— Я уж думал, забыл ты меня, Матвей, — обрадовался леший.
— Батюшко, ты прости, я гостинцы не взял. Что-то потерянный сегодня.
— Разве за то я тебя привечаю? К друзьям бывает, что так, без всякой нужды ходят. Случилось что, Матвей? Вижу, неладно у тебя на душе.
— Что, так заметно?
— Ох, люди, все-то вы считаете, что самые важные, умные, а порой любая мысль на лице написана. Так что, расскажешь старику или будешь в себе носить-терзаться?
Я и рассказал. Все, как на духу. Правда, не скажу, что стало легче. Скорее, горше и обиднее.
— Вот и думаю, какая разница, с кем там и она, — закончил я. — Мы же все равно друг другу никто.
— Если переживаешь так, значит, есть разница, — мудро заключил леший. — Совет у меня имеется. Только он непростой. Для людей и вовсе почти невыполнимый.
— Какой же?
— Поговорить. Как есть. Сказать, что тебя волнует, послушать, что она думает. Хуже-то все равно не будет.
— Поговорить… Я, батюшко, рубежник. Тут свои нюансы.
— Да хоть лич, не к часу будет упомянут. Сердечные дела — это штука такая, тонкая. Они не спрашивают ни часа, к какому тебе голову вскружить, ни обстоятельств.
— Ладно, батюшко, может, и прав ты. А, может, и не тем голову забиваю. Надо о жизни думать и как ее сохранить. Да не только свою. Я тут страдать решил.
— Дело твое, — сдался леший.
— Ты лучше скажи, как мой подселенец-то?
— Перевертыш-то? Ничего, он парень тихий, свойский. Или таким хочет казаться. Стороной живет, бирюком. Разве что с берендеем приветствуется, но дружбой это не назову. Они же вроде как одного поля ягоды. Только берендей больше к животным тяготеет, а этот к людям.
Я напрягся, вспоминая все, что читал об этой нечисти. Берендей — это вроде оборотень-медведь, если мне не изменяет память. Не думал, честно говоря, что у лешего такой в лесу есть. Даже захотелось одним глазком взглянуть.
— А водяные что, не объявлялись пока еще?
— Нет, как черти вернулись, молчат. Может все, затихли?
— Нет, батюшко. Они на вкус тебя распробовали и очень уж им понравилось. Но это ничего. Скоро им не до лешего будет. Скажи перевертышу, что я за ним послезавтра заеду. Прокатимся мы кое-куда.
— Ох, не нравится мне это, Матвей. Чую, недоброе ты задумал.
— Да уж, добрым это точно назвать нельзя. Да и не сказать, чтобы я сам в восторге. Но сидеть в сторонке и ждать, когда все образуется — не наш метод. Спасибо, что выслушал, батюшко. С тобой разговаривать, что мед пить.
Сказал, аж сам удивился. Вот откуда во мне такая витиеватость проснулась? Хотя лешему понравилось. Вон как улыбнулся, все морщины возле глаз собрал. Да не просто так отпустил, а обнял, как сына. Прям неудобно стало.
Зато после этого чуть отпустило. Я приехал домой под вечер, где моя нечисть (Костяна я у же с легкой руки относил к ним) — неожиданно резалась в шашки. Даже Митя отложил свой музыкальный инструмент и азартно следил, как Костян выигрывал Гришку.
Угу, понятно чьих это рук дело. У Костяна дед был многократный чемпион города по шашкам. Вот и друг немного нахватался. Как он сам говорил — по верхам. Но вообще, ситуация была близкая к критической. Если Костян перестал пить пиво и смотреть телек, а достал где-то шашки, значит, ему уже откровенно скучно. И скоро друга потянет на приключения.
— О, Моть, слушай, а можно я Гришаню с Митюней в сауну свожу?
— Большое спасибо, что спросил. Но категорически нет. Ты вообще думаешь, о чем просишь. Беса и черта в сауну? Я представляю, чем вы там будете заниматься. К тому же, у вас все есть здесь — баня во дворе, если хотите пить — пейте.
Конечно, это было из разряда родительских отмаз: «Зачем тебе дурацкий бургер задорого, давай я тебе такой бутерброд с котлетой сделаю, закачаешься».
Вот и Костян проворчал что-то неразборчивое про меня, черную неблагодарность и еще про Магомеда, который сам идет к горе. Я лишь понял, что ничего хорошим это точно не закончится.
