— Теперь садись, — потребовала стилистка. Неужели еще не всё?
Она снова колдовала над лицом и волосами, а время неумолимо текло. Мне начало казаться, что прошла целая вечность, что прием давно стартовал, и что Петя, отчаявшись дождаться, подхватил первую попавшуюся девчонку и укатил с ней к Дому правительства.
— Капельку духов на запястья, на мочки и в ложбинку. Теперь всё, — сказала Вива, открывая створки трюмо. — Глядись.
И я погляделась.
— Это н-не я, — промямлила, уставившись ошалело на неземное создание в отражении. У меня нет пышных волос, богатых миллиардом оттенков и уложенных в сложную прическу, в которой вспыхивают брызги синих капелек. У меня нет эффектно изогнутых бровей, очерченных глаз, загадочного взгляда, четкой линии скул, длинных загнутых ресниц, аккуратного носика и чувственного рта.
Из зеркала на меня смотрело Совершенство. Чистая Гармония. Симфония Симметрии. Ожившая Поэзия.
Боже, что я несу! Похоже, заболеваю нарциссизмом.
Отражение в зеркале дотронулось до колье. Значит, это не сон, это я! — осознала, когда подушечки пальцев ощутили рельефные камешки.
И с правого боку — я, и с левого — тоже. И со спины — я, и никто другой.
Это я стояла перед зеркалом и смотрела в него, не в силах оторвать взгляда.
Принцесса из грез. Богиня. Дивное волшебство.
Ладонь дотронулась до гладкой поверхности, и отражение ответило одинаковым жестом. Это я — там и здесь!
— Как называется? — осторожно прикоснулась к непослушным губам.
— Амарант.
— Не потеряются? — пролепетала я, показав на синие поблескивающие слезки в кокетливых завитках зеркального отражения.
— Намертво, — ответила с гордостью Вива. — После приема сниму. Аффа, заходи, — открыла дверь, и девушка ввалилась не удержавшись. Сколько времени она провела в коридоре, прислушиваясь?
— У меня уже мочи… — выплеснула соседка обиду и, не договорив, уставилась на меня. — Эва… ты же… как же… — выдавила ошеломленно и вдруг, зашвыркав носом, захлюпала. — Эвочка, ты такая!.. Такая!
И мне срочно захотелось поплакать вместе с ней, потому что потрясение от собственной внешности оказалось неменьшим, чем у Аффы.
— Не реветь! — приказала строго девица. — Не хватало нам красных глаз на последнем этапе.
— Все, молчу, — закрыла соседка ладонью рот, а второй замахала, отгоняя слезливую истерику. — Сейчас… это пройдет…
— Не время рыдать, мы и так припозднились, — отрезвила Вива.
Я бросилась к сумочке и включила телефон, известивший о тридцати пропущенных вызовах от Мэла за последние три часа и о десяти вызовах от Пети за последние десять минут. По каждому вызову на минуту опоздания.
Телефон ожил.
— Эва! — закричал из динамика спортсмен. — Ты где?
— Наверху. Сейчас спущусь.
— Я внизу в холле! — кричал как невменяемый Петя. — Я внизу!
— Уже иду!
Мы с Аффой лихорадочно засуетились, зато Вива была спокойна как удав.
— Девушка может позволить себе немножко опоздать, — сказала наставительно, помогая надеть шубку и перчатки, потому что мои руки неожиданно задрожали. — Капюшон не набрасывай, и так дойдешь до машины.
Я сунула соседке пакет с вещами, и она клятвенно пообещала приберечь их до возвращения с приема.
— Поеду к тетке, — заявила Аффа. — Посмотрю у нее по телеку. А ты куда? — спросила она стилистку.
Та неопределенно мотнула головой:
— К знакомым.
Осталось еще одно дело! — вспомнила я и, отойдя с телефоном к окну, набрала заветные девять цифр. Сердце замирало вместе с каждым длинным гудком, прежде чем в трубке щелкнуло, и мужской голос сказал:
— Да, слушаю.
— Это я, привет. Сейчас поеду на прием в Дом правительства. Меня пригласил студент Петя Рябушкин, победитель чемпионата по легкой атлетике, — просветила кратко и по уставу, после чего рассоединилась.
