Она улыбается, кивает головой.
Беда.
Она. Он уже давно на фронт рвался. Это потому, что был очень патриотично воспитан. Необычайно любил родину, представьте себе. В общем, очень хороший был мальчик. (Посмотрела па Родиона Николаевича и чуть слышно засмеялась.) Заболталась я что-то… Все говорю, говорю… Совсем не учитываю Ваше болезненное состояние… хотя знаю, конечно, что Вы уже практически здоровы. (Встает со скамейки.) А я, вообразите, рижский цирк сегодня посетить решила. Тем более что в икарийских играх одна моя хорошая знакомая участвует. Недавно с мужем разошлась. Такое горе. (Как-то суетливо и смущенно вынула из сумки коробочку леденцов.) Совсем забыла… (Протягивает ему коробочку.) Ваши любимые.
Он (крайне взволнован), я признателен… весьма… Только за что мне все это?
Она. Но если не я, кто же другой? (быстро уходит.)
Часть вторая
V.
Ее восемнадцатый день
Комната отдыха в санатории. Сейчас здесь полумрак. Возле зажженного торшера, в кресле, по-детски поджав ноги, сидит Лидия Васильевна. Из соседнего помещения доносятся голоса, музыка – там, видимо, работает телевизор. А на воле ливень, грохочет гроза, с моря дует сильный ветер.
Она (поет тихонько и задумчиво). «По разным странам я бродил, И мой сурок со мною…».
В дверях появился Родион Николаевич, увидел ее, остановился, слушает, как она поет.
(Заметила его.) Вы!… Вернулись? И в этакий дождь!… Вы совершенно, совершенно выздоровели?
Он (значительно). Отлично отдохнул.
Она (поспешно). Да-да, конечно.
Он. Вот… я Вам три гвоздики припас… (Отдает ей цветы.)
Она. Правда? Это замечательно.
Он. А Вы… отчего одна?
Она. Все на концерт уехали… некоторые у телевизора сидят… А я размышляю – слушаю, как дождь идет. (Поглядела на него) А я знала, что Вы сегодня вернетесь… Ну просто была убеждена.
Он. Почему?
Она. Не знаю. (Помолчав.) А на море шторм… Необыкновенный! Я сейчас была там, на берегу. На пляже ни души… Купальную кабинку волной смыло, и молния блещет! Правда, я там долго не продержалась: во-первых, вымокла, а во-вторых, страшно.
Он. Не знаю, не знаю… В вашем возрасте так себя вести просто нелепо.
Она. Дался Вам мой возраст… (Засмеялась.) А знаете, что один мудрый француз сказал? Стареть скучно, но это единственная возможность жить долго.
Он. Жить долго не фокус. Жить интересно – вот задачка.
Она. И что же? Интересно Вам жилось последние деньки?
Он. Чрезвычайно Каждое утро мне Ваши бульоны грезились.
Она. Это что! Но вот голубцы я действительно прекрасно готовлю… Мой муж обычно бывает в восторге. (Помолчала.) А я теперь все чаще об отъезде подумываю – у меня ведь больше половины срока прошло. Смешно!… Я уж уеду далеко, а Вы по-прежнему будете ходить тут, рассуждать о чем-то… Смешно.
Он. Что же смешного-то?
Она. Хотя, если подумать, меня и в Москве ждет масса интересных событий.
Он (задумчиво). Каких же?
Она. Всяческих. Тех и этих. Например, я задумала ремонт! Хочу переменить обои… Я вообще удивительно люблю производить ремонты – и решительно не устаю при этом. Или переставлять мебель… По-новому создавать интерьер! Там, где стоял стол, поставить, например, кровать. Увлекательно, правда? (Живо.) Вот хотите, я все у вас переставлю?
Он (весело). Опоздали! Буквально на днях ремонт в комнате дочери закончил… и обои переменил. Очень жду ее, представьте. Так сложились обстоятельства, что она с мужем в Японии работает – в нашем торгпредстве. Я вот здесь живу – а она, как это ни смешно, среди японцев. Но, слава богу, совсем уж на днях в отпуск должна прибыть. (Засмеялся.) Только никак подсчитать не могу, в какой именно день.
Она. Да, да, у всех свои заботы… У Вас, несомненно, серьезные – а у меня… совершенные пустяки. Вот знаете, что меня терзает по ночам?