Но было уже все равно. В мои планы входило немного выспаться перед ночной разборкой с обдерихой. Я даже попросил домашних не шуметь, а сам зашторил окно и закрылся в комнате. Но сон, как нарочно, не шел.
Это вообще было похоже на необходимость поспать тридцать первого декабря. Вот знаешь, что если не ляжешь, будешь за столом клевать носом. Но как только ложишься — то позу нужную не найдешь, то начинаешь понимать, что спать совсем нет желания. А еще есть хочется. Или вдруг вспомнишь, что по телеку сейчас что-то интересное.
Вот и ворочался я часа два, думая о банной нечисти, Зое, Колобке, словах лешего. Причем, не по одному разу. И заснул только когда начало смеркаться. А разбудил меня испуганный Костян с перекошенным лицом. Я сразу на автомате потянулся к печатям — на месте. Тогда что произошло?
— Мотя, там это, женщина тебя какая-то спрашивает. Нормальная такая.
— Что значит нормальная?
— Ну она немного пухленькая, но прям секс. Ты мне поверь, я в этом понимаю. Властная, сильная. У меня давно таких не было.
— И не будет. Костян, ты можешь думать о чем-нибудь кроме секса?
— Могу, но не хочу. В жизни и так мало удовольствий.
— У тебя вся жизнь из них состоит.
— Так что за милфа? Только не говори, что ты с ней работаешь, не поверю.
— Хорошо, не буду.
— Чего не будешь? — не понял Костян.
— Не буду говорить, что с ней работаю. Все, иди отсюда, дай одеться.
Я почему-то категорически забыл, что Светлана напросилась заехать за мной. Наверное, в этом был определенный умысел. Рыкалова хотела посмотреть, как я живу. Или, чего доброго, своего любимого Митю увидеть. Мне, если честно, было не жалко. Все равно вместе дела ведем.
Кстати, я понял, чего так восхищался Костян. Светлана приехала на Мерседесе GLE, к тому же была одета в дорогой костюм, идеально скрывающий недостатки фигуры. Выглядела она на миллион, если не сказать большего.
— Доброй ночи, Светлана.
— Доброй, Матвей. Я заехала чуть пораньше. Нам нельзя опаздывать. Прошу прощения, если отвлекла.
— А чем вы могли отвлечь?
— Просто ваш друг…
Светлана недвусмысленно отвела глаза, указав на окно. Где на нас пялился Костян, едва ли не роняя слюни. Учитывая его растянутую майку — практически голый по пояс. А еще мне очень не понравился интонация Рыкаловой, которой она выделила слово «друг».
— Так, это действительно мой друг. Без всяких кавычек пальцами и всего такого. Просто у него тяжелый период жизни, и мы живем вместе. Как два абсолютно нормальных человека одного пола нормальной ориентации. В смысле, у нас с ним у обоих нормальная ориентация. Да, блин…
Меня вообще бесило, что настали времена, когда нельзя было лишний раз что-то не то сказать. Даже в шутку. Доказывай потом, что ты не верблюд или извиняйся. Хоть справку о своей гетеросексуальности в больнице бери. Раньше как-то проще было: нет девушки — так ты просто урод, Мотя. А сейчас погодите-ка, может, у него что-то с ориентацией!
— Нормальный я, нормальный, — заверил я Рыкалову.
— Еще раз прошу прощения. Просто всякое бывает. А что за сумка?
— Чтобы Колобок подумал, что я ему свои кровные привез. А потом сюда его же деньги и сложу. Поехали?
Конечно, если тебя везут во втором часу в Промышленный микрорайон, то едва ли это закончится чем-то хорошим. Но было несколько нюансов. Во-первых, я ехал сюда не в багажнике, а в салоне — уже успех. К тому же, странное дело, но рядом с Рыкаловой, я чувствовал себя в безопасности. Складывалось ощущение, что если нас остановят какие-нибудь нехорошие люди, то Светлана с легкостью с ними договорится. Ну, и в конце концов, хист никуда не делся. Я его тоже могу в ход пустить.
Возле рекреационного центра, как назвала его Рыкалова, уже собралось пара десятков машин. В основном бизнес-класса. Нас встретил сам Хамелеон, почему-то указав в сторону какой-то незаметной двери.
— Лучше через черных ход.
— Я думал, что на сегодня вы все закроете.
— Закроем? — искренне удивился и будто даже ужаснулся совладелец. — Это же какие расходы. К тому же, у нас договоренности с клиентами. Хватит того, что сегодня не работает весь банный комплекс.
