Как-то раз, ни с того ни с сего, прислонился лбом к стене и пробормотал: „Я мерзавец, девонька, какой же я мерзавец!“ Я, конечно, не поняла тогда, о чем это он, и успокаивать его стала.
А как-то раз я мечтать начала – смотрю в интернете домики в Болгарии и предлагаю: „А давай теперь лазарет продадим и купим домик у моря? Кто нам мешает?“ Он вдруг застонал, голову руками обхватил и тянет: „Скажи! В качестве кого я с тобой поеду?“ И чуть не плачет: „В качестве кого???“ Я растерялась тогда: что это с ним? „В качестве мужа“, – отвечаю! Еле успокоила.
Я замечаю, что он не хочет никого видеть у нас дома. Особенно тех людей, кому рада я. Он ревностно охраняет свой мир, так тщательно и долго им создаваемый. Его можно понять: человек двенадцать лет к этому шел – к миру, автор которого он сам. К миру, в котором я слабая, а он сильный. А тут угроза извне для его мира. Он нервничает от этого.
Весна, первое солнышко… Я прошу вывести меня во двор на лавочку, сама боюсь спуститься по лестнице. Он устраивает скандал на тему: это я собралась в ресторан, а у нас денег нет! На мои попытки, как обычно, возразить и объяснить он бьет своим полным арсеналом. Невероятная агрессия, как у дикого зверя. Я пытаюсь выйти сама и падаю в коридоре. Расшибаю ногу и спину. Он доволен, жалеет и успокаивает меня. Допустить, чтобы я вышла, он не может. Это противоречит концепции его мира. Обошлось – я не вышла, да еще и разбилась. Выдыхает, абсолютно успокаивается и жалеет меня.
Я слаба настолько, что меня можно назвать доходягой, я истощена морально и физически, я до сих пор не понимаю, что происходит, я начинаю думать, что он хочет меня убить из-за квартиры. Но не складывается. Нет, не в этом дело. Хотел бы, так уже давно убил бы! А он вон каши мне варит и уколы колет…
Но я отчетливо чувствую, что долго не протяну в этой ситуации. Я по-прежнему ничего не понимаю. Но мне страшно так, как никогда в жизни.
Спрашиваю: „Может быть, ты ненавидишь меня за что-то? Так скажи, я пойму“. Смотрит долгим взглядом, берет меня за руки и шелестит одними губами: „Мне тебя жалко“.
Просвет
Спасение приходит так. Врач-женщина эмоциональная, и во время одного из визитов практически бросается мне на шею: „Ты молодец, ты выкарабкалась! Ты умница!“ И у нее случайно вырывается: „Я уж и не надеялась, что ты справишься, ты в таком состоянии была!“
Я плачу, рассказываю это Володе и спрашиваю его: „Что же ты делаешь? Просьба погулять со мной – это же могла быть моя последняя просьба в этой жизни!“ В ответ – взгляд, который я никогда не забуду: острый, волчий взгляд из-подо лба, быстрый и короткий. Потом забормотал что-то невнятное… Он, по всей видимости, испугался. Понял, что перестарался. Совсем убивать-то меня не хотел!
И тут наступила резкая смена поведения: он вдруг стал добрым, заботливым и внимательным.
Я начинаю гулять, спать ночами, соблюдать режим и всеми силами рвусь к жизни. Он не мешает. Я нахожу массажистку, и он позволяет мне ее нанять. Я с остервенением делаю массажи и набираюсь сил с каждым днем. Начинаю покупать пляжные платья и шорты, вспоминаю, что в жизни бывает море! Нет обычного противодействия, чем я и пользуюсь со всей силой и жаждой
Странная надежда
Отпустил меня Володя примерно на год. Все стало забываться, я готовлю, домом занимаюсь, вроде как и славно. Болеть меньше стала. Только у меня все равно холодок внутри… Как волной страх накатывает. Чувство нереальности происходящего. Уж больно странные вещи у нас творились.
А что дальше меня ждет? Это мой основной вопрос.
Видимо, мое беспокойство передается и ему. Он не верит мне. В постель с ним ложиться не могу, это никак невозможно. Я становлюсь сильнее и активнее с каждым днем, хоть и болею, но не так затяжно и мучительно, как раньше.
При всем при том, что на спокойную жизнь с ним я согласна. Мне, в общем, теперь все равно. Не чужой же человек.
