— Ого, а это что за дамочка? — К нам подбежал худощавый мужчина средних лет и принялся меня рассматривать.
И тут же принялся осматривать меня и трогать одежду.
— Я не дамочка, мне только шестнадцать лет! — Обиделась я, но мужчина не обратил на мое заявление ровно никакого внимания.
— Знакомься, это Фауст, — известил Мелкий, хороший человек, но очень уж дотошный.
— Не удивительно, он же оценщик, — в голосе Малюка прозвучали нотки гордости, как будто я должна была знать, кто такой этот оценщик, но чтобы не было лишних вопросов, я молча кивнула головой.
— Что принесли сегодня? — Отозвался Фауст, продолжая меня рассматривать.
— Ничего, — с сожалением произнес крепыш. — Во дворце сегодня шумно, видимо, лавочка для нас теперь закрыта.
— Жаль, — проронил Фауст, он уже вертел меня, рассматривая мое порванное платье. — А она кто?
— Это Венди. Благодаря ей, мы неделю могли нормально питаться! — Фауст поднял голову. Поправил треснувшие с одной стороны очки.
— Спасибо, Венди. Ты даже не представляешь, что для нас всех это означало.
— Не… не за что…
— Она за детьми приглядывает! — Гордо заявил Мелкий.
— Д-а-а? — Протянул Фауст и еще пристальней уставился на меня, как будто на носу прыщ выскочил. А может и выскочил… я даже рукой проверила… фух, ничего там нет. — И много у тебя детишек?
— Семь. — Соврала я.
— А еду кто готовит? — Не отставал от меня долговязый оценщик.
— Я, — снова соврала я. — Меня мама научила….
— Как интересно. А она хорошо готовит?
Лучше вам этого не знать, — подумала я, но вслух произнесла:
— Я не знаю человека, который готовил бы лучше, чем она. — Сказав это, я изобразила на лице идиотскую улыбку.
— Хорошо, тогда сегодня ты за повара! — Расплылся в улыбке Фауст.
Я думала, на этом все, но долговязый уходить не собирался.
— А платье у тебя из чистого шелка, — худощавый мужчок рассматривал его так пристально, как будто хотел забрать себе. — Сразу видно дорогой покрой, да еще и жемчужины… я бы сказал — это платье принцессы. — Засмеялся он, а меня прошиб холодный пот.
“Меня раскрыли? И так быстро?” — я понемногу начинала паниковать. Четверка воров сразу же обступила меня.
— Молодец, смогла утащить такой ценный экземпляр, жаль только, что ты не леди. — Заключил оценщик, а я от такого заявления опешила.
— С чего ты взял?!
— Носить такие платья не умеешь, вон как изорвала в клочья. Ты даже не представляешь, какое состояние на себе носила.
— Мне трудно было в нем бегать, — уязвлено пролепетала я. Даже воры и те не видят во мне леди. Как-то обидно стало.
— Можно было засунуть платье в мешок. А не одевать его на себя, — Подметил Фауст и заулыбался. — Ну, ничего, молодая еще. Все приходит с опытом, ты и так урвала хороший куш. Жемчужины можно хорошо продать на черном рынке.
Затем взгляд оценщика зацепился за мой черный ошейник.
— А это что? — Он вплотную прислонился к моей шее и принялся его разглядывать.
— На вид дорогая вещица и кажется… — с этими словами он достал какой-то прибор и провел по ошейнику и тот запищал. — … так и думал, магическая вещица, если его снять, то можно выручить не малую сумму.
— А Вы снимете? — С надеждой в голосе воскликнула я.
— Можно ко мне обращаться на “ты”. Здесь все свои, — подмигнул мне худощавый мужчина. — Постараюсь во всяком случае. Нужно учесть все варианты. А то вдруг, ошейник при попытке снять взорвется прямо на шее, бывали случаи. Ну, или же…
— Все-все, ХВАТИТ! Я все поняла. Если нужно время, то я согласна. Главное, снимите эту штуковину с моей шеи.
— Договорились, — Фауст подмигнул мне.
Распрощавшись с оценщиком, Тунок повел меня, как он выразился, в свою берлогу. Как оказалось, он жил не один, а со своими компаньонами, родителей у воришек не было. Сказали, что они давно погибли. А расспрашивать я не стала.
