Барни (наливает ей виски). У моей матушки зеркальная память и наблюдательность… Она не забудет, как лежали подушки, когда она уходила, какой был пол…
Элейн. Так вот почему вы поставили галоши на газету, чтобы не оставить предательских следов грязи.
Барни. Вероятно, я выгляжу в ваших глазах, дураком?
Элейн. Ну, не совсем. Но я знаю, что тайные свидания имеют свои теневые стороны.
Барни (протягивая ей стакан). Прошу.
Элейн (берет стакан). И все же, мне хотелось бы задать вам один вопрос.
Барни. Пожалуйста.
Элейн. Как долго вы будете говорить таким приглушенным голосом?
Барни. У меня всегда такой голос.
Элейн. Ну, положим! Я помни, как вы кричали на официантку в своем ресторане: " Дама заказывала жареную осетрину, а вы подаете ей отварную!"… Вы говорите сдавленным голосом потому, что хотите создать атмосферу интимности? Но я не нахожу в этом ничего интимного. Я вас с трудом понимаю.
Барни. Простите, но в новых домах стены как из бумаги. Никакой звуковой изоляции. Наша соседка старушка, целый день сидит дома. Она привыкла к резкому пронзительному голосу моей матери, и если она услышит наши голоса, она подумает, что здесь…
Элейн. Хотите, чтобы я говорила резко и пронзительно, а вы — сдавленным шепотом?
Барни. Нет, нет. Это не выход.
Элейн. Тогда начнем переписываться. Где у вас карандаш и бумага?
Барни. О, помилуйте… Я действительно… Мне так неловко… (Начинает говорить громче.) Теперь вы меня хорошо слышите? Я говорю естественно. Это мой голос. Так лучше?
Элейн (улыбаясь). Намного лучше.
Барни. Вероятно, я кажусь вам каким-то недотёпой… Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Говорите и делайте все, что хотите. Хорошо? (Улыбается.)
Элейн. А вы знаете, у вас очень приятная улыбка.
Барни (смущенно). У кого? У меня?
Элейн. А разве здесь еще кто-нибудь есть?
Барни. О, да, конечно, нет. То — есть — да. Спасибо.
Элейн. За что? Улыбка ваша, не моя.
Барни. Никак не возьму в толк, когда вы шутите, когда говорите серьезно.
Элейн. Сейчас серьезно. А вообще, не придавайте ничему никакого значения.
Барни. Женщине не пристало говорить мужчине приятные вещи. Это мужчина должен говорить женщинам комплименты.
Элейн. Что ж, начинайте.
Барни. Элейн, в вас что-то есть.
Элейн. Уже неплохо. Одно очко в вашу пользу. Будем здоровы! БАРНИ. Ваше здоровье!
Элейн мигом осушает свой стакан. Барни его пригубил, поморщился.
Элейн. Это я вашу жену вижу иногда в ресторане? Высокая блондинка в норковой шубе, а сапоги как у космонавта?
Барни. Она. Как это вы узнали?
Элейн. Узнала, потому как она подошла к кассе молча, взяла всю только выручку, не сказав ни слова. Так поступают бандит либо собственная жена.
Барни. Она проделывает эту операцию раз в неделю по пятницам.
Элейн. А вы давно женаты на своем инкассаторе?
Барни. Порядочно.
Элейн. А точнее? Пять? Десять лет? Сколько?
Барни. Двадцать три года.
Элейн 0, вы уже заслуженные профессионалы. Итак, сегодня пятница: ваша жена в сапогах космонавта направилась в банк, ваша матушка закатывает бинты в больнице — с благотворительной целью… А вы — здесь наедине с одной женщиной с изюминкой и пустым стаканом.
Барни. Простите. (Берет ее стакан. Тщательно обнюхивает свои пальцы, затем берет бутылку, наполняет стакан.) Может быть все-таки, положить лед?
Элейн. Не надо… Почему вы это делаете уже третий раз?
Барни. Делаю, что?
Элейн. Вот это. Нюхаете свои пальцы. Уже третий раз.
Барни. О!.. Рефлекс.
Элейн. Профессиональная болезнь? У вас рыбный ресторан, потому вам всегда кажется, что ваши пальцы пахнут рыбой?
Барни. Увы! И все это от рыбных консервов: устриц, креветок. Уже двадцать лет я каждое утро открываю сотни банок… Но руки я мою душистым мылом, втираю лосьон или крем для бритья, иногда — скипидар. Помогает до четырех часов дня, а потом рыбный запах возвращается, точно прилив.
