— Ммм…— спросонья прищурилась Степанида и села в гнезде прямо на хвост.
— Добровольная Дружина Домовых утверждает, что Кныш преспокойно живёт себе в доме хозяйки пекарни. И в новомодное заведение его никто не забирал. Да и не может домовой на два угла жить! И теперь я задумался: а кто таков этот кот?
Вредная Степанида вместо ответа начала умываться и причёсывать шёрстку. Потом она понюхала плесневую корку сыра и печально вздохнула. Потом она демонстративно уселась на стол следователя, ожидая, что тот явится на работу и принесёт ей чего-то вкусного. Домовой кружил под потолком, бурча себе под нос: «Нет такого домового, нет и всё тут. Выдумка. То-то я заметил, как кот от меня шарахнулся. С чего бы? Все домовые суть братья, от одного нечистого корня. И порядочный домовой в коте либо собаке не спрячется, тем паче облезлом!»
Матузков пришёл на службу без опозданий и сразу же угостил Степаниду кунжутным печеньем и двумя кусочками докторской колбасы. Пока она самозабвенно набивала пузо, домовой делился соображениями.
— Что за смысл обсуждать дело? — пожал плечами Матузков, — Хозяйка даже заявление писать не стала и ушла в обиде.
— Разве мы не должны докапываться до сущности протекших дней, до их причины, до оснований, до корней, до сердцевины? — вертелся вокруг следователя дотошный домовой, — или тебя, как и Степаниду, волнует только «теперь и тута»?
— Матвей Иваныч просто злится, что его за пирожки да французский хлеб в убыток ввели, — важно заметила Степанида, закончив с завтраком, — и мстительно теперь не замечает очевидности. А тут вопрос сыскного отдела. Кто этот Кныш на самом деле и почему в обман нас ввёл?
— Именно, Стешенька, — домовой приземлился на стол и погладил по голове Степаниду прозрачной ладонью. Та прижала ушки и улыбнулась.
— Так! — хлопнул по столу Матузков с силой, что парочка вздрогнула, — у меня тут три нераскрытых дела. А вы меня на мелочи отвлекаете!
— Мы и сами с усами, — фыркнула мышь.
— И с бородой,— добавил домовой и смутился.
— Мы и сами в дедукции могём, — добавила мышь.
Матузков вздохнул. Его команда не оставляла выбора: отсиживаться в уютном кабинете или идти к скандалистке в пекарню. Мышь прыгнула в карман кителя и стала пыхтеть и толкать лапками Матузкова. Ему пришлось идти на рынок. Домовой полетел следом за Матузковым серой дымкой.
Утро в Кольчугино сверкало свежестью, веяло прохладой. Блестела умытая дождём лужайка перед зданием Кольчугинского отдела. Ещё не пожухли листья на клёнах и липах, аллея шумела густыми кронами деревьев. Несколько первоклашек обогнали Матузкова, пробежал мимо хулиган-подросток, свернувший к ларьку за сигаретами, но завидев следователя в форме, резко вернулся на аллейку и поспешил к воротам школы. Мышь хмыкнула: «Прохиндей», домовой вздохнул: «Неразумный малец», Матузков буркнул: «Будущий клиент нашей конторы».
Уже на подходе к пекарне мышь беспокойно завозилась в кармане. Борода потянул воздух ноздрями, а Матузков прищурился. На двери висела табличка «Закрыто», а от ароматов свежей выпечки и след простыл. Следователь постучал в дверь. Никто не открыл. Дворник рынка в жёстком клеёнчатом фартуке и форменной красной фуражке сказал: «Как у мамы» закрылась. Допекли конкуренты проклятые'. Матузков шепнул что-то Степаниде, там мигом покинула карман кителя и побежала вокруг пекарни знакомым ходом. Дворник открыл рот, но предусмотрительно его и закрыл, отошёл подальше с метлой и стал наблюдать.
Степанида нашла заветную щель и юркнула туда, а домовой, не желавший оставлять свою подругу без защиты, просочился следом.
Ах, как стало тихо в цеху! Корпуса тестомесильных машин отбрасывали холодный отсвет на пустые разделочные столы. Конвейерная лента батонной машины стояла без дела. В углу торчал битком набитый мусором чёрный пластиковый мешок, на котором спиной к двери сидел полосатый кот с тетрадкой в одной руке и карандашом в другой. Он бурчал под нос, но кое-что разобрать было можно: «Двадцать восемь процентов НДС да пять налога с продаж! Восхитительно. В медицинский фонд еще… Тэк-с. Процент по кредиту… Замечательно. Недопоставка муки в прошлом квартале… Превосходно. Пересортица пектина? Чудесно. Задержка зарплаты, арендных платежей… Праздник, а не жизнь. Это тебе не пирожки на дому печь, это производство!»
