La Belle Vie de Jean Anouilh (1965)
Перевод c французского Александра Карлова
Действующие лица:
(У автора перечисления действующих лиц нет. — Прим. Переводчика)
Граф Зигмунд фон Валенсей
Графиня Эрминия фон Валенсей.
Ганс фон Валенсей, их сын.
Гертруда фон Куберстроф, их дочь.
Людвиг фон Куберстроф, муж Гертруды.
Баронесса Мина фон Брахейм, родственница фон Валенсей.
Альбер, их бывший дворецкий, заместитель помощника комиссара.
Горничная, бывшая исполнительница стриптиза.
Бизнесмен.
Второй бизнесмен.
Третий бизнесмен.
Генеральный директор.
Комиссар.
Председатель Революционного комитета.
Первый комиссар-рабочий.
Второй комиссар-рабочий.
Первый солдат.
Второй солдат.
Заключенные.
Солдаты.
Члены Революционного комитета.
Зрители в Музее Народа.
Мелькают видения революции. Можно использовать разный изобразительный материал, в том числе кадры кинохроники. Главное — дать зрителю почувствовать, что это происходит после первой мировой войны. В его сознании должны возникнуть образы Белы Куна или «Мюнхенского путча», или даже русской революции, если только костюмы не будут слишком конкретными. Старинные танки, люди, обращающиеся к толпе с грузовиков, совещающиеся солдатские и рабочие комитеты. Аресты, казнь, ощетинившаяся красными знаменами рукоплещущая толпа, и вдруг… тюрьма. Огромная камера, набитая мужчинами и женщинами. Одежды должны смутно напоминать 1918год. Издалека слышен залп. Некоторые заключенные вскакивают, приподнимаются, потом снова ложатся.
Граф. Наверное, сегодняшний утренний список. У них на это уходит примерно три часа.
Бизнесмен (полный человек, лежащий рядом с графом). Все революции начинаются с дурацкой и грубой чистки. Ею пользуются, чтобы убрать соседа за то, что он слишком пристально смотрел на вашу жену… Или чересчур нетерпеливых кредиторов… Оголтелый патриотизм, защита дела народа всегда прекрасно способствовали погашению долгов. Ведь донести на домовладельца — это в мутные времена самый изящный способ заполучить его квартиру. Но потом все утрясется. И тогда обращаются к специалистам. Вот тут-то люди, компетентные на моем уровне в международных делах, снова становятся необходимы. Какая у вас специальность?
Граф (с усмешкой). Бридж. Я также завоевал множество призов в стрельбе по голубям.
Бизнесмен (с пессимистическим жестом). Ну да, ну да… Если только Временное правительство новой Республики не объявит массовое истребление этих птах…
Граф. Это мне представляется маловероятным. Кровь голубей прольется в последнюю очередь.
Бизнесмен. Специальность!.. Нужно иметь специальность! Подумайте еще.
Граф. Когда я был помоложе, меня уверяли, что я очень хорошо танцую.
Бизнесмен (пессимистически). Это несерьезно.
Граф. Большую часть моей жизни это казалось мне очень серьезным. Но теперь…
Бизнесмен. Взгляд на вещи сильно изменился.
Граф. Да, вы правы… (Думает.) Я очень хорошо умел ухаживать за женщинами
Бизнесмен. Боюсь, что это тем более не представляет для них интереса. Заметьте, что женщин эмансипируют.
Граф. Вот именно. Больше не будет необходимости уметь за ними ухаживать. Да нет, я подозреваю, что народное правительство вряд ли найдет возможность как-либо меня использовать, как говорят эти люди на своем языке.
Бизнесмен. Вы никогда не учились какому-нибудь ремеслу?
Граф. Вышиванию. Я скопировал все ковры Обюссонской школы.
Бизнесмен (все более пессимистически). Ну да, ну да… (После паузы добавляет.) Поверьте, друг мой, если мое положение, моя компетенция откроют мне какие-либо возможности, я сделаю все, что от меня зависит…
Граф. Спасибо, дорогой друг. Не хотите ли разделить со мной последнюю мою сигарету?
Бизнесмен (изумленно). У вас еще осталась сигарета? Вы очень щедры.
