– Это когда – вовремя? – Осторожно поинтересовался Сварог, желая услышать, что времени у них ещё воз и маленькая тележка в запасе. Но не обрадовал его родитель, не дал ни минуты лишней, ни мгновения.
– Сейчас!!! – Прогрохотал он. – Люди слишком спокойно живут, боги для них перестали быть защитниками и управителями. Из живых да могучих мы потихоньку в деревяных идолов превращаемся. Вера, если её не поддерживать, остывает, а потом и угасает вовсе. А без веры народ не может – жизнь тогда обессмысливается, вот и выдумывает себе новых богов.
– Да пусть выдумывает! – Обрадовано вскричал Сварог. – Боялись бы мы каких–то выдумок?!
– Тут не всё так просто, – отец осадил его, резко взмахнув рукой. – Выдумка, в которую верят, самой что ни на есть реальностью становится. И не правдой даже – нет! То, во что верят люди – всегда Истина, а во что верить перестали – не кривда даже, а навь…
– Это ещё почему?
– Совсем отупел, – проворчал Род, сердито зыркнув на сына из–под седых бровей. – Пропорции нарушаются, по каким всё большое и все малое живёт, потому кривда быстро в Забвении оказывается. Те, кто кривды держатся, за ней туда же отправляются. Так что, сын, подумай о том, как избежать позора великого, какой с родичами нашими дальними случился. Думай быстро – иначе гибель и тебе, и детям твоим, и светлому Ирию. Души, что в Ирие очереди на земле появиться ждут, тоже с нами погибнут.
– Ну, может не всё так плохо, а? Бать, а вот в Лукоморье, например, всё тихо и спокойно – туда боги чужие не проберутся. Тамошние цари испокон веку всего иноземного чурались.
Встал Род, над сыном мощью своей возвысился, да как прогремит:
– Запретный плод сладок!!!
И надо ж было такому случиться: в этот момент из Лукоморья Вавилин плевок прилетел, что нечаянно в правый глаз идолу попал. Не дым ароматный от сожжённой жертвы, а самый натуральный плевок. Рода Светлого будто кулаком в солнечное сплетенье ударили, ноги у него подкосились, старик сначала в кресло рухнул, потом только плевок стёр. Тут же погас в глазах огонь божественный – не властитель мощный над землёй и небом, над большими и малыми зверьми, над людьми и духами лесными, болотными и прочими перед Сварогом сидел, а дряхлый старикашка, изрядно подуставший от вечной жизни.
– Вот, – сказал он едва ли не с детской обидой в голосе, – из Лукоморья прилетело, а ты мне талдычишь: оплот веры, оплот веры!.. Вот, Сварог, твоя стена нерушимая, из обрядов да обычаев сложенная. Только знай, сын, таким вот плевком любую стену разрушить можно. Потому как плюют не в лицо, плевки – они завсегда в душу и метят, и попадают соответственно туда же!
Тут Сварог совсем съёжился, признал правоту отцовскую. А как иначе? Отец, он по любому поводу завсегда в выигрыше. Если ты молодец и геройствуешь как надобно – это отец тебя так хорошо воспитал; а ежели случится тебе опростоволоситься – то сам дурак, чего отца не слушал?
– Скажу тебе слово отцовское! – Проговорил Светлый Род. С большим трудом взяв себя в руки, он снова вошёл в образ представительного небесного властителя. – Повеление божественное, какое выполнить требую претщательнейшим образом! Что хочешь делай, сын, а веру людскую возроди, раздуй пламя из искры затухающей!!! Только сначала толпу эту разномастную из Ирия выпроводи, а то сосредоточиться мешают.
Тут Род сосредоточился да и заснул.
А Сварог провалился–таки сквозь ткань облачную, как о том в начале разговора мечтал. Прямо вниз сверзился, все ветви в кроне дуба солнечного седалищем пересчитал. И тут всё правильно, ибо мечтать надо аккуратно, а ну как исполнится?
Долго под деревом прохлаждаться было некогда, о том, что кризис наступил, Род недвусмысленно упредил, так что Сварогу ничего не оставалось, как встать и, засучив рукава, к исполнению поставленной задачи приступить. Кризис – это вообще состояние неприятное, после него либо пан, либо пропал. Даже если перемены благоприятные намечаются, всё одно кризис неизбежен, потому как в случае любых перемен стабильность нарушается однозначно.