Мышь прыгнула и вцепилась коту в хвост, а домовой отодвинул щеколду, запиравшую пекарню изнутри. Следователь Матузков резко распахнул дверь и воскликнул:
— Самозванец Кныш! Вы арестованы. Вы имеете право на адвоката, и всё, что вы скажете — будет использовано против вас.
Кот неистово мотал хвостом и лязгал зубами, пытаясь ухватить Степаниду. Окрик заставил его вздрогнуть и застыть с ощеренной зубастой пастью.
— А вы кто такой? И на каком основании командуете? — нагло спросил он.
— Следователь по особо важным делам Кольчугинского отдела Матузков Иван Матвеевич! — бодро, не теряя присутствия духа, ответил Матузков.
— Я вам не подчиняюсь. Так что катитесь-ка отсюда, — нагло заявило существо, но домовой подлетел и вцепился ему в холку со словами «Я тебе покажу, как следствию препятствия учинять! Я тебе покажу субординацию!»
— Мы — люди государственные, а налоги — паруса государства, — пискнула мышь, и этот аргумент неожиданно сработал.
Существо съёжилось и захныкало.
— Я нечисть молодая, всех порядков не знаю. Не бейте только. Я Налоговичок, поселяюсь там, где прибылей ждут. Ну и делаю свою работу. Порча да убытки — разорю до нитки.
— А зачем ты домовым притворялся? — возмутился Борода, — или ты настоящего домового укокошил?
— Упаси меня святой доллар, — прогнусавил Налоговичок, — пекарня меньше года, как построена и домового сюда и не звал никто. А домовым я притворялся для отвода глаз… Не бейте меня.
— Так ты и про угрозы Надмирной Инквизиции врал? И про заветный хлебный дух? — возмутилась Степанида.
Раздосадованный домовой тряхнул нечисть за холку, и Налоговичок пискнул: «Глубоко и искреннее раскаиваюсь. Впредь не повторится».
Свет в пекарне моргнул, погас и снова включился. Мышь потёрла кулачком глаза и изумлённо застыла. Прямо перед ней стоял не кто иной, как Надмирный Инквизитор. Он был высок, худощав и бледен. В этот раз без плаща и шпаги, но с огромным, сверкающим рубиновым перстнем на правой руке. Помещение цеха озарилось тревожными всполохами.
— Матвей Иванович, благодарю за содействие в поимке экспериментальной сущности, — сообщил он галантно, глядя поверх головы домового и, разумеется, мелкой лейтенантки.
Матузков ловко сунул в карман кителя какую-то мелкую вещь вроде пульта, извинился за суету и с достоинством поклонился. Степанида открыла рот. Борода отпустил Налоговичка, и тот растерянно хлопал глазами. Домовой медленно, чтобы не показывать своего глубинного страха, отодвинулся в сторону от мусорного мешка и завис над полом. Инквизитор кончиком шпаги прикоснулся к Налоговичку, тот с шипением съёжился и уменьшился до размеров кедрового орешка. Инквизитор нажал пальцем на рубиновый перстень, раздался щелчок, и камень откинулся как крышка шкатулки. Двумя пальцами Инквизитор взял орешек и поместил в лунку под камнем, а затем закрыл лунку рубином. Алые всполохи потухли, Инквизитор взмахнул полой плаща, намереваясь уйти без объяснений, но любопытная Степанида пискнула:
— Что это значит, «экспериментальная сущность»?
Инквизитор обернулся и вскинул брови.
— Степанида, вы чрезмерно любопытны. Но для девушки это небольшой грех, не так ли?
Мышь промолчала, а Матузков и Борода уставились на инквизитора с непониманием.
— Новый общественный строй — новые эксперименты. Вот и появляются сущности, от которых только вред. Леший, скажем, охраняет лес от чужаков, а не только грибников пугает. Кикимора нерадивой хозяйке помогает, а не только сметану проквашивает. А вот от Налоговичка никакой пользы нет, следует признать. Нечистая и зловредная субстанция, к тому же мало изученная. Возникла, по всей видимости, во время экономической программы «Пятьсот дней», но вместе с государственной нечистью не ушла, затаилась. Отслеживать такую непросто даже Надмирной Инквизиции.