Он. Было бы любопытно выяснить.
Она. Я привезла с собой прелестные наряды. И они так сидят на мне – удивительно красят!… Но выйти в них я как-то не удосужилась… Совершенно некуда! В конце концов решила посетить в них музей, но вовремя одумалась. Что ни говори, музей требует чего-то строгого, а они у меня несколько… Нет-нет, не какие-нибудь там слишком разнузданные, но все-таки… Словом, так обидно, так обидно везти их обратно ненадеванными… Ужас просто! Хотя вам этого не понять – ведь Вы не женщина, Родион Николаевич.
Он. Что верно, то верно. (Осторожно.) Но, может быть, Вам бы стоило обнародовать Ваши наряды тотчас по прибытии в Москву? Вы могли бы в них показаться в оперетте или, как говорят, в очень-очень модном Театре на Таганке.
Она. Но ведь жаль, жаль везти их ненадеванными!… В этом, несомненно, есть что-то обидное, я бы даже сказала, драматическое. Тем более что здесь они бы прозвучали… Я просто пари готова держать – они бы наверняка прозвучали!
Он. А не могли бы Вы появиться в них на каком-либо нашем вечере отдыха?
Она. Нет-нет – в обстановке санатория мне не хотелось бы выделяться. Поверьте, это было бы нетактично… (Помолчала.) Да и волнует меня несколько иной вопрос.
Он. Какой именно?
Она. Любите ли Вы посещать рестораны?
Он. Что касается питания в столовых и закусочных, то оно не представляет для меня достаточного интереса. В принципе я предпочитаю домашнюю еду.
Она. Боюсь, Вы не поняли самой сути моего вопроса. Я вовсе не ставлю во главу угла тему питания… Упоминая ресторан, я имею в виду место, где можно повеселиться, потанцевать, выпить шампанского, в конце концов… или заняться чем-либо иным.
Он. Но чем именно?
Она. Появиться, например, в ресторанном зале в новой прическе… Или возникнуть в наряде, до сих пор не надеванном.
Он. Скажу Вам прямо, что тут у меня еще не выработалось твердых убеждений… За последние годы я не только не появлялся в ресторанных залах, но даже не возникал в новой прическе. Ни при каких обстоятельствах! (Подумав.) А вот в Москве Ваш муж после такой долгой разлуки, безусловно, мог бы отправиться с Вами в ресторан.
Она. Ну это вряд ли. Хотя в Москву он вернется в те же числа, что и я. Любопытное совпадение, не правда ли? И мы, вероятно, даже увидимся с ним. Впрочем, в Москве он бывает страшно занят.
Он. Я как-то не могу взять в толк… уяснить себе… У Вас с мужем, видимо, очень своеобразные отношения?
Она. Но что же тут удивительного? В конце концов, брак сам по себе – довольно своеобразное явление. Вступить в него настолько же просто, насколько трудно оставаться женатым. (Помолчав.) Кстати, а известно ли Вам, кто мой муж? Так вот – он знаменитый музыкальный эксцентрик.
Он. Невероятное везение! Быть женой музыкального эксцентрика – величайшее счастье, вероятно.
Она (строго). И нет тут ничего смешного. Мой муж – человек необычайного таланта. Тонкий артист, музыкант. Немыслимо передать словами, какое он производил впечатление в молодости. Увидев его впервые, я была совершенно ошеломлена. Он играл вот на такой огромной трубе и в то же время на таких вот маленьких гармошках… Одновременно, понимаете? Показывая вдобавок всевозможные фокусы. Это было совершенное чудо!… Своими невероятными трюками он мгновенно покорял зрителей. Многие из них буквально плакали от восторга… Трудно ли представить, что и я полюбила его бесконечно! Мне еще и сорока не исполнилось – совершенная была девчонка… И к тому же страшно разочаровалась тогда в театре. Почему? Расскажу когда-нибудь… И вот я оставила театр и стала всюду за ним ездить… Он такой был ласковый, добрый, заботливый… видел, что мне тоже нужен успех, аплодисменты – ведь я была актриса, он прекрасно это понимал… И тогда мы сделали с ним совместный номер. (Восторженно.) Я появлялась в серебристой пелерине и розовом трико, а пепельного цвета парик довершал картину. Вступал оркестр, я раскланивалась и пела вступительную песенку. (Поет.)