Мы с ним даже антресоль разобрали в квартире! Дышать легче стало. Это единственное дело, которое мы по дому сделали вместе за… 13 примерно лет. Он так старался, как я никогда не видела. Вот так вот я себя настроила на мир и благодать, именно так и собиралась жить дальше, совершенно не принимая в расчет, впрочем, как и всегда, а что же у Володи-то на душе творится.
Конец
Как обычно, все началось с моей бытовой просьбы не то полы пропылесосить, не то еще что…
Тут Володя и проявился. А у меня, по всей видимости, предел наступил и терпения, и всего, чего только можно.
Я следила за его словами, глазами и реакциями. И я сама умирала от ужаса узнавания правды. Мозг отказывался принимать реальность, которая мне открывалась. Это было, наверное, самое страшное, что мне довелось пережить в жизни.
На узнавание ушло полгода. Да, я не специалист. Вероятно, обученный человек с образованием понял бы раньше. Да, я не могла даже помыслить, что все настолько чудовищно. И я снова вцепилась в него мертвой хваткой. Моя измученная душа кричала: „Опровергни! Муж мой, скажи мне, что я не права! Ведь все это не так?!! Защити меня!!“
А в ответ – страх. Основная его реакция – страх. А после страха – нападение. Это у него чередовалось…
Я молодец, что не сошла тогда с ума. Просто умница.
Я предъявляла ему всю свою немыслимую жизнь с ним. И в какое-то время (оно длилось примерно неделю) он „поплыл“, если так можно сказать. Он выдал себя не словами, а реакциями. Но и словами тоже немного…
Однажды он тихо протянул, жалобно помаргивая: „Я теперь тебе совсем противен, да?“ А наутро принес мне кусок колбасы и бурчал: „Ничего, ничего… Я противен… А колбаса вкусная, есть захочешь – возьмешь“. А на мой крик: „Я же тебя просто так любила, за то, что ты есть на свете!“ ответил: „А как можно меня любить?“
Эту безумную неделю, когда он „раскололся“, я не смогу описать, это слишком… Он обхватывал голову руками, неподвижно сидел и смотрел в одну точку, иногда беззащитно по-детски моргал и жалко улыбался, а иногда странно хихикал. Иногда улыбался, но вовсе не жалобно, а сладко от своих тайных воспоминаний, и это было особенно жутко.
А после он взял себя в руки и основной мотив был такой: да ты расскажи кому угодно, кто тебе поверит? Ты просто идиотка и неизвестно что придумала…
Что сказать про меня? Когда все пазлы окончательно сложились и все непонятные и необъяснимые вещи получили объяснение, первая моя реакция была – убью. Убью, как собаку. Мне казалось, что я должна отомстить за ту девочку, которой я была когда-то. Хорошо, что удержалась. Жизнь и так его накажет. Без меня.
А потом мне его стало жалко. Его и себя. Я чувствовала свою вину. Он не был таким, когда я выходила за него замуж. Я помню тех цыплят в сильных красивых ладонях. Я помню силу и мягкий юмор.
Несчастный дурак, измучившийся сам и практически убивший меня. А он, подумав, сказал, что не сможет со мной жить. Ну, в общем, вполне понятно: он мог жить со мной ровно до того момента, пока я не узнала, чем он тут занимался. Как он смотреть-то на меня будет?
Да и у меня бы не хватило сил вытянуть его. И доброты моей не хватило бы. Я бы всегда помнила то, что он делал со мной и нашей жизнью. И не факт, что удержалась бы в доброте.
Жизнь после
Разумеется, это я сейчас, спустя почти полтора года, говорю об этом более-менее связно. В то время после моего прозрения все было не так. Я могла ночью оказаться на улице и не помнить, как туда попала. Потом очнуться, сидя на полу в ванной. Как туда попала, тоже не помнить.
А потом еще полгода я металась, не зная, что мне с этим делать. Диапазон – от желания убить до желания лечить его и спасать семью. Он не уходил, потому что мы выкупали машину. Как только выплатили последний взнос, он ушел. Машину, естественно, забрал.
Когда за ним закрылась дверь, я не могла ходить (буквально), в холодильнике не было пакета молока, и денег всего три рубля. Я не знала, как мне жить и с чего начать. Первая задача – решить, как мне дойти до кухни.
Но когда за ним закрылась дверь, я испытала такое счастье! Это счастье я не могла ни с кем разделить. Мне не нужны были сочувствующие и успокаивающие меня люди. Это мое и только мое!
