Некто в мешковатом, бледно и грязно зеленом одеянии, с патлами, собранными на макушке в бесформенный пучок, куковал на стуле, с шуршанием лениво листая газету и покуривая палочку ароматической травки, от которой воняло не лучше, чем из сортира.
Еще спускаясь по лестнице, богиня начала говорить, постепенно повышая голос, как будто продолжала начатый разговор:
— И не спорь, котеночек, я так решила! Тебе нужны деньги, а мне на эти побрякушки пялиться — только о бывшем, козлище блудливом, сволочном, вспоминать!..
Элия мало того, что молола языком как пустоголовая, малообразованная простушка с роскошным телом, она еще повисла на руке Элегора и стала прижиматься к нему всеми имеющимися выпуклостями. Делать нечего, пришлось герцогу подыгрывать подруге, оставив возмущение навязанной ролью жиголо. Богиня щебетала, а мужчина, изображая скучающее внимание человека, успевшего привыкнуть к бесконечному потоку трепа любовницы, время от времени издавал многозначительное мычание, не разжимая губ.
Ввалившись в помещение ломбарда, и куда только подевалась обычная легкость походки, Элия громко и визгливо заявила с порога:
— Приветик! Хочу золотые побрякушки продать. Глянешь?
— А чего ж не глянуть, показывай, — лениво отозвался человек, при ближайшем рассмотрении оказавшийся созданием женского пола. Назвать его женщиной язык не поворачивался.
Богиня залезла в сумочку, созданную с десятком карманов по местному обычаю, и копалась там как минимум минут пять, залезая в каждый кармашек раза по три и бормоча под нос:
'Но ведь точно клала, куда ж они подевались? Или забыла на тумбочке? А может, в шкафу? Нет, а вот! Нет, не они, ну-ка, а это что? Надо же, неделю искала! А, вот!
Наконец, Элия вывалила на прилавок малость помятый носовой платок, коробочку пудры, кошелек, щетку для волос и прозрачный пакет с золотыми серьгами, тремя браслетами и цепочкой с массивным кулоном. Элегору показалось, что кулон сделан в форме кукиша, и бог только диву дался, откуда у богини взялась такая штуковина. Неужто специально ювелиру заказывала, чтобы потом сбыть в мирах? Все, кроме пакета, принцесса быстро сунула назад и перевела дух.
Неторопливая содержательница ломбарда притянула к себе пакетик, открыла его. Мутно уставившись в никуда блеклым взглядом, взвесила на руке первый браслет и процедила, перекидывая цигарку из одного уголка рта в другой:
— Золотишко грязное, в отливе смесовка проглядывает! Много не накину…
— Что-о-о? — в первую секунду Элегору показалось, будто в маленьком подвальчике включили сирену. — Ах, он, крокодил безрогий! Ну, я ему задам! А ведь клялся: чистоган, самый высший, не сомневайся, дорогуша, на заказ делано! Сейчас все ему выскажу! Пусть, коль захочет, приедет, так вы ему в глаза бесстыжие все про все скажите! Пусть при своих мальчиках-шкафчиках запозорится! А потом я еще и его дружкам-приятелям расскажу, вот шуму будет!..
Глаза спекулянтши, сообразившей, что легкомысленная девица бывшая подружка какого-то большого босса, нервно забегали. 'Выручая' ее, Элегор вставил, размеренно похлопывая приятельницу по плечу и пытаясь сдержать здоровое мужское ржание, вызванное ярким образом рогатого крокодила, подсунутым проказливым воображением:
— Не спеши, лапушка, ты ж сама говорила, будто знать его, козла, больше не желаешь. Пусть сначала специалист золото хорошенько проверит, может, оно при таком свете отлив неправильный дает. А поскандалить всегда успеешь!
— Да? — брови Элии поползли к переносице, помогая мозгу переварить слишком сложную мысль без замыкания основных контактов.
— Э-г-м, лучше и впрямь, проверю для начала, — с деланно небрежным видом кивнула обманщица.
