Барбара. Знаю, Робер.
Робер. То, что он сделал для нас, сделал бы и я, если бы был поумнее и женился не на тебе, а на богачке, как он. Я тоже сказал бы ему: «Ты в стесненных обстоятельствах, живи у меня, будь моим секретарем; назначаю тебе три тысячи франков в месяц».
Барбара. Он тебе платит две.
Робер. Верно, но я платил бы ему три и, обрати внимание, никогда бы я слова не сказал об этом. Не каждый так великодушен. (Садится.) Однако в этой бельевой очень удобно, ты отлично придумала — здесь уютно, тихо… Там внизу все время хлопают дверями, стонут, забившись в угол, пристают с расспросами, потрясают револьвером… Спектакль, да и только!
Дверь открывается. Входит мсье Делашом, жизнерадостный, цветущий, хорошо одетый, с цилиндром и пальто, перекинутым через руку.
Мсье Делашом. Эге, да вы оба здесь! А везде вас искал. Какая трепка нервов! Пришлось удрать через кухню, чтобы выкурить сигару. Она следит за парадной дверью. Все еще никаких известий от этого скота?
Робер. Никаких.
Мсье Делашом. Дело плохо.
Робер. Очень плохо.
Мсье Делашом. А моя жена, едва одевшись, чтобы ехать в оперу, вдруг ринулась куда-то, как сумасшедная, заявив, что ей в голову пришла одна идея. Как, по-вашему, ей может прийти на ум что-нибудь путное?
Робер. Вдряд ли.
Мсье Делашом. И я так думаю. (Уходит.)
Робер (когда тот вышел, вновь обращается к Барбаре, тихо). Однако твой друг Жорж поступает по отношению к нам не особенно красиво.
Барбара. Он твой друг, Робер.
Робер. Ну, наш общий друг, если хочешь. Ты хорошо помнишь, что он ничего тебе не говорил?
Барбара. Почему ты думаешь, что он со мной более откровенен, чем с тобой, мой милый?
Робер. Потому что женщинам всегда рассказывают больше, это общеизвестно. И потом ты знаешь не хуже меня, что Жорж тебя очень любит. Вы вместе куда-то часто ездите.
Барбара. Это упрек?
Робер. Да нет, вовсе не упрек, я просто констатирую факты. Послушай, дорогая Барбара, мы муж и жена — это так, но прежде всего мы товарищи. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что тебе кое-что известно.
Барбара. Ты ошибаешься.
Робер. А если он опять вздумает выкинуть такую штуку, как два года назад, когда удрал в Бордо, чтобы завербоваться в Иностранный легион? Неужели ты станешь меня уверять, будто он и тогда ничего тебе не сказал?
Барбара. Он мне ничего не говорил.
Робер. Ты же знаешь, что там, за этой дверью, решается наша судьба, ее решит нервный припадок Анриэтты. Если она потребует развода и всех нас отсюда выгонят, то тебе снова придется стать машинисткой, моя миля Барабара.
Барбара. Ну что ж, я снова стану машинисткой, мой милый Робер!
Робер (смотрит на нее и говорит сквозь зубы, вполне искренне). Меня прямо тошнит, когда я гляжу на тебя. Прямо тошнит!
В эту минуту звонит телефон. Они устремляются к нему. Короткая борьба.
А, так ты ждала звонка, моя старушка!
Барбара. Робер, пусти меня! Пусти меня, слышишь! Я тебе запрещаю отвечать! Скотина! Грязная скотина!
Робер (отстраняя ее). Алло! Кого? Жоржетту? Нет, это не Жоржетта. Да нет, мсье, и не Эдме! Кто у телефона? Что вы говорите? Как? Блондин, который служит у Потэна, не сможте прийти в кино сегодня вечером? Хорошо, будет передано. (Отпустив Барбару, вешает трубку, явно смущен. Барбара разражается смехом и садится поодаль. Он злобно смотрит на жену, потом приближается к ней.) Твое поведение не делает тебе чести, Барбара, даже если ты поступаешь так ради него. Ты же знаешь, какой он неуравновешанный, Анриэтту терпеть не может… А ты вместо того, чтобы тактично помочь им помириться, как помогаем мы все, — кстати, на мой взгляд, и тебе следовало бы вмешаться, — которые доведут до отчаяния эту несчастную. Но не будем говорить о себе. Ты думаешь, твой Жорж будет счастлив, если она с ним разведется? А ты можешь себе представить, что после пяти лет жизни в такой роскоши он снова станет сдавать напрокат машины по полторы тысячи франков в месяц, включая стоимость бензина? Конечно, он мой друг, но все-таки… Надеюсь, ты не считаешь своего дружка талантом и непризнанным гением. Видите ли, Анриэтта недостаточно хороша для него, хотя она очаровательная женщина и любит его… А если бы пять лет назад он не заполучил ее вместе с ее миллионами, кем бы он был сейчас, этот неисправимый оболтус, с его трусостью перед жизнью, с его неизлечимой ленью? Ну, скажи, кем был бы он сейчас?
