— Налей, пожалуйста… И извини. Ну, за вчерашнее.
— Без проблем. Меня не удивишь пьяными поцелуями. Трезвым я бы удивилась больше. Вот тебе вода, а я пойду.
— Подожди, — Завирушка жадно выхлебала стакан, — уф-ф… Скажи, а Господин Полчек — он какой?
— Мастер — гениальный драматург и великий реформатор, — назидательно сказала Фаль. — Он мудр и талантлив. Нам всем повезло работать с ним в театре.
— Нет, я… Какой он человек? Чего от него ожидать? Что он любит? Чего не любит? Есть ли у него… ну… отношения?
— А, вот ты о чём! — рассмеялась Фаль. — Мастер одинок, но вряд ли его привлечёт в этом качестве юная птаха.
— Я не… — Завирушка покраснела ещё сильнее.
— Не бойся, девочка, — гномиха протянула тонкую руку и похлопала девушку, где дотянулась, по ноге. — Полчек полон тайн и загадок, но он определённо не ест детей. Я бы заметила.
* * *
— Я, правда, почти ничего не помню, — признаётся Завирушка Полчеку.
Она переоделась обратно в мантию, которую кто-то постирал и зашил (это был Кифри, который по привычке любит возиться с чужими вещами), они сидят в кабинете, гоблин подал чай и булочки, обстановка располагает к откровенности.
— Хоть что-нибудь, — благожелательно кивает Полчек, — мне пригодится что угодно.
— Простите, господин, но меня так увлекло ваше замечательное представление!
— Не подлизывайтесь, юная леди.
— Это правда! — вспыхнула Завирушка. Кажется, сегодня она за одно утро краснела чаще, чем за всю предыдущую жизнь. — Это какая-то магия! Я как будто провалилась в это действие. Я была Мья Алепу, я любила Падпараджу, мы сожгли монастырь, мы бежали к пиратам, мы…
— И что было дальше?
— Не знаю. Как в порту — что-то увидела, но что? Не помню, простите.
— В обоих случаях есть только одно сходство — ты увидела моряка на деревянной ноге. Это ни о чем тебе не напоминает, может быть, что-нибудь из детства?
— Простите, господин Полчек, я совершенно не помню ничего до монастыря, а там не было никого на протезе, я бы запомнила.
— Сейчас не часто встретишь деревянные ноги, — кивнул он, — заклинания регенерации дороги, но мало кто предпочтёт мучиться, но не заплатить. И всё же… Посмотри туда!
Полчек сказал это неожиданно резко, командным тоном, Завирушка повернула голову за его рукой, и…
— Что же она так орёт? — поморщился, потирая уши, Кифри, с которого слетела иллюзия Дебоша Пустотелого. — Ну и голос…
— Позови кого-нибудь, пусть отнесут девочку обратно в кровать. Надеюсь, на этот раз она придёт в себя быстрее.
— Я отнесу, — в дверях стоит Спичка.
— Хорошо. Тогда ты, Кифри, скажи Пану, чтобы он обновил иллюзии на фасаде. Ещё штрафов от города нам не хватало.
Дварфиха, укоризненно косясь на Полчека, подняла на руки лёгкую девушку и удалилась с ней в коридор. За ней ушёл Кифри.
— Франциско! — позвал Полчек, рассматривая дыру на потёртом обшлаге сюртука.
— Да, господин?
— У меня нет костюма приличнее?
— Нет, господин. Но немного магии иллюзий…
Полчек проводит по рукаву ладонью, и сюртук снова приобретает щегольской, с некоторой даже вызывающей роскошью вид.
— Портные совершенно потеряли совесть со своими расценками, — сообщает нейтрально гоблин.
— Мы действительно настолько нищие?
— Как портовые крысы, господин. Я не получал жалования уже… Да никогда не получал.
— У тебя есть жалование? — удивился Полчек.
— Так написано в договоре, перешедшем на меня после кончины моего отца, Франциско Шнобеля Четвёртого.
— А почему я этого не знаю?
— Вы не очень внимательны к денежным делам, господин. Вы слишком поглощены вашими великими пьесами.
— Подсчитай, сколько Дом тебе должен.
— Но, господин, это не обязательно…
— Дом Кай дорожит своей репутацией. Сделай это.
— Слушаюсь, господин.
— Она всё равно поймёт, что это иллюзия, — пожаловался Полчек в пространство.