Она затушила сигаретку о погнутую так, будто на ней отплясывала твист пара слонов, пепельницу, и принялась вытаскивать из шкафа за спиной предметы: плоскую, размером в две ладони пластину электронных весов, микроскоп-наглазник и какие-то щипчики, пузырьки с прозрачной жидкостью…
Возилась баба со своим инвентарем довольно долго, демонстрируя высокое прилежание и сосредоточенность на процессе, звякала, звенела, взвешивала, зыркала микроскопом, будто одноглазый киборг-убийца, капала какой-то жидкости. Элия сначала наблюдала за ней как завороженная, хлопая ресницами раз в пять секунд, а потом начала зевать, сонно моргать и рассеянно оглядываться по сторонам, все чаще косясь на угол с освещенными витринами. Элегор же продолжал бдительно следить за всеми манипуляциями с показушно-небрежным видом стрелянного в делах заклада воробья.
Спустя десяток минут хозяйка нехотя объявила:
— Золото и впрямь неплохое, видно, новая лампа отливку в брак дала, примеси в пределах нормы. Браслеты на тридцать две, двадцать пять и сорок единичек тянут, серьги на пятнадцать, цепочка пятьдесят пять с половиной. За все три тысячи накину. Продаете?
— Три пятьсот, — тут же твердо вставил Элегор, проявляя нежеланную для спекулянтки прыть.
— Мой котик всегда прав, — будто очнувшись от ступора, расплылась в столь паскудно-влюбленной улыбке Элия, что герцога едва озноб не прошиб. — Он считает, как эта машинка с кнопочками… забыла название…
— Три четыреста, — с мрачным неудовольствием поправилась владелица ломбарда. — Сотками возьмете?
Элегор скуповато поджал губы, копируя мимику Нрэна, и с мрачной солидностью кивнул, соглашаясь. Баба, сгребла побрякушки в сейф под прилавком толстой рукой, другой полезла за деньгами. Пока под бдительным оком герцога хозяйка отсчитывала купюры, Элия, полностью утратив всякий интерес к шуршащим бумажкам, подошла к освещенным витринам и замерла перед выставленными под выигрышным ярко-золотистым светом побрякушками.
Основная масса лежащих на линялой подстилке вещиц была откровенной дребеденью. За качеством изделий тут, как и говорил Джей, не слишком гнались, упирая на броскость, показушную замысловатость и массивность. Но один из углов экспозиции был отведен совершенно другим предметам. Серебряный, явно серебряный мужской перстень-печатка в виде оскаленной морды саблезубого льва был сделан не только с величайшим искусством, но и такой точностью, каковой в состоянии добиться лишь тот художник, кто хоть однажды видел наяву великолепную тварь. А чуть поодаль лежала пара не то заколок, не то нагрудных брошей в полкулака величиной из какого-то зачерненного с блеском материала. Брошь-паук с мужским лицом — точной копией лица арада Туолиса, окруженного хищным хитином лап и панциря, и брошь-ворон, искрящиеся глаза, простертые крылья и хищный клюв, распахнутый в крике.
Недавний переход из мира высокой магии в закрытый урбо-мир был виной тому, что богиня не смогла уловить силы предметов. Даже сейчас, стоя в непосредственной близости от шедевров, Элия чувствовала лишь отдаленное эхо, все равно что шепот в общем шуме дерущей горло толпы. Мешало слишком мощное излучение энергии богов, не влившихся в структуру мира настолько, чтобы не затрагивать его нитей одним своим присутствием.
— Зайчик, я хочу это, это и это! — заявила богиня, ткнув пальчиком в витрину, капризно выпятила нижнюю губку и топнула ножкой.
— Чего ты хочешь, золотце? — снисходительно осведомился Элегор, засовывая пересчитанные деньги. Большую часть в сумку, и несколько банкнот в карман шорт.
Бог еще не просек: то ли Леди Ведьма продолжала ломать комедию, то ли впрямь ей приглянулась какая-то штуковина, то ли на что-то намекала. Чтобы проверить, Гор сделал пару шагов в сторону витрины и, проследив, куда тычется палец подруги, едва не охнул. Потом демонстративно вздохнул, дескать, глупые бабы, втемяшится им в головенку какая-то дурь, нипочем не выбьешь, проще уступить, чем переубедить! И лениво поинтересовался у хозяйки:
— Почем отдашь?
Причем морду лица шальной бог состроил такую, что баба поняла, загни она цену, и парень уволочет свою дуреху-подружку, несолоно хлебавши. А хоть как-то нажиться на клиентах хотелось.
— Десятку за все, — подгребая к витрине, буркнуло пугало в зеленом, попыхивая очередной сигареткой.