Элейн. Я бы на вашем месте не обращала бы на это внимания.
Барни. Не обращать внимания? Запах — это так неделикатно. А в общем, хороший я джентльмен! Сижу здесь в своем синем костюме с женщиной с изюминкой и нюхаю свои пальцы!
Элейн. Рыбные пальцы меня не смущают, как и ваш синий костюм. Вы никогда ничего другого не носите?
Барни. Ношу. Только не в ресторане. Отец, бывало, говорил мне: деловой человек, Барни, всегда должен носить респектабельный синий костюм. Я и летом ношу костюм синего цвета, только из легкого материала.
Элейн. Спасибо, что вы меня просветили на этот счет.
Барни. Наверное, для вас такие люди, как я — консерваторы, рабы привычки?
Элейн. Именно: консерваторы и рабы привычки. Скажите, неужели у вас никогда не возникало дикого, безумного желания надеть модерновый костюм, или спортивный пиджак из твида?
Барни. Возникало. У меня есть коричневый спортивный пиджак и еще серый в клетку. Но они висят дома, в шкафу.
Элейн. И вы их носите дома, в шкафу?
Барни. Помилуйте! Я их иногда одеваю на выход. Не такой уж я рутинер, как выдумаете.
Элейн. Рутинер… Рутинер!.. А у вас есть машина?
Барни. Разумеется.
Элейн. Бьюик?
Барни. Откуда вы знаете?
Элейн. Потому что он хорошо сочетается с вашими старомодными синими костюмами.
Барни. Однако вы наблюдательны. И я тоже. Я вас сразу заметил, как только вы вошли в ресторан… Я почувствовал к вам влечение. Мне хочется…
Элейн. А мне хочется виски.
Барни. Один момент! (Берет стакан, нюхает пальцы.)
Элейн. Э-э! Опять я вас поймала!
Барни. Нет, я пальцы не нюхал. Я посмотрел на часы.
Элейн. О, вы по часам нюхаете свои пальцы? Через определенные интервалы?
Барни. Нет. Я подумал о маме. У нас еще много времени.
Элейн. А который сейчас час?
Барни. Четверть четвертого.
Элейн. В больнице она освобождается в пять. Стало быть, у нас еще целый час и сорок пять минут. Вы делаете первый шаг? Бог мой!
Барни. Однако вы торопитесь.
Элейн. Иными словами, вы отказываетесь сделать первые шаги.
Барни. Нет, нет, что вы… конечно… сейчас… Но мне кажется, надо сначала допить.
Элейн (пожимая плечами). Ну, если у вас такой график… А как вы думаете, старушенция, ваша соседка, случайно не курит? Мне так не хватает сигаретки.
Барни. Старушенция? Не думаю. Навряд ли.
Элейн. А что если я позвоню в ее дверь? Скажу, что я от благотворительного общества, собираю сигареты для Красного Креста?
Барни. Хм… Какая досада, что я не подумал о сигаретах! Вы не могли бы потерпеть до пяти часов?
Элейн. Я могла бы ждать и терпеть до лета, но только под гипнозом. Забудьте о сигаретах. Я сделаю дыхательные упражнения.
Барни. Мне вам помочь, миссис Феллини?
Элейн. Если вы будете так меня называть, быть может нам лучше для начала сыграть партию в шахматы?
Барни. О, простите, Ирен…
Элейн. Вы хотели сказать — Элейн.
Барни. Да, Элейн. Но почему — то мне хочется назвать вас Ирен. ЭЛЕЙН. Вашу жену зовут Ирен?
Барни. Нет, Тельма.
Элейн. Хорошо, пусть Ирен будет ее заботой.
Барни. Видите, Элейн…
Элейн. Вижу, Барни.
Барни. Видите, Элейн…
Элейн. Вижу, Барни…
Барни. Вы — женщина с изюминкой…
Элейн. Благодарю. Я это уже слышала.
Барни. Я вам это сказал в ресторане. Это были мои первые слова, обращенные к вам.
Элейн. Нет, вы обратились ко мне со стихами:
«Тот не знает чуда-юда,
Кто не съел из рыбы блюда».
Барни. Да, да… Было дело. Но я имею в виду после того, как мы познакомились. Установили личный контакт.
Элейн. Ах, да, личный контакт! Тогда вы мне сказали: "Я не видел красивее рук в этой чаше для полоскания рук.
Барни. Экспромт. Хотя я не Бернард Шоу, но пишу в порядке хобби. Вы читали мои стихи?
