Баламут застонал, взял княжича за рукав
— Да хватит уже! Хватит! Прекрати! Езжай домой, целее будешь.
Алексей вырвался.
— Да что ты пристал ко мне, лжец? Заладил одно и то же твердить.
— Потому что о тебе дураке забочусь! Оторвался от мамкиной юбки, и ну давай странствовать. Подвиги искать? Вон!
Баламут махнул рукой в сторону могилы Фёдора.
— Посмотри, посмотри, где большая часть подвигов заканчивается. В сырой земле. И ни песни, ни славной тризны ему не будет. Меня не жалко, так себя-то, себя побереги. Вернись домой к мамке с папкой, женись на ком они скажут, расплодись и помри старым, в собственной постели. Или в монастырь иди, в самом деле. Всяко лучше в келье за книгой, чем в брюхе у какой-нибудь невиданной зверюги. Успеешь жизни порадоваться хоть, а не в скалах этих станешь перекусом для очередной уродливой твари. Ты не богатырь из былин бродячих гусляров. Пойми это, и чем быстрее поймёшь, тем целее останешься.
Баламут присел рядом и толкнул княжича в плечо.
— Ну, чего ты пригорюнился? Хватит. Ну, нет княжны и нет, чего бубнить-то? Найдешь себе ещё одну, мало ли тех княжон по лесам бегает? А то, глядишь, в монастырь уйдешь, книгочеем станешь, там девчонки и вовсе ненужны. Милое дело, никаких мук разбитого сердца и бездн женского коварства — только чернила и бумаги не уме.
— Перестань чушь молоть, — буркнул княжич. — Знаю я, что жива княжна. А коли жива — буду дальше искать, а не в беде брошу.
— Ой, не ты поднимал, не тебе бросать. Княжна Василина, или как её там, скорее всего, уже стала чьим-то сытным ужином и кости её растащили озорные синицы. А ты, стало быть, собрался скитаться по миру в её поисках, пока седая борода под ногами путаться не станет? Вот в чем проблема таких одержимых, как ты — вы вовремя остановиться не успеваете. Раз сделал шаг в дороге, так что и теперь, топать, пока сердце не откажет?
Баламут всплеснул руками, словно раненый в самое сердце таким положение вещей.
— Сказку про Колобка тебе в детстве рассказывали? Чему она учит умных людей, вроде меня? Главное — это вовремя остановиться. Сходил в лес, погулял с животными, языками почесали, славно время провели, и айда домой, к дедушке с бабушкой, под тёплый бочок. А тех, кто продолжал упираться и краёв не видел — тех сожрали. Народная мудрость, смекаешь?
— Другие мне сказки в детстве читали, — сердито проворчал Алексей.
— Какие?
Княжич задумался, но как на зло, ни один подходящий пример не шёл на ум, не продрался сквозь словесный шум, наведенный наёмником.
— Ну, давай, придумай, — ехидно сказал Баламут. — Живет же кто-то в твоем теремке, последние две-три умные мысли? Выдай на белый свет небывалые в своей гениальности мысли, что без труда не вытянешь и репку из пруда?
— Алёша Попович бы не отступился.
— Ха! Вот когда он придёт тебе на помощь, вот тогда и побеседуем. Пока ты просто Алёша Псковский, рекомендую не выступать раз на раз против орды несметной. Иногда надо осмотрительно сбежать в кусты, мой тебе совет, как от взрослого, умного и, что самое главное, всё ещё живого мужчины.
Княжич фыркнул и отвернулся.
— Хватит, Алексей, хватит, — Баламут положил ему руку на плечо. — Поехали обратно.
— Не поеду я домой, — ответил княжич.
— Хорошо, — Баламут поднял руки. — Хорошо. Я сделал всё, что мог. Не переубедить тебя, да? Пожалуйста, на здоровье. Оставайся. Делай, что хочешь. Только не говори потом, когда тебя какая-нибудь тварь пережёвывать будет, что старина Баламут не пытался тебя предупредить о такой участи.
— Мы справимся, — княжич снова набычился.
— Не понял, кто это — мы? — Баламут приложил руку к уху. — Мы — это кто, позвольте узнать? Ты и твой конь?
— Нет, ты и я, — ответил Алексей.
— О-о-о, ты никак решил, что я с тобой дальше поеду? Других монстров из тёмных сказок искать? Ты чего это, княжич, головой ударился? Нет уж, дудки, без меня обойдутся такие приключения. Хочешь помирать — один помирай.
— В каком это смысле?
