половое созревание и потребность в самоутверждении наполняет особой эмоциональной насыщенностью поведение юноши как раз в тех ситуациях, когда ему приходится делать выбор между эгоистическим и альтруистическим поведением. При этом агрессивность переходит в свою противоположность – альтруизм. Ведь обычно агрессивность – средство проявления эгоизма, в том числе и группового (эгоизм партий, этнических, расовых и религиозных общностей, подростковых групп–банд и т. д.). Альтруизм не сводится к простому миролюбивому поведению, основанному на отказе от собственных интересов. Он может сочетаться и со справедливым гневом, сопровождаясь действиями, направленными против подлинного агрессора. Юноша с его обострённым чувством справедливости нередко в ущерб себе вступает в бой с превосходящим силами противником.
В каких случаях агрессивность не подавляется? Врачи дают по этому поводу недвусмысленный ответ. Она появляется или усиливается у подростков, страдающих некоторыми психическими заболеваниями, а также у психопатов и авторитарных личностей. Психопаты могут собирать вокруг себя компании с делинквентным (асоциальным) поведением. Способы, к которым прибегают в конфликтах с окружающими лидеры таких групп, с головой выдают уродство их характера. Именно в таких группах совершается большинство подростковых правонарушений. Агрессивность при этом индуцируется лидером, часто возбудимым или эпилептоидным психопатом. Гомосексуальный подросток, испытывающий потребность быть “своим” в подобной группе, обычно сталкивается с фактом гомофобии её членов, что чревато для него тяжёлыми последствиями.
Преодоление поискового инстинкта и агрессивности, замена их альтруизмом и избирательностью, – основополагающие этапы становления зрелой половой психологии.
Критерии зрелости половой психологии
Способность любить, не размениваясь на мелочные соблазны поискового инстинкта, эгоизма и агрессивности, позёрства и неискренности – вот критерий достигнутой психологической зрелости. Возникновение “мы” из “я” и “ты” делает возможными ощущения, которые раньше были не доступны.
Любовь – не нечто автономное. Способность к любви, её характер определяются взглядами, темпераментом, направленностью потребностей и индивидуальной шкалой ценностей индивида. Любовь такова, каков человек, какова его сущность. Жизненный опыт, степень духовного богатства, направление интересов – всё это делает зрелую половую психологию человека индивидуальной и придаёт его любви неповторимость.
Любовь, в свою очередь, влияет на личность. Как самое сильное эмоциональное чувство, доступное нам, она даёт импульс к реализации потенциальных возможностей личности. “Важность и сложность явления любви определяется тем, что в нём, как в фокусе, пересекаются противоположности биологического и духовного, личностного и социального, интимного и общезначимого”, – пишет философ Сергей Аверинцев.
Хотя сексологу одинаково важны все эти перечисленные моменты, всё же любовь, как их единство, рассматривается им, конечно же, в медицинском плане. Изучение историй болезни, исследование становления полового чувства у здоровых людей (по данным опросов, психологических тестов и лабораторных наблюдений), а также знание эволюции половой психологии человека как биологического вида, позволяет сексологу сделать выводы:
– критерием зрелости половой психологии (и вместе с тем, критерием стабильности половой функции) является способность человека к любви и к подлинному половому партнёрству;