А все же это мило, они и дружат и живут все вместе. Большая дружная семья — один за всех и все на одного, как говорится. Я улыбнулась. Сразу же нашла угол Тунок, там висели импровизированные гантели и коллекция ржавого оружия. А вот где много крошек в постели, это угол толстяка. Малюк пометил свое место рыжими волосами, которые казалось были везде, а вот у Мелкого все еще висели детские игрушки.
— Так значит, ты украла платье у самой принцессы! — Восхитился Малюк и рухнул на свою кровать, правда, кроватью это назвать язык не поворачивался. Больше походило на кучу вещей сваленную в углу. Даже подушки не было.
— Ну, я увидела, висит бесхозное платье… вот и не удержалась, — я уже сбилась со счета, сколько раз за сегодня я врала этим ребятам. В помещение вошел Ральф, он покружился, выбирая почище место, после чего сел и начал чесаться.
Повисла пауза. Затем крепыш выдал такое, что волосы у меня встали дыбом:
— Ненавижу королевскую семью! — Вдруг сказал Тунок. — Это они довели людей до края, что нам теперь приходится выживать в этих диких условиях!
— А они-то причем? — Обозлилась я, слышать оскорбления в свой адрес и адрес родителей мне не очень хотелось.
— А кто тогда? Кто повышает налоги, кто выгоняет людей на улицу. Стража по их приказу ловит всех должников без разбору и сажает в темницы!
Я не верила своим ушам. Родители не могли провернуть такое. Они ведь слишком добрые… а вот СОВЕТНИК мог и еще как мог. Так вот оно как получается, этот горбун давно паразитирует на нашей семье и королевстве.
— А может, они и не догадываются… — решила я заступиться за свою честь.
— А ты почему их защищаешь? — Вмешался Толстяк. — Или тебе нравится этот произвол!
— Нет, не нравится, — в этот раз я не кривила душой. Мне действительно не нравилось такое неравноправие, где одни жируют, а в то же время за стеной люди голодают. Я еще юная, но все же отдавала себе отчет, что так жить неправильно.
— Особенно принцесса бесит, — стукнул кулаком о стол крепыш. — Идет молва, что эта взбалмошная особа, совсем испорчена. Никого не жалеет, столько служанок из-за ее выходок лишились работы.
— Нет, это не так! — Почти рыдая, я оттолкнула парня и выбежала на улицу. — Это не правда… я не такая!
Слова крепыша накрепко врезались в память. И я сбежала ото всех. Забилась в самый дальний угол и плакала. Еще и дождь пошел, как назло. Холодный! Да и пусть! Заболею, умру и никто не заплачет. Он Тунок даже обрадуется этому факту! Дождь и вправду был холодный и проливной, но мне было уже все равно. Я просто сидела и рыдала, виня всех и вся, так продолжалось до тех пор, пока в мою руку не уперся чей-то холодный нос.
— Ральф, — не подымая головы, позвала своего пса.
— Гаф! Я рядом, хозяйка! — Залаял он.
Ральф был холодным и мокрым, а так же от него воняло псиной, но он все равно выглядел счастливым. Блохастик смотрел в мои глаза и вилял хвостом.
— Неужели я такая испорченная? — Всхлипнула я, вытирая с подбородка нависшие капли.
— Ты моя хозяйка и чтобы не делала, я верен тебе, — вдруг пес сел и положил лапу мне на колено. — Но все же, вот что я тебе скажу. Ты жестока! Жестока со всеми, кто тебя окружает: и с людьми, и с животными. Еще ты своенравная, взбалмошная, непослушная…
Я зарыдала еще сильнее. Выслушивать нравоучения от пса, такое себе занятие.
— Но… — Ральф выдержал паузу и затем продолжил. — … у тебя доброе сердце.
Я удивилась и подняв голову, посмотрела на своего лохматого спутника зареванными глазами.
— Я не был бы так предан, если бы не увидел этого в тебе. Ты, несмотря на свое высокомерие, все же помогла ребятам. Ты и меня приняла, пусть и обзывала разными нехорошими словами. Думала, ведь, что я просто пес и мне будет все равно? Не-е-ет, животные также могут чувствовать, Венди. И мне было больно. Гав!
Пёс убрал лапу с моего колена, после чего свернулся у ног калачиком. Смотреть на мокнущего пса было выше моих сил и у меня защемило в сердечко. Видимо, блохастик в чем-то был прав.
— Прости! — Я обняла пса и прижала к себе. — Прости меня за все.