Барбара. А ты, кем будешь ты завтра, если не сможешь больше жить на его счет?
Робер. Таким же неудачником, как он, я это отлично понимаю и без тебя! Вот потому-то я и стараюсь быть тише воды, ниже травы и молчу, даже когда молчать нелегко, даже когда ты уезжаешь с ним куда-то по вечерам, а это бывает частенько. Пора бы вами обоим понять — тем более, что вы сами говорили мне об этом, — что нельзя так зло шутить с людьми, на деньги которых ты живешь… Когда презренного металла нет, вы проклинаете жизнь, а заодно и хозяев и свою зависимость от них… Уж если ты получаешь деньги из ручек мадам Анриэтты, то нечего умничать: обнимайся с мадам Анриэттой, а не с другими женщинами… И помалкивай! (Добавляет тише.) Как я.
Барбара (негромко). Ты мне противен, Робер.
Робер. Да, все это не очень-то красиво, согласен с тобой. Особенно неприглядна моя роль. Ты можешь найти хоть какое-то оправдание в том, что любишь. Между тем как я… (Встает, подходит к зеркалу, поправляет прическу.) Но, в конце концов у меня же есть старая мать, живущая в провинции на ренту. Я воспитывался у отцов-иезуитов, учил латынь… Я не проходимец какой-нибудь. Понимаешь, надо время от времени напоминать себе об этом. Посмотри на папашу Жоржа: уверяю тебя, он ужасно удивится, если ты ему скажешь, что он живет на хлебах у собственного сына.
Возвращается мсье Делашом. Он курит сигару.
Мсье Делашом. Мне скучно гулять одному. Согласитесь, что такая жизнь не для человека моих лет. Но что вы тут делает, черт побери?
Робер. Захотелось подышать другим воздухом.
Мсье Делашом. Вы правы, атмосфера у нас тяжелая. (С раздражением.) Но ведь я не виноват, черт возьми, что мой сын не хочет ночевать дома! (Думая о другом.) Как по-вашему, идти мне в театр?
Робер. Это было бы довольно бестактно.
Мсье Делашом. А я так рассчитывал повеселиться сегодня вечером! Я обожаю балет! Особенно «Коппелию»… (Напевает.) Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла, ла-ла… (Со вздохом.) Все еще никаких вестей, конечно?
Робер. Никаких.
Мсье Делашом. Я просто не понимаю, что этому скоту нужно? Его жена очаровательна. Немного вспыльчива, может быть, немного ревнива… Но все-таки очаровательна. Как по-вашему?
Робер. Очаровательна. Удалось отнять у нее револьвер с перламутровой рукояткой?
Мсье Делашом. Это поручено Эдме. Не знаю, в мое время, конечно, тоже изменяли женам, но делали это как-то более ловко… И, право же, от этого никому не было хуже! Как по-вашему?
Барбара. Не знаю.
Мсье Делашом. Я не говорю, что мой сын непременно должен изменять Анриэтте. Я далек от такой мысли. Но не понимаю, откуда у вас, у молодого поколения столько грубости, жестокости? Вы говорите, что не любите неопределенности в отношениях, и мы думаем: «Хорошо. Они предпочитают во все вносить ясность… Значит, они будут вести себя совсем иначе, чем мы… Ничего подбного» Вы такие же люди, как мы, и попадаете в такие же банальные, избитые положения. Разница в том, что вы без стыда поворачиваетесь ко всему миру задом и воображаете, будто этим вносите ясность в отношения! (Встает, возмущенно.) Но я предпочитаю былых лицемеров. В конце концов, они причиняли меньше вреда. Как по-вашему?
Робер (Барбаре). Как по-вашему?
Барбара. Не знаю.
Робер. Она не знает. Я тоже.
Мсье Делашом. В вашем возрасте у меня обо всем было определенное мнение. О, в наше время умели жить! Мы не искали днем с огнем, но, уверяю вас, находили все, что нам было нужно. Я просто не понимаю этого бездельника! У него прелестная жена, она богата, любит его. Чего ему еще надо, ответьте?
Робер (Барбаре). Да, чего еще Жоржу надо? Ответь ему.
Барбара. Я ничего не знаю.
Робер. Она ничего не знает.
Мсье Делашом (продолжает). Любовницу? Я уже сказал вам. Что думаю на этот счет. Пусть заводит любовниц, но делает это тактично! Ну, что еще?