Дрожащие руки удалили номер из списка набранных и отключили аппарат. Хорошо, что даме нет необходимости брать с собой телефон. Хоть какая-то польза от дурацкого светского правила.
Телефон перекочевал к Аффе, засунувшей его в пакет.
— Ну, двинули? — распахнула Вива дверь. — Ты первая.
Выдохнув, я решительно шагнула в коридор и направилась к лестнице. Девчонки шли следом. А за дверью, отгораживающей третий этаж…
Поначалу мне пришло в голову, что тётка-вехотка назначила собрание, посвященное непрекращающемуся ремонту. Сверху донизу лестница была набита галдящим студенчеством.
При нашем появлении голоса смолкли, и наступила тишина, а гул укатился на первый этаж:
— Идут, идут!
И Аффа снова всхлипнула где-то позади.
Как в тумане уходили ступеньки под ногами, и передо мной расступались, пропуская. Улыбались и смотрели — с восхищением и восторгом.
Я и не подозревала о том, сколько студентов жило в нашем общежитии. Мало с кем из них была знакома, но сталкивалась в столовой, в библиотеке, в архиве, на лекциях, на консультациях и экзаменах.
Там был сосед Радика, прилепившийся к двери на втором этаже и подмигнувший мне. Там был Капа, которому надлежало навещать отца в больнице. Там был Радик, улыбавшийся так, словно весь снег, нападавший за зиму, растаял, и началась весна. Там был Алесс, опершийся о перила на первом этаже. Ухмыляясь, рыжий протянул руку, в которую я вложила ладошку в перчатке, а он по-джентельменски поцеловал её.
Там было много парней и девчонок, — за моей спиной, вдоль коридора, впереди в холле. Тётка-вехотка заняла подоконник у окна, и, сложив руки замочком на животе, переговаривалась с пузатеньким усатым мужчиной.
А у выхода метался взъерошенный и отчаявшийся Петя. Увидев меня, он замер и растерянно заозирался. Похоже, спортсмен не узнал свою даму.
— Петя, привет, — подошла я к нему.
Голос охрип, губы не слушались. Бом-м, бом-м! — звенело в голове.
— Эва?! — выдохнул пораженный чемпион. — Эва…
— Какая красота! — сказал в тишине усатый друг комендантши. — За нее и убить можно.
Петя, выйдя из потрясенного ступора, протянул букетик в золотой бумаге с блестящими серпантинными завитушками. Взяв цветы, я вложила ладонь в руку парня и обернулась.
Всё общежитие вышло провожать меня, и, столпившись в холле, все смотрели на нас с чемпионом.
Вива, оттесненная к стене, отсалютовала мне сжатым кулаком. Да, мы покажем им, что не лыком шиты, — кивнула я. Мучения того стоили.
В уголке всхлипывала расчувствовавшаяся Аффа и отбивалась от Капы, подкалывавшего её.
Я видела, многие из девчонок не сдерживали эмоций, будучи солидарными с соседкой. Наверное, сегодня каждая из них представила в своем воображении, каким станет самый важный день в ее жизни.
И правда, меня провожали как невесту, передавая в объятия измученного ожиданием жениха.
Воздушный поцелуй улетел, адресованный всем-всем-всем собравшимся, и холл взорвался свистом и рукоплесканиями.
Еще мгновение, и расплачусь самым позорным образом.
— Эва… — потянул меня чемпион. — Прошу, — и распахнул дверь.
Пылающие щеки опалил свежий воздух.
Перед крыльцом общежития стоял многометровый белый лимузин, открытую дверцу которого придерживал водитель в форменной одежде и фуражке. Как же Петиной машине удалось попасть за ворота, в святая святых институтского периметра, куда не допускали никого из смертных?
— Стопятнадцатый, — сказал мой кавалер, уловив суть немого удивления.
Конечно, это Генрих Генрихович.
Все-таки не удержусь. Разревусь и опозорюсь, и никакая стойкая косметика не выдержит моих кислотных слез.
— Эва, — сказал спортсмен, подведя меня к дверце. — Спасибо тебе.
— Тебе спасибо, — поблагодарила я вдохновенно, усаживаясь отрепетированным движением на сиденье.
Все правильно, ошибки не было. Спасибо Пете за то, что он попросил вернуть долг. В тот миг я ощущала себя наисчастливейшим человеком на земле.
