Одеон. Она там никогда и не была. Вы что-то перепутали.
Шатле. А я думал, что она тяжело больна… то есть, нездорова психологически.
Одеон. К счастью, она никогда и ничем не болела. Чувствует себя отлично.
Шатле. Ах, вот как? Извините меня, я, видимо, спутал ее с кем-то другим.
Одеон. Да, спутали, должно быть. Сестра моя продолжает работать над докторской диссертацией, и сегодня вечером я у нее ужинаю.
Шатле. Тем лучше! Но как бы то ни было, нет в жизни ничего необратимого…
Одеон. Вы ничего мне не ответили насчет моего почерка.
Шатле. Сказал же я вам, что не графолог. Это ведь отдельная и вполне дурацкая профессия! Вроде психоанализа!
Одеон. Ну, хоть что-нибудь, малейшее наблюдение, мне это важно! Никто мне ничего не говорит! Я хочу знать, понимаете?!
Шатле. Да мне кажется, нормальный почерк.
Одеон. Повнимательней посмотрите!
Шатле. Если посмотреть повнимательней, то да, точно, можно найти смешное, у ваших t нет палочки наверху…
Одеон. И что это означает?
Шатле. Откуда я знаю? Кстати, а в других случаях вы эту палочку вполне употребляете.
Одеон. Это что, еще хуже?
Шатле. Не факт.
Одеон. Да, конечно же, хуже! Жан-Жак! Спасибо, что вы разговаривали со мной так по-дружески (крепко пожимает ему руку).
Шатле. Я не сказал вам ничего особенного (Пауза). Бернар, насчет Гренель я вам солгал, я ее не трахал.
Разговор по телефону.
Одеон. …Билет на самолет у тебя на руках? …Да, Европа звучит красиво, лучше, чем Этуаль…и вообще, для маленькой девочки это попроще… Да, мне нравится это имя — Европа, пусть оно и не слишком распространенное… С работы я ухожу в конце этой недели… У меня будет большое выходное пособие, не волнуйся… Квартиру пока можем оставить за собой… Нет никаких оснований для беспокойства, как-никак у меня имеется послужной список, отличный послужной список… Нет, даже представить себе не могу… не знаю… не понимаю, как это могло произойти… Монпарнас?… Нет, мне не удалось к нему пробиться… Да, обязательно позвоню еще раз…Жан-Жак Шатле хотел продать мне один из своих кадиллаков… Я отказался… Покупает Данфер, но он хочет все три… Европа — это очень красиво…я правильно сделал… пусть ее зовут Европа… Не беспокойся… Я в полном порядке… До вечера.
Одеон достает из кармана пистолет и стреляет себе в рот.
В павильоне на поле для гольфа, понедельник, 15 часов.
Монпарнас. Не повезло вам, что вы пришли на смену такому исключительному человеку, как Одеон.
Данфер (у него в руках бокал с коньяком) Знаю, господин Президент.
Монпарнас. Работы у вас будет невпроворот. Но, между нами, постарайтесь все же освободить себе для гольфа утренние часы в воскресенье.
Данфер. Ах, ах, ах!
Монпарнас. Очень важно сохранять душевное равновесие. У всех директоров, особенно в нашем концерне, существует тенденция к забвению столь важного тезиса. Итак, за дело, поведайте нам… Я очень плохо осведомлен относительно своих директоров. Это отличный коньяк, как он, на ваш вкус?
Данфер. Захватывающий, господин Президент.
Монпарнас. Так пусть захватит вас до конца. У вас есть история болезни в психиатрической клинике?
Данфер. Ах, ах, ах! Неужели я похож на безумца?
Монпарнас. О, нет. Но вы вполне могли бы иметь историю болезни в психиатрической клинике, чтобы при этом я ничего не знал, и никто не знал. Вы не ответили на мой вопрос.
Данфер. У меня нет истории болезни.
Монпарнас. Как я могу это знать наверняка?
Данфер. Это нетрудно проверить, господин Президент.
Монпарнас. Не так уж легко, не так уж легко. Известно вам, что у Бернара Одеона такая история имелась?
Данфер. Нет, я этого не знал.
Монпарнас. Я тоже не знал. Видите, это легко можно скрыть. Совершенно не выношу, когда от меня скрывают правду. Известно вам, что я выставил Бернара Одеона вовсе не потому, что он был некомпетентен, и не потому, что он, по сути, страдал психическими отклонениями, я выгнал его потому, что он мне солгал. Пусть он будет тысячу раз сумасшедшим, но пусть это скрывает, вы согласны?… Еще коньяку?
Данфер. Меня уже захватило, господин Президент.