Как поставленную задачу выполнить хозяин райский не знал, решил он начать с малого. Перво–наперво, с гостями разобраться надобно, выдворить их из Ирия, чтобы не шумели, думать не мешали. Кликнул Сварог ласточек, птах небесных, и приказал младшим сыновьям, где б они сейчас ни гулеванили, слово родительское донести. Велел передать, что разрешает Яриле и Усладу любую шалость организовать, любую шутку учинить, созорничать любое озорство, на какое только их бесшабашные головы способны и какого только их буйные душеньки требуют, но чтоб гостей незваных духу в Ирие после шуток тех не было. Ну, Ярилу и Услада дважды просить не пришлось бы, да вот беда – не нашли их. Не было младших сыновей Сварога в Ирии. Вспомнил Сварог, что сам день назад по сыновьям вздыхал, думал, когда ж они из дальнего похода возвратятся, и попенял себе самому за забывчивость. На себя долго сердиться не будешь, а потому перенёс Сварог гнев на сыновей, и приказал сыскать гулеванов, где бы они ни были. Облетели пичуги весь свет, даже через Семаргла, пса крылатого, в Пекельное царство зов родительский передали, но не нашли пропавших ни в небе, ни на земле, ни под землёй. Совсем уж взволновался Сварог, когда сын его ветреный, Стрибог, с тем же известием прибыл: нет, мол, братьев Ярилы и Услада. Тут уж в пору за голову схватиться и к старому Роду опрометью бежать, чтобы он с самой верхней ступени мир обозрел, может его оку всевидящему что откроется. Так бы и сделал Сварог, но вот подозрения в том, что сначала ему головомойка отцом будет устроена, удерживали от столь кардинального шага. Заложил он руки за спину, по дубу солнечному, дереву мировому, в сильнейшем волнении туда–сюда забегал.
– Да не волнуйся ты так, – успокаивала его любящая супруга, Лада, – найдутся они, всенепременно найдутся. Слаба чернокнижница коленках, чтоб сынков наших со свету сжить. Не по зубам они какой–то латынской девке.
– Зубы зубам рознь, – отвечал взволнованный отец. – А вот где они тогда? Где, спрашиваю тебя?
– Пошто ты со мной таким тоном разговариваешь? – Возмутилась Лада. – Ты пошто меня пытаешь, где они? Ты лучше себя спроси, куда разум твой подевался.
– Разум мой всегда со мной, и всегда светел, – отмахнулся Сварог и снова по ветви дуба солнечного забегал.
– Ежели разум с тобой, тогда пошто ты взад–назад скачешь, аки козёл безрогий?
– Почему это безрогий? – По инерции возразил озабоченный муж.
– Ну, хорошо, рогатый, ежели тебе так больше нравится, – впервые согласилась с мужем Лада.
– Что? Рогатый? Ужель так быстро?
– Дурное дело не хитрое, – усмехнулась Лада, и, уперев руки в крутые бока, ногой топнула:
– Мозгами пошевели, да к уму–разуму обратись. Или у тебя уже склероз неизбежный от старости развивается?
– Да говори толком, в чём дело–то?!! – Вскипел Сварог. – Что знаешь, так молви, а нет – то и не отвлекай.
– В землях Латынских Ярила с Усладом, – спокойно ответила Лада. – Пока ты всю семью по земле да под землёй наперегонки гонял, я к родителю твоему в гости заглянула. Пожалобился он мне, о том, что в лицо ему плюнули, попенял. Ну, я, конечно, старика утешила, пообещала, что под обидчиком его земля разверзнется, чтоб впредь на род плевать неповадно было. Тогда посмотрел отец с высоты своей вниз, и знаешь, кого узрел? – Лада многозначительно умолкла, ожидая вопросов. Сварог знал такую привычку за супругой, порой всю душу любопытство разъест, пока дождёшься от неё полного рассказа.
– Не томи, говори! – приказал он, но, увидев поднявшуюся соболью бровь на белом лице жены, тоном ниже добавил:
– Не томи душу, Ладушка!
– Ну да ладно уж, скажу. Увидел он сноху нашу, Усоньшу Виевну. И где б ты думал?..
– Где, Ладушка?!
– А вот не поверишь! – Рассмеялась Лада, специально подогревая в муже нетерпение. – Да ладно, так и быть, скажу: в землях Латынских она. Бродит бедная круг да около небольшого леса, да ревёт белугой, бедняжечка. В лесу том зверья разного полно – и лисы, и волки, и туры, и олени. Так вот среди поголовья звериного слабый след сыновей наших чуется, слабый отблеск их силы божественной. Пошли Велеса, пущай разбирается, ибо в его веденье все эти зоологические премудрости, а значит, и вопрос по его части.