— Господин собирается навестить мать?
— Боюсь, придётся. И я буду выглядеть в её глазах ровно таким неудачником, каким являюсь.
— Не всё измеряется деньгами, господин. Вот ваш кофий.
— Демоны края, Франциско! Он опять солёный!
— Вероятно, кобольды опять прокрались и перепутали банки.
— Более вероятно, что ты не надеваешь очки!
— Моё зрение всегда к вашим услугам, господин!
— Упрямый старик… Иди, разберись уже с этими банками!
* * *
— Ты не очень-то честен с этой девочкой, Полчек, — упрекает его дварфиха.
— Честность — привилегия богатых. Сегодня мне объяснили, что я беднее портовых нищих.
— Портовые нищие — элита гильдии, в городе почти все беднее.
— Ты поняла, о чём я. Кроме того, я вовсе не уверен, что она та, кого я ищу. Слишком молода даже для её ребёнка.
— А если окажется, что ты не ошибся? Что ты ей скажешь? Неужели правду?
— Нет никакой правды, Спичка. Точнее, их тысячи. Но если я прав, она об этом узнает.
— Кое-что, когда-нибудь, в той форме, которая не помешает твоим планам?
— Ставки высоки.
— Нет никакой игры, Полчек. Ты её выдумал и играешь в неё сам с собой. Потому и ставок никаких нет. Но ты же меня не послушаешь…
— Прости, Спичка, мы можем спорить об этом вечно. Но я хотел тебя спросить — ты же общаешься с моей матерью?
— Не так часто, как ты думаешь. Но да, иногда видимся.
— И… Как она?
— Что именно тебя интересует? Жива ли и здорова? Да, хвала Вечне. Ты мог бы этим поинтересоваться и раньше. Вспоминает ли о тебе? Да, при каждой встрече я подтверждаю, что её сын всё такой же балбес и всё так же лелеет свои детские обидки.
— Спичка!
— А что? Я не права? Впрочем, ты не спросил бы просто так. Неужели собрался навестить Юдалу?
— Возможно, придётся, — вздохнул Полчек. — Девочка не помнит своего детства, но впадает в панику при виде одноногого моряка. Надо вернуть ей память, а кто умеет это лучше птах Вечны Нашёптанной?
— Юдала не единственная опытная птаха в городе, — напомнила дварфиха.
— Неизвестно, что всплывёт при этом. Не хочу, чтобы Дом Теней узнал всё раньше меня.
— Сколько вы с ней не виделись?
— Недостаточно, чтобы я её простил, — отрезал Полчек, вставая. — Но я готов перешагнуть через себя ради дела. Где она сейчас живёт?
— В трипернатом храме. Занимается врачеванием душевных недугов, если тебе интересно.
— Я в здравом уме, если ты на это намекаешь.
— Видно, что ты никогда не попадал руки профессионалов, — рассмеялась Спичка. — Иначе знал бы, что ум здравым не бывает!
* * *
— Куда мы идём, господин Полчек? — спрашивает семенящая рядом с длинноногим драматургом Завирушка.
— В храм Вечны Нашёптанной.
— Вы решили, что мне лучше покаяться и пройти послушание? — вздыхает девушка. — Вы, наверное, правы. Я и так заняла много вашего времени…
— Нет. Мы идём к моей матери.
— К вашей матери? Но зачем? Ой… Нет… — девушка в очередной раз густо покраснела.
— Не выдумывай себе глупостей, — раздражённо говорит Полчек. — Моя мать — сильная посвящённая, прекрасно владеет магией ордена и специализируется на ментальных практиках. Она поможет разобраться, почему ты падаешь в обморок при виде одноногих.
— А это обязательно?
— А ты не хочешь?
— Я боюсь, — признаётся Завирушка.
— Чего?
— Боюсь узнать, кто я такая и откуда. Представьте себе: я живу-живу и думаю, что себя знаю. А потом раз — и оказывается, что я дочь… Ну, не знаю, демиурга! И сразу я — уже не я, а совсем другая девушка. Это почти как умереть, потому что той Завирушки, что была, уже не будет.
— Не преувеличивай. Если ты узнаешь о своём детстве, это никак не изменит ту, кто ты есть сейчас. Просто станешь знать о себе немножко больше.
— Вы думаете, я стану от этого счастливее?