— В прямом, в каком же ещё. Не поеду я с тобой больше никуда. Совсем. Вообще. Я в город возвращаюсь. Мне в горячей баньке надо попариться, поесть нормально, брагой бы упиться до смерти, желательно. Вот такая смерть мне нравится. Быть съеденным очередным змеем — отнюдь. Всё, уезжаю я. А ты человек вольный — хочешь, станешь закуской для волков, не хочешь — для другого Горыныча, выбирай, не стесняйся, раз мозгов нету.
— Ты со мной не поедешь?
— ДА! — выкрикнул Баламут. — Именно это я тебе и пытаюсь донести. Не поеду. Наконец понял, не пришлось картинки на бересте рисовать.
— Ты трус и предатель! — крикнул княжич.
— Не путай трусость с благоразумием, мой тебе совет. Если ты сидишь в горящем доме, то считать, будто продолжать упорствовать, пока твои волосы плавятся — это удел сопливых мальчишек. Оценить обстановку и вовремя уйти, вот путь мужчины. А что насчёт предательства…
Баламут пожал плечами.
— Ты меня нанял, я свою задачу выполнил. Всё честно, не находишь? Прибереги громкие слова, нечем тебе меня стыдить.
— Я же тебе жизнь спас, ты мне должен помочь теперь! — крикнул княжич.
— Спас разок, подумаешь, велика заслуга. Моя жизнь гроша ломаного не стоит. Так что и её спасению, стало быть, невелика цена. А я своё дело сделал. Горыныч мёртв? Мёртв. Медальон теперь мой. Да не забудь про знак этот твой тайный. Нацарапай, не стесняйся.
Баламут требовательно протянул ладонь. Княжич прожигал его взглядом и не шевелился.
— Если ты сейчас скажешь, что уговор был не Горыныча убивать, а спасти княжну, а раз княжны, дескать нет, то и награды нет… Не советую. Не доводи до греха того, кому терять уже нечего.
Наёмник пробежался пальцами по рукояти меча. Алексей покраснел, как раскалённое железо в кузнечном горниле. Достал из-за пазухи медальон и кинул его в руку наёмника.
— Знак-то, знак не забыл нацарапать? Чтобы меня на заставах не вздёрнули, будто вора? — спросил Баламут
— Нет никакого знака, — ответил Алексей. — Выдумал я всё, чтобы ты мне ночью камнем голову не размозжил, ради побрякушки этой.
Баламут сплюнул.
— И этот человек меня обманом попрекал, посмотрите на него, люди добрые. Следовало бы догадаться, конечно. От вас, князей, чего угодно ожидать можно. Тут ты меня переиграл, признаю. Что же, ваша княжеская милость, за сим спешу откланяться. Передавайте привет костям княжны, когда найдёте их среди этих скал. Берегите себя. Счастливо оставаться, расходятся на этом наши дороги. Я уезжаю один.
Глава 9 Голос совести
Баламут, сердито фыркая, то и дело понукал коня ехать быстрее. Жеребец только прял ушами, но пошевеливаться и не думал.
— Вот же сопляк, — не переставая бухтел Баламут. — Поучать меня ещё вздумал. Стыдить. Я ради него и виверну убил и стрыгу убил, и Горыныча уже завалил, а он всё недоволен. Никак их светлости не угодить. Нытик, тьфу.
Жеребец, будто соглашаясь с ездоком, фыркнул.
— Вот и я так говорю, — поддакнул ему Баламут. — Он-то сразу родился с серебряной ложкой во рту и павлиньим пером в известном месте, а поди ты, ещё рассказывать мне будет, как жизнь эту жить.
Наёмник запахнул плащ посильнее, прячась от налетевшего порыва северного ветра.
— Сидел себе в княжьем тереме. Жрал только икру баклажанную и прочие деликатесы, какие они там едят. Бегал у мамки под юбкой и вдруг, поди ты, возомнил себя великим витязем. Поедем, говорит, друг Баламут, ужика одного прищучим. Приключение на двадцать минут, одной ногой туда, другой сюда. И всего делов. А я бегаю за ним, как нянька, только сопли ему подтираю. А он без меня куда? Да никуда! Через пять минут оступится, упадёт, и башку о камень пробьёт, дурачок.
Золотой амулет за пазухой внезапно перестал приятно согревать, и словно начал холодить ему грудь.
— Вот холера. Ходит вечно за мной, как котёнок за мамкой, да глазёнками только луп-луп, пока я ему жемчуг из огня голыми руками таскаю.