Граф. Да, на это у меня тоже определенный талант. Но боюсь, что при новом взгляде на вещи щедрость тем более не будет считаться гражданской добродетелью.
Бизнесмен. Я тоже этого боюсь. (Чувствуется, что ему хочется покинуть столь компрометирующую его компанию. Он поднимается.) Сегодня утром я еще не имел чести приветствовать графиню. Передайте ей мое почтение.
Граф. Не премину это сделать. В котором часу будет следующий список?
Бизнесмен. В половине второго, как обычно.
Граф. В это время ко мне входил дворецкий и объявлял: господин граф, пожалуйте к столу! В тайне от меня он вроде был вожаком какой-то подпольной ячейки. Не правда ли, было бы забавно, если бы он вошел сюда как народный комиссар и объявил бы мне в последний раз: господин граф, пожалуйста… Пиф-паф! (Изображает, как стреляют играющие в войну дети, и смеется.)
Бизнесмен (мертвенно бледный). Не понимаю, как вы можете шутить такими вещами.
Граф. Фамильная традиция. Вы знаете, я ведь по происхождению француз. Нас в 1790 году уже гильотинировали. Так что мы поневоле привыкли. Рассказывают, что мой предок в Кармской тюрьме учил свою дочь, как нужно грациозно подниматься на эшафот.
Бизнесмен (выражение его лица внезапно становится гадливым). Слава богу, что мой отец, несмотря на то положение, которое я теперь занимаю в сульфатах, был простым сапожником.
Граф (улыбаясь). Вот те на! Вы скрывали это от нас, дорогой друг!
Бизнесмен. Да. Но теперь я очень рассчитываю, что с этим будут считаться! Я человек из народа! И я это докажу!
Граф. Позвольте мне искренне вас поздравить!
Бизнесмен (отходя от него, несколько смущенный). Конечно, я прекрасно понимаю, что наследственные привилегии — это мерзость! Но в конце концов, что я могу тут сделать… Я сын сапожника и прачки! И они даже не были женаты!
Граф. Примите мои поздравления!
Они расходятся в разные стороны. Бизнесмен подходит к небольшой группе таких же, как он, бизнесменов.
Второй бизнесмен. Я, слава богу, уже давно начал давать деньги этим революционерам.
Третий бизнесмен. Мои отношения с правительством не позволяли мне, к сожалению, этого делать, но я заставил сына записаться в молодежную организацию партии. Простая предосторожность. Я представлялся всем страшно огорченным, говорил, что это безумная выходка юнца. На самом деле я вынужден был его заставить, у него были правые идеи. Это была предосторожность опытного пожилого человека.
Бизнесмены разражаются хохотом. Граф присоединяется к группе женщин, которые выглядели бы весьма элегантно, если бы не то обстоятельство, что уже пятнадцать дней они не причесывались и не умывались.
Граф. Дорогая моя, Риденкраф поручил мне засвидетельствовать вам свое почтение.
Графиня. Как? Его еще не расстреляли? Ведь если кто-то и эксплуатировал народ, так это такие люди, как он. У него было пятнадцать тысяч работниц, а у нас только пятеро слуг!
Граф. Он смотрит на свое будущее вполне оптимистически. Он думает, что будет нужда в компетентных людях, занимающихся такого рода деятельностью. Похоже на то, что в сульфатах никто без него не разберется. А сульфаты нужны всегда, при любой власти. Не будем за него волноваться. Завтра он будет иметь под началом вместо пятнадцати тридцать тысяч работниц, тот же самый кабинет и, может быть, ту же самую машину.
Баронесса (старая дева с детскими замашками). Да, но у него не будет тех же барышей. И это будет правильно. Вот!
Граф. Моя дорогая Мина, у него больная печень, и он ел одну морковь. Я думаю, что раздобыть себе морковь он сможет всегда.
Графиня. Мне сказали, что он пользовался постыдным правом первой ночи со всеми секретаршами. Одна из этих несчастных наверняка на него донесет…
Граф. Все они останутся его секретаршами, а он будет по-прежнему их шефом, только под другим названием. Подозреваю, что в качестве комиссара по сульфатам право первой ночи он за собой сохранит. В этом плане революции редко меняли людские нравы. Похоже также, что он пользуется покровительством сапожника и прачки.