Монпарнас. Тогда не препятствуйте процессу. Но, будьте уверены, мы ни у какого-нибудь Золя, где персонал выбрасывают на улицу, как футляр от сигар! Нет, Бернар Одеон получил большое выходное пособие. Хай-Тек в его смерти не повинен… очень рад был поболтать с вами и поздравляю с хорошим проходом. Редко бывает, чтобы за такой короткий период тренировок удавалось достичь таких результатов.
Данфер. Благодарю, господин Президент.
Монпарнас. Надеюсь, у нас еще будет случай поиграть вместе…
В павильоне на поле для гольфа.
Монпарнас. А вы, которая в курсе всего, вы знали, что Бернар Одеон страдает психическим расстройством?
Гренель. Разумеется, господин Президент.
Монпарнас. Как? И ничего мне не сказали?
Гренель. Я думала, что вы знаете, как и все.
Монпарнас. Нет, мне никто ничего не сказал. Я всегда узнаю последним, так нельзя! Вам следовало немедленно меня предупредить, Мишель.
Гренель. Но это донос!
Монпарнас. Ну и что? А как же, по-вашему, я об этом, в конце концов, узнал, а? А вы как узнали?
Гренель. Мы вместе работали над контрактом. Все, кто над этим контрактом работал, само собой, были в курсе.
Монпарнас. То есть, как это само собой? Кто-то ведь узнал первым и сказал другим. Вот вам, к примеру, кто сказал?
Гренель. Филипп Данфер, господин Президент.
Монпарнас. Ну вот, так рождаются сенсации! А он как узнал?
Гренель. От Одеона…
Монпарнас. Который постоянно твердил ему о своей депрессии, о депрессии его сестры, которая не давала ему спать ночами… и о своем шизонутом семействе?!
Гренель. Бернар Одеон очень доверял Филиппу Данферу.
Монпарнас. Что и требовалось доказать… Дорогая Мишель, мне никогда бы не одолеть шефа Канцелярии, если бы не ваше участие. Обычно выигрывает он, и он это запомнит. И в один прекрасный день ему захочется, чтобы вы были с ним.
Павильон на поле для гольфа. Монпарнас переодевается.
Монпарнас. А вы сильны.
Данфер. В гольфе?
Монпарнас. Нет, игрок вы никудышный и никогда больших успехов не добьетесь. Зато я нахожу, что вы очень сильны как психолог. Я не заметил, что Бернар Одеон так неустойчив и склонен к депрессиям, вы же почувствовали это прежде меня… в глубине души вы предвидели его самоубийство. Браво! В самом деле, браво! (Данферу) Мои туфли (Данфер подает ему туфли и носки. Монпарнас надевает носки, потом в продолжение своей тирады снимает брюки и поло для гольфа. В течение всего монолога остается в кальсонах). Зато вы не смогли предвидеть, что Бернар Одеон пустит себе пулю в рот непосредственно на предприятии, а не в машине, не у себя дома, не дома у сестры, ибо я предполагаю, что сестра у него, действительно, была!.. Однако всего не предвидишь. Вы — опасный человек. Я рад, что на иерархической лестнице стою над вами, а не рядом… заметьте, что я мог бы вас уволить…но, поразмыслив, решил, что лучше иметь вас в числе сторонников Хай-Тека, а не его противников. Счастлив, следовательно, сохранить вас среди нас, в то время как столько директоров покинуло меня в этот момент… Шатле, Одеон…(Данферу) Мою рубашку (Данфер передает ему рубашку и остальную одежду на протяжении последующего текста) Кстати, о смерти Одеона. Необходимо, чтобы кто-нибудь представлял нашу группу на похоронах…дожидался бы похоронных дрог у входа на кладбище… шел за гробом, в одиночестве, перед семьей и кортежем… следовал по аллеям впереди всей процессии… медленно так продвигался бы в молчании, которое сменяет шум шагов, и первым бросил бы розу на крышку гроба…чтобы кто-нибудь пробормотал с горестным видом обязательную апологетическую речь у склепа… вдохновенно промямлил соболезнования семейству, сжимал плечо вдовы, обнимал сирот… короче, нужен кто-нибудь, кто умеет плакать… плакать публично, хочу я сказать. Я попрошу у господина Берси, вашего директора, чтобы он нашел добровольца, кого-то достаточно искушенного в этом жанре упражнений… но и быстрого в то же время, потому что нельзя затягивать процедуру… и, что самое главное, такого человека, которого бы выбрал сам Бернар Одеон… к кому он испытывал доверие… кто был ему другом… лучшим его другом… так было бы проще, вы согласны?
